Мышь Гликерия и чистый холодильник
Мышь Гликерия решила убраться внутри холодильника. Ей очень нравится складывать все продукты в большую корзину, а потом насыпать на маленькую тряпочку белой тонкой и нежной соды и протирать гладкие прохладные стенки. В чистом холодильнике бывает так хорошо, что Гликерия иной раз всерьез подумывает: не поставить ли на нижнюю полку плетеное кресло-качалку с тремя шелковыми подушками - бордовой, темно-зеленой и лиловой, и не проводить ли там иногда время в жаркий летний полдень? В холодильнике всегда светло - Гликерия проверяла это, подкрадываясь к нему и неожиданно открывая дверцу, но ни разу не застала холодильник врасплох. Можно достать с верхней полки что-то вкусненькое погрызть. А если прорезать в стенке холодильника окошко, повесить занавеску в синих незабудках, то получится совсем прекрасно.
Корзина между тем наполняется вытащенным из холодильника съестным.
А вот это - выкинуть. «Отринуть это немедля», - говорит сама себе строго Гликерия.
«Это» похоже на маслянистый желтый камушек. Когда-то это был сыр.
Его принесли Гликерии не очень частые гости. Были бы частые - знали бы, что Гликерия сыр совсем не любит. Вот абсолютно.
Друзья и знакомые Гликерии уже перестали удивляться. Мышь, которая не любит сыр, - очень большая редкость, так что можно гордиться этаким особенным знакомством.
Гликерия понесла бывший сыр к мусорному ведру.
В левой лапе.
И тут за спиной у Гликерии кто-то тихо и грустно сказал:
- Остановитесь, Гликерия! Не делайте этого!
Гликерия остановилась, разумеется. Головой покрутила: кто это ее остановил?
- Это я, - сказал тот, кто остановил Гликерию. Он сидел на краю кухонного стола, свесив аккуратные ножки в белых чулках. - Позвольте представиться: Вениамин.
- Очень приятно, - кивнула Гликерия. - Я полагаю, что мне представляться не надо. Но извольте объясниться, отчего вы меня остановили? И Вы вообще - кто? У меня на столе никто не сидел до вас.
- Я - Сырный Дух. Это я вас остановил.
Гликерия попятилась. Привидений она не любила.
- Нет, не пугайтесь! Я не опасный! У деревьев - дриады, у озер - наяды, а у сыра - тоже есть духи. Как же сыру без духа? Про нас даже стихи пишут, не читали?
- Давайте лучше я вам чаю предложу, - нашлась Гликерия. Стихи она не читала.
Вениамин пил чай с вареньем и рассказывал:
- …. А некоторые из наших любят, чтоб был свежий воздух. Живут только в сыре «Маасдам» - там просторно и во все стороны видно, что вокруг. А один мой товарищ, так он простой совсем. Любит в плавленые сырки селиться. Говорит, зато там мягко и не сквозит нигде. А еще есть такие… совсем нехорошие. Им неважно, какой сыр. Они любят любой сыр, если он в мышеловке.
Гликерия всегда полагала, что никаких мышеловок на свете не существует, и мама пугала ее просто так. Но уточнять не стала. А для поддержания беседы спросила:
- А вы лично какой сыр любите?
- Да я что… , - смутился Вениамин, - я по-простому, без запросов. У вас мне было хорошо, сыр вы не ели, так что частые переезды мне не грозили… Только, вот, конечно, кусок, который вы хотели выкинуть… Он уютный был, хороший. Старый уже, конечно, жесткий, везде крошится все, покосилось… но я привык…
Потом он покраснел и прибавил, застенчиво ковыряя ложечкой скатерть:
-Знаете, вообще-то, если честно, я бы в сыре «Дор Блю» хотел бы поселиться. Там, конечно, плесень, это не все любят… Но она такая красивая, эта плесень,- голубая… Конечно, я понимаю, вы-то сыр вообще не употребляете…
Гликерия хотела было уточнить, не расползется ли плесень по всему холодильникову нутру, и еще - как часто придется менять сыр на новый. И еще - как отнесется Вениамин, если она все же попробует поесть сыру. И еще - обрадуется ли он, если Гликерии сыр понравится, - или огорчится.
Но, глядя на раскрасневшееся от горячего чая с вареньем лицо Сырного Духа, она решила, что все это вполне можно выяснить и потом, по ходу дела.
