Сон о затерявшейся душе
Это произошло уже больше месяца назад. Если быть более точным, то 40 дней тому назад. Я уверен, что все запомнили ту дату. 29 марта. ЧП в масштабе всей страны. Тем более, что не далее как позавчера в ЖЖ отмечали и освещали 40 дней той трагедии.
Но только сейчас я нашёл в себе силы, и слова, написать о ней. Я так же уверен, что все помнят детали, обстоятельства и подробности происшедшего. Поэтому не стану ничего подобного говорить. Более того, я даже не хочу описывать наши переживания и чувства, посвящённые тому грустному поводу. В конце концов, и меня, и мою любимую воротит от шаблонных комментариев тысяч интернет-пользователей в стиле «а у меня будильник сломался, и я не успел на тот поезд, а ведь мог бы погибнуть».
Я лучше расскажу вам о том, что случилось потом.
Вскоре после взрыва моей Эле приснился сон, который она мне и поведала. Этот сон напугал нас обоих. Ей приснилось метро. Но нас напугало то, каким оно оказалось во сне. Вот её рассказ, в точности, как она сама записала. Перечитывая его вновь и вновь, я опять возвращаюсь в тот день, когда сидел напротив, слившись со стулом, и молча слушал, глядя в её испуганные глаза, впитывая в себя её поразительную историю.
«31 марта.
Проснувшись утром, я сказала Саше, что мне снилось метро. Ни он, ни я особого внимания этому факту не уделили, ведь сегодня это неудивительно.
ок. 19 часов того же дня
Сейчас я подошла к зеркалу. Сначала я почему-то испугалась своего отражения, а потом вспомнила: я летела в тоннеле, и куда бы я ни сворачивала на перекрестках, всегда попадала на место трагедии. Помню, я ничего не понимала, металась и очень хотела выбраться на улицу. Мне подсказывали, как можно перейти с этой станции на другую, где выход открыт. Я летела туда, но снова попадала в ловушку и возвращалась к огромной горе цветов в зале станции (которая, кстати, выглядела очень мягкой и как бы зазывала прилечь на нее и успокоиться). Дальше только несвязные обрывки - помню много проходов в стене (именно в стене, я еще подумала, что эти проходы образовались взрывом), длиннющие тоннели, маленькие тесные комнатки уборщиц и то, что порядок станций и движение поездов были сильно нарушены (напр., следующая станция за Арбатской был Парк Культуры, и вообще за любой станцией была одна из - Лубянка или Парк).
Сейчас пишу это, и ком к горлу подкатывает, а глаза наполняются слезами - так жалко ее, душу, затерявшуюся. Я ведь только сейчас, вспоминая сон и обрабатывая его, понимаю, что я умерла и просто не принимала это, иначе, почему я летала, и у меня не было телесной оболочки, а во сне я даже не задавалась этими вопросами.
Я так и не выбралась из закафеленного пространства с черными, уходящими вдаль коридорами.
А те образы, которые помогали мне выбраться, подсказывая, где открытые выходы, они тоже умерли, но в отличие от меня, они это знали, и не говорили мне, что я погибла при взрыве, видимо, потому, что хотели, чтобы я сама это поняла».
Что это было? Простая, банальная реакция подсознания, или сознания, или что там ещё управляет снами, на трагедию? Или … нечто большее, что невозможно объяснить логически, и рационально?
Когда я только слушал её рассказ, я сразу воспринял его иначе. Это, не знаю, какое слово подобрать, впечатление, не было обычным сном. Оно не походило ни на один сон, который мне когда-либо снился, или рассказ, о котором я слышал в течение своей жизни. Оно было другим. Более реальным, живым, и наполненным особым смыслом.
Примеров тому было много. Начиная от бытовых подробностей, вроде фланелевых халатов уборщиц, которые она видела, пролетая по узким коридорам станций, и заканчивая деталями, имеющими более глубокий смысл, например, в том месте, где Эля испугалась своего отражения в зеркале.
