Еду в Тулу, в первый раз в этом новом сезоне. Октябрь станет для меня месяцем Тулы: три экскурсии будет по этому славному городу.
Готовясь к экскурсии, я решил немного разнообразить свою устоявшуюся программу лекции по средневековой истории Руси рассказом о борьбе Московии с татарами в 14-17 веках. В том числе - про Дикое поле.
И нашёл в интернете, у Андрея Балдина, в его статье про смерть Льва Толстого «Что за Львом?» (журнал «Октябрь», № 11, 2005) мысль, показавшуюся мне верной, хоть и несколько банальной, обобщение средневековой истории окраин Руси:
«О слове Тула. Большинство исследователей производят его от слова тул: помещение для стрел внутри колчана, пустота, “влагалище” (В. Левшин, тульский летописец XVIII века). Тула, согласно этой версии, была местом потаенным, дающим укрытие для беглеца всякого рода. От Москвы, от Орды, от степи, от большого соседа малый человек прятался в Туле. В средние века Тула была помещена между княжествами Чернигова и Рязани, служила пограничной пустотой, ее почти ничье помещение и осваивали беглецы».
Можно примерно то же сказать и про Восточную Украину, которую всю занимало Дикое поле, простиравшееся как раз до Тулы. Мне всегда нравилась эта местность, её история и география.
Ведь Дикое поле - одно из самых романтичных мест в русской истории. Ничейная земля между Московией на севере, Литвой и Польшей на Западе, Крымским ханством на юге, и татарскими осколками Золотой Орды, казанскими, ногайскими и астраханскими, на востоке. Идеальное убежище для всех беглецов, разбойников, и свободолюбивых людей. Колыбель казаков, как раз с Доном в центре.
Очень красиво описал его Сенкевич в одном из лучших своих романов, «Огнём и мечом», по которому несколько лет назад сняли добротный исторический боевик. Я читал его как раз ровно четыре года назад, по вечерам, на работе, когда ещё был журналистом, корреспондентом журнала «Мир игр». Мой шеф уходила, я оставался один в кабинете, домой идти не хотелось, работать тоже, так что я ужинал бутербродами с паштетом, или колбасой, и читал в интернете книжки, вроде таких:
«… все на Руси, ожидая небывалых событий, обращались тревожной мыслью и взором к Дикому Полю, так как беда могла прийти скорее всего оттуда.
На Поле же ничего примечательного не происходило. Никаких особых побоищ или стычек, кроме привычных и всегдашних, не случалось, а об этих ведали разве что орлы, вороны, ястребы и полевой зверь.
Уж таким оно, это Поле, было. Последние признаки оседлой жизни к югу по Днепру обрывались вскоре за Чигирином, а по Днестру - сразу за Уманью; далее же - до самых до лиманов и до моря - только степь, как бы двумя реками окаймленная. В днепровской излучине, на Низовье, кипела еще за порогами казацкая жизнь, но в самом Поле никто не жил, разве что по берегам, точно острова среди моря, кое-где попадались "паланки". Земля, хоть и пустовавшая, принадлежала de nomine* Речи Посполитой, и Речь Посполитая позволяла на ней татарам пасти скот, но коль скоро этому противились казаки, пастбища то и дело превращались в поле брани.
Сколько в тех краях битв отгремело, сколько народу полегло - ни счесть, ни упомнить. Орлы, ястребы и вороны - одни про то и знали, а кто в отдалении слышал плескание крыл и карканье, кто замечал птичьи водовороты, над одним кружащиеся местом, тот знал, что либо трупы, либо кости непогребенные тут лежат... На людей в травах охотились, словно на волков или сайгаков. Охотился кто хотел. Преступник в дикой степи спасался от закона, вооруженный пастырь стерег стада, рыцарь искал приключений, лихой человек - добычи. Казак - татарина, татарин - казака. Бывало, что и целые дружины стерегли скот от бесчисленных охотников до чужого. Степь, хоть и пустовавшая, вместе с тем была не пустая; тихая, но зловещая; безмятежная, но полная опасностей; дикая Диким Полем, но еще и дикостью душ.
Порою прокатывалась по ней большая война. Тогда волнам подобно плыли татарские чамбулы, казацкие полки, польские или валашские хоругви; по ночам ржание коней вторило волчьему вою, голоса барабанов и медных труб долетали до самого Овидова озера, а то и до моря, а на Черном Шляхе, на Кучманском - тут, можно сказать, просто половодье людское.Рубеж Речи Посполитой стерегли от Каменца и до самого до Днепра заставы и "паланки", так что, если дороги грозились наводниться пришельцами, об этом узнавали по бессчетным птичьим стаям, всполошенным чамбулами и устремлявшимся на север. Но татарин - выступи он из Черного Леса или перейди Днестр с валашской стороны - появлялся все-таки в южных воеводствах вместе с птицами».
http://tululu.ru/read54626/