Девять Эссе: # 2. Самое длинное слово.
Моё знакомство с творчеством художника К.Н. Рериха произошло, когда мне было 12 лет. Мама накупила всяких книжек на той выставке в музее нашего маленького городка и еще 2 недели читала и плакала над этими книгами. Собственно тогда мне было несколько невдомёк, как эти книги повлияют на меня через 2 года. Я просто перебирал свою библиотеку мальчика-ботана и наткнулся на них. Потом были поездки в Рериховское общество, кришнаиты, буддисты, философия дзен и апогеем этих исканий стали сайентологи после 2ого курса университета. Собственно, вы понимаете, о чем я говорю. Но тут на беду борющимся за мою душу эгрегоров стала студенческая практика.
Там было всё: море, солнце, девочки, алкоголь… После этого я пришел в логово сектантов, забрал свои вещи и сказал: «Ребята! Как хотите, но я понял, что к чему». Ребята остались, а я пошел в общагу. Мусор в моей голове растворился с лёгкостью сахарного кубика в чае. Через несколько месяцев сидя на зачёте у одной из наших стареньких преподавательниц я выслушивал нотации о моём ветреном образе жизни. Мальчик-ботан стал «этаким мальчиком». Поиски сути, смысла, экзистенциальности бытия растворились вместе с мусором и просто стали жизнью. Обычно наоборот делали отцы-пустынники, некогда слывшие удалыми гусарами. Всё было бы хорошо в тех поисках истинного знания, если бы не то, что я просто не задавал СЕБЕ вопросов. Я задавал вопросы людям, богу мирозданию, но либо они не хотели давать ответа, либо я обладал особой душевной глухотой - ответа я не слышал. А моё пьяное состояние и нетрезвая подруга-студентка под боком как-то очень помогли задать себе вопрос: «А что я сейчас делаю?». И первый раз за мою жизнь кто-то там, внутри, вдруг ответил: «Ты пьяная сволочь! У тебя зачет по микробиологии через 2 дня и по «индивидуалке» конь не валялся». Те минуты задумчивости, первое время поглотившие меня, стали основой того, кто стремился уже не к истинному знанию, а к истинному себе. В себе я увидел не конечный ответ, а вселенную вопросов и ответов, кажущихся бесконечными по сей день. «Я» наверное самое длинное слово в человеческой жизни, не первое как «мама», а длинное. Говорим мы его первый раз, когда осознаем себя, и проносим его через всю свою жизнь, потому такое и длинное. Потому такое бесконечное число вопросов и ответов именно в нём. Во мне.
Там было всё: море, солнце, девочки, алкоголь… После этого я пришел в логово сектантов, забрал свои вещи и сказал: «Ребята! Как хотите, но я понял, что к чему». Ребята остались, а я пошел в общагу. Мусор в моей голове растворился с лёгкостью сахарного кубика в чае. Через несколько месяцев сидя на зачёте у одной из наших стареньких преподавательниц я выслушивал нотации о моём ветреном образе жизни. Мальчик-ботан стал «этаким мальчиком». Поиски сути, смысла, экзистенциальности бытия растворились вместе с мусором и просто стали жизнью. Обычно наоборот делали отцы-пустынники, некогда слывшие удалыми гусарами. Всё было бы хорошо в тех поисках истинного знания, если бы не то, что я просто не задавал СЕБЕ вопросов. Я задавал вопросы людям, богу мирозданию, но либо они не хотели давать ответа, либо я обладал особой душевной глухотой - ответа я не слышал. А моё пьяное состояние и нетрезвая подруга-студентка под боком как-то очень помогли задать себе вопрос: «А что я сейчас делаю?». И первый раз за мою жизнь кто-то там, внутри, вдруг ответил: «Ты пьяная сволочь! У тебя зачет по микробиологии через 2 дня и по «индивидуалке» конь не валялся». Те минуты задумчивости, первое время поглотившие меня, стали основой того, кто стремился уже не к истинному знанию, а к истинному себе. В себе я увидел не конечный ответ, а вселенную вопросов и ответов, кажущихся бесконечными по сей день. «Я» наверное самое длинное слово в человеческой жизни, не первое как «мама», а длинное. Говорим мы его первый раз, когда осознаем себя, и проносим его через всю свою жизнь, потому такое и длинное. Потому такое бесконечное число вопросов и ответов именно в нём. Во мне.