Это было не её отражение. Лицо в зеркале оказалось совершенным, идеальным, гармоничным: нос был очень узким, более красивым, вообще все черты лица слишком правильные, тонкие. В результате, на фоне всего остального отражение сильно выделялось, будто выдаваясь вперёд, чуть ли не светясь, из-за чего Эля даже назвала его божественным. Поэтому, когда любимая закончила рассказ, я сразу решил, что это был не сон. Почему нет?
Во-первых, в самом сне были намёки на его особую реальность. Помните сцену с отражением? Моя любимая поняла, почему её отражение светилось и было таким совершенным и красивым. Оно было не божественным, она ошибалась: в отражении был ангел, что подтверждает наше предположение о том, что она поймала волну умершего человека.
Кроме того, была ещё одна сцена, отличившаяся глубоким значением: когда Эля металась по метро в поисках выхода. Кто подсказал ей его? Образ пожилой женщины. Причём, именно образ, а не человек: размытый, туманный и неясный. Эля восприняла его появление очень ясно: «я сама должна была понять, что умерла», говорила она.
Во-вторых, Эля сама по себе такой человек, чувствительный и тонкий ,что я допускаю, она могла настроиться на волну смерти. Моя любимая всегда отличалась повышенной чувствительностью в подобного рода вещах. Есть многочисленные примеры проявления её невероятной интуиции, которые нельзя списать на статистику, законы вероятности, случай и совпадения.
Более того. Моя любимая обладает даром переноситься во времени, перевоплощаясь в героев давно минувших дней, преданий старины глубокой. Эта её способность проявляется ярче всего в музеях, когда она наблюдает предметы прошедших эпох.
В общем, понимаю, что эти примеры не могут быть достаточно убедительны для незнакомых близко с ней. Но я всё-таки думаю, что моя Эля уловила нечто, что можно назвать следом, остатком человеческой жизни, безвременно и трагично оборвавшейся тем заурядным суетным московским утром. Во сне она каким-то неведомым образом смогла настроиться на волну, будто радиоприёмник, на частоту, на которой звучали последние отзвуки души, ещё позавчера жившей, любившей, страдавшей.
Я понимаю, как всё это выглядит, и звучит. Типичная современная мистика, в духе американских фильмов (от «Шестого чувства» до «Пассажиров»). Хотя я сам всегда был рациональным, логичным, трезво и здраво мыслящим человеком и философом. А философский факультет только укрепил, дал прочное основание моему врождённому скептицизму, атеизму и прочим невериям.
Но в данном случае я не могу отвернуться от главного свидетельства правды, для меня неопровержимого и фундаментального: от слёз моей любимой. Когда она передавала мне свой сон, она плакала, слёзы катились по её щекам, падая на нервно сжатые, переплетённые пальцы рук, ломая мою привычную картину мира. Я чувствовал, видел, ощущал, что она пересказывает не сон, но приключения чужой души, заблудшей после внезапной смерти, и продолжавшей повторять последние мгновения жизни, снова и снова проигрывая ту поездку и всё, что случилось затем.
Где это происходило? В каких пространствах, астральных, или ещё каких-нибудь, души людей продолжают жить после человеческой смерти, те десятки погибших, где они пребывают, кружась по коридорам метро, ставшим для них вечным пленом, ареной последнего танца?
Я не знаю. И вспоминая ужас Эли, уже не уверен, что хочу узнать. Её рассказ преследовал меня все эти сорок дней, не давая забыть, отдохнуть, - пока я не написал об этом. Мне до сих пор кажется, что Эля смогла, может и случайно, заглянуть в окно в другой мир, тот, о котором так много писали философы, поэты и мистики. Раньше я только читал о таких вещах, у Сведенборга, Бёме, древних греков. Но тут я впервые в жизни столкнулся воочию с действительностью иного рода. Одно дело книги, и совсем другое - рассказ близкого человека, его эмоции, слёзы, и впечатления.
