Дмитрий Быков - об Окуджаве, народе и интеллигенции
Сегодня я повезу, уже скоро, через 5 часов, школьников из Новых Черёмушек в Переделкино - в музей Окуджавы. Готовясь к экскурсии, как и в прошлый раз, читаю книгу моего любимого Дмитрия Быкова из серии ЖЗЛ "Булат Окуджава".
http://www.imwerden.info/belousenko/books/bykov/bykov_okudzhava.htm
Обожаю его - Быкова: уж больно нравится его мысль, быстрая и точная, отточенная, как удар саблей. "Порхает, как бабочка, жалит, как пчела".
Вот, например, интересное наблюдение о народе и его прекрасной душе, выраженной прежде всего в песнях:
"Окуджава часто повторял, что народные песни - всегда хорошие: плохие народ попросту забывает, их не поют. «У меня много вещей, которые потом петь не хочется,- значит, плохо». (В разряд плохих у него тем самым попадали и шедевры - не всякую же вещь хочется петь, в конце концов! Вряд ли когда-то уйдут в народ «Мой почтальон» или «Вилковские фантазии», но хуже от этого не становятся)".
Я тоже люблю народные песни - "Когда мы были на войне", "Ой любо, братцы, любо", и другие. Да что там говорить, я вообще свой народ русский люблю, есть же в нём хорошее, доброе. Есть.
Да только вместе с добром и зло тут же, рядышком, моститься, стараясь поудобнее устроиться. И тот же народ, что поёт, до сих пор, эти чудесные песни, заходится шовинистической истерией, бьётся в пароксизме псевдопатриотического угара, содрогаясь в конвульсиях не изжитой за 25 лет имперской заразы - приветствует агрессию, аннексию, чистый фашизм и диктатуру.
Почему? Бьюсь над этим, голову ломаю, уже столько лет. Быков в "Окуджаве" объяснил это так:
"В русском фольклоре - да и в национальном характере - поражают то же упорство фатализма, страшная воля, с которой народ охраняет свое безволие. Не желая ничего выбирать, профанируя любой выбор, этот же народ гениально приспосабливается к тому, что выбрали за него. Здесь та же, истинно народная, очень русская (при всех германских корнях Жуковского и Блока, киплингианской закваске Окуджавы), обреченная готовность к подвигу и страданию, то же приятие жребия".
И дальше Быков очень метко изъясняет судьбу и драму русской, российской интеллигенции, вечно находящейся - и зажатой! - между народом и властью, как между молотом и наковальней:
"Именно поэтому художник этого склада обречен вновь и вновь делать вместе со своим народом тот выбор, который делает большинство,- даже если ему это совершенно поперек души; даже если четыре года спустя он расплатится за этот выбор жизнью, потому что жить в дивном новом мире ему оказывается несносно. И Блок, и Окуджава (Жуковского, к счастью, эта чаша миновала - он умер за границей) свой выбор сделали и прожили после этого по четыре года. Почему они поступили так, а не иначе - логически объяснить невозможно. Зато очень легко объяснить от противного, почему они не могли поступить иначе.
Иной выбор предполагал бы попытку снять с себя историческую ответственность. А Окуджава, как и Блок, знал, что он «подгребал стружки». Знал, что эти танки защищали его. И не прятался от этого факта, в отличие от десятков русских интеллигентов, осудивших расстрел Белого дома. Впрочем, были среди них и люди, имевшие на такое осуждение полное моральное право: Андрей Синявский, Владимир Максимов. Они не были ничем обязаны ельцинской власти и не несли перед нею никакой ответственности. (Так многие из бывших террористов, эсеров, сидельцев со стажем осудили большевистский режим, потому что не за это боролись и не так представляли свободу.) Окуджава, член писательского движения в поддержку перестройки «Апрель», человек, несколько раз публично поддержавший Ельцина, всего лишь расплатился за собственный выбор. И, если вдуматься, ничего другого позволить себе не мог.Так же когда-то пошел на войну Блок, которому, как и Окуджаве, почти не довелось поучаствовать в настоящих боях (правда, боевой опыт Окуджавы трагичнее - он провоевал два месяца на передовой, был ранен, но и ему, и Блоку война открылась в основном с самой абсурдной стороны - им было попросту нечего там делать).