«Решено, - подумала Гликерия. - Завтра же куплю Вениамину кусочек сыра с плесенью. А чтоб плесень не расползлась, куплю сырницу. С крышкой. Да. Низ серебряный, а крышка стеклянная, а наверху шишечка граненая, а от шишечки лучики радужные по всему холодильнику. А сегодня он пока что в старом куске переночует».
Вечером, когда Вениамин уже уснул на верхней полке чисто вымытого холодильника, Гликерия вытирала посуду.
И думала: а вдруг духи бывают не только сырные? Может быть, удастся завтра выманить духа черничного варенья?
Корзина между тем наполняется вытащенным из холодильника съестным.
А вот это - выкинуть. «Отринуть это немедля», - говорит сама себе строго Гликерия.
«Это» похоже на маслянистый желтый камушек. Когда-то это был сыр.
Его принесли Гликерии не очень частые гости. Были бы частые - знали бы, что Гликерия сыр совсем не любит. Вот абсолютно.
Друзья и знакомые Гликерии уже перестали удивляться. Мышь, которая не любит сыр, - очень большая редкость, так что можно гордиться этаким особенным знакомством.
Гликерия понесла бывший сыр к мусорному ведру.
В левой лапе.
И тут за спиной у Гликерии кто-то тихо и грустно сказал:
- Остановитесь, Гликерия! Не делайте этого!
Гликерия остановилась, разумеется. Головой покрутила: кто это ее остановил?
- Это я, - сказал тот, кто остановил Гликерию. Он сидел на краю кухонного стола, свесив аккуратные ножки в белых чулках. - Позвольте представиться: Вениамин.
- Очень приятно, - кивнула Гликерия. - Я полагаю, что мне представляться не надо. Но извольте объясниться, отчего вы меня остановили? И Вы вообще - кто? У меня на столе никто не сидел до вас.
- Я - Сырный Дух. Это я вас остановил.
Гликерия попятилась. Привидений она не любила.
- Нет, не пугайтесь! Я не опасный! У деревьев - дриады, у озер - наяды, а у сыра - тоже есть духи. Как же сыру без духа? Про нас даже стихи пишут, не читали?
- Давайте лучше я вам чаю предложу, - нашлась Гликерия. Стихи она не читала.
Вениамин пил чай с вареньем и рассказывал:
- …. А некоторые из наших любят, чтоб был свежий воздух. Живут только в сыре «Маасдам» - там просторно и во все стороны видно, что вокруг. А один мой товарищ, так он простой совсем. Любит в плавленые сырки селиться. Говорит, зато там мягко и не сквозит нигде. А еще есть такие… совсем нехорошие. Им неважно, какой сыр. Они любят любой сыр, если он в мышеловке.
Гликерия всегда полагала, что никаких мышеловок на свете не существует, и мама пугала ее просто так. Но уточнять не стала. А для поддержания беседы спросила:
- А вы лично какой сыр любите?
- Да я что… , - смутился Вениамин, - я по-простому, без запросов. У вас мне было хорошо, сыр вы не ели, так что частые переезды мне не грозили… Только, вот, конечно, кусок, который вы хотели выкинуть… Он уютный был, хороший. Старый уже, конечно, жесткий, везде крошится все, покосилось… но я привык…
Потом он покраснел и прибавил, застенчиво ковыряя ложечкой скатерть:
-Знаете, вообще-то, если честно, я бы в сыре «Дор Блю» хотел бы поселиться. Там, конечно, плесень, это не все любят… Но она такая красивая, эта плесень,- голубая… Конечно, я понимаю, вы-то сыр вообще не употребляете…
Гликерия хотела было уточнить, не расползется ли плесень по всему холодильникову нутру, и еще - как часто придется менять сыр на новый. И еще - как отнесется Вениамин, если она все же попробует поесть сыру. И еще - обрадуется ли он, если Гликерии сыр понравится, - или огорчится.
Но, глядя на раскрасневшееся от горячего чая с вареньем лицо Сырного Духа, она решила, что все это вполне можно выяснить и потом, по ходу дела.
«Решено, - подумала Гликерия. - Завтра же куплю Вениамину кусочек сыра с плесенью. А чтоб плесень не расползлась, куплю сырницу. С крышкой. Да. Низ серебряный, а крышка стеклянная, а наверху шишечка граненая, а от шишечки лучики радужные по всему холодильнику. А сегодня он пока что в старом куске переночует».
Вечером, когда Вениамин уже уснул на верхней полке чисто вымытого холодильника, Гликерия вытирала посуду.
И думала: а вдруг духи бывают не только сырные? Может быть, удастся завтра выманить духа черничного варенья?