Но что же это всё-таки было? Разгадать до конца загадку я пока не смог. Остаётся лишь вечная тайна, и наша оторопь перед ней.
Но только сейчас я нашёл в себе силы, и слова, написать о ней. Я так же уверен, что все помнят детали, обстоятельства и подробности происшедшего. Поэтому не стану ничего подобного говорить. Более того, я даже не хочу описывать наши переживания и чувства, посвящённые тому грустному поводу. В конце концов, и меня, и мою любимую воротит от шаблонных комментариев тысяч интернет-пользователей в стиле «а у меня будильник сломался, и я не успел на тот поезд, а ведь мог бы погибнуть».
Я лучше расскажу вам о том, что случилось потом.
Вскоре после взрыва моей Эле приснился сон, который она мне и поведала. Этот сон напугал нас обоих. Ей приснилось метро. Но нас напугало то, каким оно оказалось во сне. Вот её рассказ, в точности, как она сама записала. Перечитывая его вновь и вновь, я опять возвращаюсь в тот день, когда сидел напротив, слившись со стулом, и молча слушал, глядя в её испуганные глаза, впитывая в себя её поразительную историю.
«31 марта.
Проснувшись утром, я сказала Саше, что мне снилось метро. Ни он, ни я особого внимания этому факту не уделили, ведь сегодня это неудивительно.
ок. 19 часов того же дня
Сейчас я подошла к зеркалу. Сначала я почему-то испугалась своего отражения, а потом вспомнила: я летела в тоннеле, и куда бы я ни сворачивала на перекрестках, всегда попадала на место трагедии. Помню, я ничего не понимала, металась и очень хотела выбраться на улицу. Мне подсказывали, как можно перейти с этой станции на другую, где выход открыт. Я летела туда, но снова попадала в ловушку и возвращалась к огромной горе цветов в зале станции (которая, кстати, выглядела очень мягкой и как бы зазывала прилечь на нее и успокоиться). Дальше только несвязные обрывки - помню много проходов в стене (именно в стене, я еще подумала, что эти проходы образовались взрывом), длиннющие тоннели, маленькие тесные комнатки уборщиц и то, что порядок станций и движение поездов были сильно нарушены (напр., следующая станция за Арбатской был Парк Культуры, и вообще за любой станцией была одна из - Лубянка или Парк).
Сейчас пишу это, и ком к горлу подкатывает, а глаза наполняются слезами - так жалко ее, душу, затерявшуюся. Я ведь только сейчас, вспоминая сон и обрабатывая его, понимаю, что я умерла и просто не принимала это, иначе, почему я летала, и у меня не было телесной оболочки, а во сне я даже не задавалась этими вопросами.
Я так и не выбралась из закафеленного пространства с черными, уходящими вдаль коридорами.
А те образы, которые помогали мне выбраться, подсказывая, где открытые выходы, они тоже умерли, но в отличие от меня, они это знали, и не говорили мне, что я погибла при взрыве, видимо, потому, что хотели, чтобы я сама это поняла».
Что это было? Простая, банальная реакция подсознания, или сознания, или что там ещё управляет снами, на трагедию? Или … нечто большее, что невозможно объяснить логически, и рационально?
Когда я только слушал её рассказ, я сразу воспринял его иначе. Это, не знаю, какое слово подобрать, впечатление, не было обычным сном. Оно не походило ни на один сон, который мне когда-либо снился, или рассказ, о котором я слышал в течение своей жизни. Оно было другим. Более реальным, живым, и наполненным особым смыслом.
Примеров тому было много. Начиная от бытовых подробностей, вроде фланелевых халатов уборщиц, которые она видела, пролетая по узким коридорам станций, и заканчивая деталями, имеющими более глубокий смысл, например, в том месте, где Эля испугалась своего отражения в зеркале.
