Буквы.
Хараппа (3 тыс. - 17-16 вв. до н. э.)
тертерийская табличкаПисьмена из Диспилио
табличка из Диспилио, 5260 годом до н. э.
лемносская стела (VI веку до н. э)
Buchstaben
Gelegentlich ergreifen wir die Feder
Und schreiben Zeichen auf ein wei?es Blatt,
Die sagen dies und das, es kennt sie jeder,
Es ist ein Spiel, das seine Regeln hat.
Doch wenn ein Wilder oder Mondmann kameUnd solches Blatt, solch furchig Runenfeld
Neugierig forschend vor die Augen nahme,
Ihm starrte draus ein fremdes Bild der Welt,
Ein fremder Zauberbildersaal entgegen.
Er sahe A und B als Mensch und Tier,
Als Augen, Zungen, Glieder sich bewegen,
Bedachtig dort, gehetzt von Trieben hier,
Er lase wie im Schnee den Krahentritt,
Er liefe, ruhte, litte, floge mit
Und sahe aller Schopfung Moglichkeiten
Durch die erstarrten schwarzen Zeichen spuken,
Durch die gestabten Ornamente gleiten,
Sah Liebe gluhen, sahe Schmerzen zucken.
Er wurde staunen, lachen, weinen, zittern,
Da hinter dieser Schrift gestabten Gittern
Die ganze Welt in ihrem blinden Drang
Verkleinert ihm erschiene, in die Zeichen
Verzwergt, verzaubert, die in steifem Gang
Gefangen gehn und so einander gleichen,
Da? Lebensdrang und Tod, Wollust und Leiden
Zu Brudern werden, kaum zu unterscheiden ...
Und endlich wurde dieser Wilde schreien
Vor unertraglicher Angst, und Feuer schuren
Und unter Stirnaufschlag und Litaneien
Das wei?e Runenblatt den Flammen weihen.
Dann wurde er vielleicht einschlummernd spuren,
Wie diese Un-Welt, dieser Zaubertand,
Dies Unertragliche zuruck ins Niegewesen
Gesogen wurde und ins Nirgendland,
Und wurde seufzen, lacheln und genesen
Буквы.
Берем перо, легко наносим знаки
На белый лист уверенной рукой.
Они ясны. Понять их может всякий,
Есть сумма правил для игры такой.
Но если бы дикарь иль марсианин
Вперился взглядом в наши письмена,
Ему б узор их чуден был и странен,
Неведомая, дивная страна,
Чужой, волшебный мир ему б открылись
И перед ним не А, не Б теперь,
А ноги б, руки, лапы копошились,
Шел человек, за зверем гнался б зверь,
Пришелец, содрогаясь и смеясь,
Как след в снегу, читал бы эту вязь.
Он тоже копошился, шел бы, гнался,
Испытывал бы счастье и страданья
И, глядя на узор наш, удивлялся
Многоразличным ликам мирозданья.
Ведь целый мир предстал бы уменьшенным
В узоре букв пред взором пораженным.
Вселенная через решетку строк
Открылась бы ему в ужимках знаков,
Чей четкий строй так неподвижно-строг
И так однообразно одинаков,
Что жизнь, и смерть, и радость, и мученья
Теряют все свои несовпаденья.
И вскрикнул бы дикарь. И губы сами
Запричитали б, и, тоской объятый
Несносною, он робкими руками
Развел костер, бумагу с письменами
Огню принес бы в жертву, и тогда-то,
Почувствовав, наверное, как вспять
В небытие уходит морок зыбкий,
Дикарь бы успокоился опять,
Вздохнул бы сладко и расцвел улыбкой.
Герман Гессе.