После «Двенадцати» многие перестали подавать Блоку руку. После «письма сорока двух» и интервью, которое дал Окуджава члену московского КСП Андрею Крылову,- понятого многими как одобрение применения силы,- на минских гастролях поэту устроили настоящую обструкцию, а прекрасный артист Владимир Гостюхин - человек умеренно-патриотических убеждений - публично сломал и истоптал ногами пластинку его песен. Блок после рокового и неизбежного для себя шага оказался вовлечен в работу «Всемирной литературы» - комиссии, отбиравшей, заново переводившей и комментировавшей шедевры мировой культуры для публикации их в новой России. Он прилежно ходил на все заседания, откровенно скучал на них, писал шуточные стихи в альбом Чуковскому или просто на листках бумаги. Окуджава с 1991 года входил в комиссию по помилованию при президенте России; влияние ее на власть было примерно равно влиянию «Всемирной литературы» на культурную политику большевиков, но нескольких невиновных Анатолию Приставкину и его комиссии спасти удалось. Окуджава на этих заседаниях тоже скучал и время свое заполнял в основном сочинением шуточных посланий коллегам - песенка Льва Разгона, песенка Жени Альбац.
Когда-то Окуджава пророчески спел: «Я все равно паду на той, на той единственной гражданской…»
Кажется, Дубшан верно истолковал эти слова: «Не значит ли это, что любая война, Война вообще, есть гражданская, то есть та, на которой убивают и гибнут граждане, школяры и дилетанты войны, а не какие-то специальные военные люди?»
Но можно взглянуть и шире: не значит ли это, что всякая война в России есть именно гражданская, поскольку приводит к обострению одного и того же неразрешимого конфликта, условных красных и условных белых, чьи образы страны настолько различны, что не совпадут никогда? Не значит ли это, что всякая война здесь - только предлог для самоистребления? И что всякая гибель в России - есть гибель на гражданской войне?
В 1993 году Окуджава в первый и единственный раз в жизни выступил на стороне государства - он, сказавший: «Власть - администрация, а не божество».
По-моему, очень актуально. Объясняет многие действия интеллигенции в истории - я имею в виду прежде всего нашу российскую. А особенно хорошо объясняет нынешнюю поддержку диктатора, фашиста Путина некоторыми талантливыми людьми. Они просто последовательны, честны перед собой, поэтому платят за прежние ошибки. Ведь тогда, 15 лет назад, Путина поддержали самые разные люди.
Это мне, всегда, с самого начала к Путину отрицательно и резко негативно относившемуся, легко и свободно с ним бороться, ругать его, вскрывать его истинную гнилую сущность. Всем нам, молодым, оппозиционерам с самого начала, легко быть в оппозиции.
А им каково? Те, кто не умеет признавать свои ошибки, вынуждены повторять их. Вот и несут свой крест, поддержку Путина, актёры, режиссёры, писатели, и прочие, не в силах скинуть ярмо и сказать нет.
И только независимые - Акунин, Улицкая, Джигарханян, Мягков, Басилашвили, Ахеджакова, и многие другие, подписавшиеся против войны - нашли в себе волю и силы сказать нет фашизму.
http://www.imwerden.info/belousenko/books/bykov/bykov_okudzhava.htm
Обожаю его - Быкова: уж больно нравится его мысль, быстрая и точная, отточенная, как удар саблей. "Порхает, как бабочка, жалит, как пчела".
Вот, например, интересное наблюдение о народе и его прекрасной душе, выраженной прежде всего в песнях:
"Окуджава часто повторял, что народные песни - всегда хорошие: плохие народ попросту забывает, их не поют. «У меня много вещей, которые потом петь не хочется,- значит, плохо». (В разряд плохих у него тем самым попадали и шедевры - не всякую же вещь хочется петь, в конце концов! Вряд ли когда-то уйдут в народ «Мой почтальон» или «Вилковские фантазии», но хуже от этого не становятся)".
Я тоже люблю народные песни - "Когда мы были на войне", "Ой любо, братцы, любо", и другие. Да что там говорить, я вообще свой народ русский люблю, есть же в нём хорошее, доброе. Есть.
Да только вместе с добром и зло тут же, рядышком, моститься, стараясь поудобнее устроиться. И тот же народ, что поёт, до сих пор, эти чудесные песни, заходится шовинистической истерией, бьётся в пароксизме псевдопатриотического угара, содрогаясь в конвульсиях не изжитой за 25 лет имперской заразы - приветствует агрессию, аннексию, чистый фашизм и диктатуру.
Почему? Бьюсь над этим, голову ломаю, уже столько лет. Быков в "Окуджаве" объяснил это так:
"В русском фольклоре - да и в национальном характере - поражают то же упорство фатализма, страшная воля, с которой народ охраняет свое безволие. Не желая ничего выбирать, профанируя любой выбор, этот же народ гениально приспосабливается к тому, что выбрали за него. Здесь та же, истинно народная, очень русская (при всех германских корнях Жуковского и Блока, киплингианской закваске Окуджавы), обреченная готовность к подвигу и страданию, то же приятие жребия".