Это было не её отражение. Лицо в зеркале оказалось совершенным, идеальным, гармоничным: нос был очень узким, более красивым, вообще все черты лица слишком правильные, тонкие. В результате, на фоне всего остального отражение сильно выделялось, будто выдаваясь вперёд, чуть ли не светясь, из-за чего Эля даже назвала его божественным. Поэтому, когда любимая закончила рассказ, я сразу решил, что это был не сон. Почему нет?
Во-первых, в самом сне были намёки на его особую реальность. Помните сцену с отражением? Моя любимая поняла, почему её отражение светилось и было таким совершенным и красивым. Оно было не божественным, она ошибалась: в отражении был ангел, что подтверждает наше предположение о том, что она поймала волну умершего человека.
Кроме того, была ещё одна сцена, отличившаяся глубоким значением: когда Эля металась по метро в поисках выхода. Кто подсказал ей его? Образ пожилой женщины. Причём, именно образ, а не человек: размытый, туманный и неясный. Эля восприняла его появление очень ясно: «я сама должна была понять, что умерла», говорила она.
Во-вторых, Эля сама по себе такой человек, чувствительный и тонкий ,что я допускаю, она могла настроиться на волну смерти. Моя любимая всегда отличалась повышенной чувствительностью в подобного рода вещах. Есть многочисленные примеры проявления её невероятной интуиции, которые нельзя списать на статистику, законы вероятности, случай и совпадения.
Более того. Моя любимая обладает даром переноситься во времени, перевоплощаясь в героев давно минувших дней, преданий старины глубокой. Эта её способность проявляется ярче всего в музеях, когда она наблюдает предметы прошедших эпох.
В общем, понимаю, что эти примеры не могут быть достаточно убедительны для незнакомых близко с ней. Но я всё-таки думаю, что моя Эля уловила нечто, что можно назвать следом, остатком человеческой жизни, безвременно и трагично оборвавшейся тем заурядным суетным московским утром. Во сне она каким-то неведомым образом смогла настроиться на волну, будто радиоприёмник, на частоту, на которой звучали последние отзвуки души, ещё позавчера жившей, любившей, страдавшей.
Я понимаю, как всё это выглядит, и звучит. Типичная современная мистика, в духе американских фильмов (от «Шестого чувства» до «Пассажиров»). Хотя я сам всегда был рациональным, логичным, трезво и здраво мыслящим человеком и философом. А философский факультет только укрепил, дал прочное основание моему врождённому скептицизму, атеизму и прочим невериям.
Но в данном случае я не могу отвернуться от главного свидетельства правды, для меня неопровержимого и фундаментального: от слёз моей любимой. Когда она передавала мне свой сон, она плакала, слёзы катились по её щекам, падая на нервно сжатые, переплетённые пальцы рук, ломая мою привычную картину мира. Я чувствовал, видел, ощущал, что она пересказывает не сон, но приключения чужой души, заблудшей после внезапной смерти, и продолжавшей повторять последние мгновения жизни, снова и снова проигрывая ту поездку и всё, что случилось затем.
Где это происходило? В каких пространствах, астральных, или ещё каких-нибудь, души людей продолжают жить после человеческой смерти, те десятки погибших, где они пребывают, кружась по коридорам метро, ставшим для них вечным пленом, ареной последнего танца?
Я не знаю. И вспоминая ужас Эли, уже не уверен, что хочу узнать. Её рассказ преследовал меня все эти сорок дней, не давая забыть, отдохнуть, - пока я не написал об этом. Мне до сих пор кажется, что Эля смогла, может и случайно, заглянуть в окно в другой мир, тот, о котором так много писали философы, поэты и мистики. Раньше я только читал о таких вещах, у Сведенборга, Бёме, древних греков. Но тут я впервые в жизни столкнулся воочию с действительностью иного рода. Одно дело книги, и совсем другое - рассказ близкого человека, его эмоции, слёзы, и впечатления.
Но что же это всё-таки было? Разгадать до конца загадку я пока не смог. Остаётся лишь вечная тайна, и наша оторопь перед ней.