И дальше Быков очень метко изъясняет судьбу и драму русской, российской интеллигенции, вечно находящейся - и зажатой! - между народом и властью, как между молотом и наковальней:
"Именно поэтому художник этого склада обречен вновь и вновь делать вместе со своим народом тот выбор, который делает большинство,- даже если ему это совершенно поперек души; даже если четыре года спустя он расплатится за этот выбор жизнью, потому что жить в дивном новом мире ему оказывается несносно. И Блок, и Окуджава (Жуковского, к счастью, эта чаша миновала - он умер за границей) свой выбор сделали и прожили после этого по четыре года. Почему они поступили так, а не иначе - логически объяснить невозможно. Зато очень легко объяснить от противного, почему они не могли поступить иначе.
Иной выбор предполагал бы попытку снять с себя историческую ответственность. А Окуджава, как и Блок, знал, что он «подгребал стружки». Знал, что эти танки защищали его. И не прятался от этого факта, в отличие от десятков русских интеллигентов, осудивших расстрел Белого дома. Впрочем, были среди них и люди, имевшие на такое осуждение полное моральное право: Андрей Синявский, Владимир Максимов. Они не были ничем обязаны ельцинской власти и не несли перед нею никакой ответственности. (Так многие из бывших террористов, эсеров, сидельцев со стажем осудили большевистский режим, потому что не за это боролись и не так представляли свободу.) Окуджава, член писательского движения в поддержку перестройки «Апрель», человек, несколько раз публично поддержавший Ельцина, всего лишь расплатился за собственный выбор. И, если вдуматься, ничего другого позволить себе не мог.Так же когда-то пошел на войну Блок, которому, как и Окуджаве, почти не довелось поучаствовать в настоящих боях (правда, боевой опыт Окуджавы трагичнее - он провоевал два месяца на передовой, был ранен, но и ему, и Блоку война открылась в основном с самой абсурдной стороны - им было попросту нечего там делать).
После «Двенадцати» многие перестали подавать Блоку руку. После «письма сорока двух» и интервью, которое дал Окуджава члену московского КСП Андрею Крылову,- понятого многими как одобрение применения силы,- на минских гастролях поэту устроили настоящую обструкцию, а прекрасный артист Владимир Гостюхин - человек умеренно-патриотических убеждений - публично сломал и истоптал ногами пластинку его песен. Блок после рокового и неизбежного для себя шага оказался вовлечен в работу «Всемирной литературы» - комиссии, отбиравшей, заново переводившей и комментировавшей шедевры мировой культуры для публикации их в новой России. Он прилежно ходил на все заседания, откровенно скучал на них, писал шуточные стихи в альбом Чуковскому или просто на листках бумаги. Окуджава с 1991 года входил в комиссию по помилованию при президенте России; влияние ее на власть было примерно равно влиянию «Всемирной литературы» на культурную политику большевиков, но нескольких невиновных Анатолию Приставкину и его комиссии спасти удалось. Окуджава на этих заседаниях тоже скучал и время свое заполнял в основном сочинением шуточных посланий коллегам - песенка Льва Разгона, песенка Жени Альбац.
Когда-то Окуджава пророчески спел: «Я все равно паду на той, на той единственной гражданской…»
Кажется, Дубшан верно истолковал эти слова: «Не значит ли это, что любая война, Война вообще, есть гражданская, то есть та, на которой убивают и гибнут граждане, школяры и дилетанты войны, а не какие-то специальные военные люди?»
Но можно взглянуть и шире: не значит ли это, что всякая война в России есть именно гражданская, поскольку приводит к обострению одного и того же неразрешимого конфликта, условных красных и условных белых, чьи образы страны настолько различны, что не совпадут никогда? Не значит ли это, что всякая война здесь - только предлог для самоистребления? И что всякая гибель в России - есть гибель на гражданской войне?
В 1993 году Окуджава в первый и единственный раз в жизни выступил на стороне государства - он, сказавший: «Власть - администрация, а не божество».
По-моему, очень актуально. Объясняет многие действия интеллигенции в истории - я имею в виду прежде всего нашу российскую. А особенно хорошо объясняет нынешнюю поддержку диктатора, фашиста Путина некоторыми талантливыми людьми. Они просто последовательны, честны перед собой, поэтому платят за прежние ошибки. Ведь тогда, 15 лет назад, Путина поддержали самые разные люди.
Это мне, всегда, с самого начала к Путину отрицательно и резко негативно относившемуся, легко и свободно с ним бороться, ругать его, вскрывать его истинную гнилую сущность. Всем нам, молодым, оппозиционерам с самого начала, легко быть в оппозиции.
А им каково? Те, кто не умеет признавать свои ошибки, вынуждены повторять их. Вот и несут свой крест, поддержку Путина, актёры, режиссёры, писатели, и прочие, не в силах скинуть ярмо и сказать нет.
И только независимые - Акунин, Улицкая, Джигарханян, Мягков, Басилашвили, Ахеджакова, и многие другие, подписавшиеся против войны - нашли в себе волю и силы сказать нет фашизму.