izo-версия (vol.8)
... как с пресловутым парашютом - один раз прыгнул, а второй прыжок остается за кадром сценического действия.
Потому что нет его, нет второго прыжка. Потому, что мало кто решается прыгнуть второй раз. За небо приходится платить болью приземления. Эта боль пронизывает затылок, смещает позвонки. Небо ограждает тебя телом, и тело - твоя расплата за невозможность неба, за воздух, за отсутствие себя в себе, за присутствие себя в себе, за присутствие.
За то, что крылья собраны из тонких физических сочленений, а компас громкий бьется не в груди,
Не кому то. Не вокруг. Вне. Не.
За то, что вЕктора, маленькой такой стрелки в бездушном таком кружочке, вектора у этого биения нет.
Но компас ведет, не выводит а ведет, и почему то каждый третий этому биению верит, верит и выходит во все отверстия в стене. А каждый второй остается дома и раскидывает вещи в поисках компаса и прорисованных в ничто векторов.
Нет жизни после падения. Нет жизни в скорлупе. Только рост да и тот уже не тот.
Нет второго падения.
Не веришь - читай книги, слушай сов.
она не меняется. все так же утирает нос на мосту и делает свое дело.
И вот я решился не поверить, не собой повториться. Повториться прыжком. Парашют не вернуть, пришлось совершить второй прыжок в обратную сторону неба. То есть, прыжок третий, с тем - обычным. Однако, всегда сбивался со счета на любой цифре после единицы.
...Утром, во сне, после, шел по междугороднему автобусу и выгребал из кармана мелочь. Пока шел - проехал на две остановки дальше. Ладно, думаю, город конечно не знакомый, выйду где попало и поеду обратно к гостинице любым маршрутом. Вот иду так, думаю, а водитель выгребает из карманов сдачу, полагая что я несу ему купюру. В цене (сдаче) не сошлись, я остался при деньгах, вышел в окололесье сумрачном, вышел прямиком на кладбище. И водитель присоединился, и пошли мы вдоль кладбища прямо к оранжевому, спело закатному морю, грязному такому, густонаселенному местными бастардами морю и нищенской утварью.
А за несколько часов до, входил в золотую воду, и вода становилась темно- лиловой, вода насыщалась, вода становилась багровой. Низко, тонко и проточно струились мясные прозрачные волокна по земле, по стенам, по матовому белому, по глубокому глиняному. Под всеми углами и со всеми скоростями струилась земная плоть, И плоть была преходяща.
Несли ветра по земле пыль и сор, катилась по бетону изморозь, струилась винно пустыня, растягивались в тропу ливневой воды человеческие тела. Все менялось, все было диспропорционально, волокнисто и естественно. Иногда багровые волны прорезались темно зелеными геометрическими ходами. Смешивались в своем контрасте. Я терялся, пугался огромной тени своей на стене и снова входил глазами и воздухом своим в золото воды и снова бежал багровыми подтеками.
Хаотичные коралловые волны длили треугольник, и одним из перевернутых углов фигуры был я, и водой этой был я, и любым текущим ниже меня пространством был я. Поэтому меня не было. Ничего не было. Ничего и нет.
Тепло и вата звука держат здесь. А остального нет вовсе.
Вчера я был пространством, и был человеком. Две вожжи в двух руках одного тела.
Будучи Человеком осознаешь пространство себя, пространство другого. Только так.
ЗЫ....
ЗЫ?
А, ну да. Забыл совершенно. Вчера и сегодня окружило колесо, растущее дико из под мелков, скорое и, традиционно, диспропорциональное.
Таня,жди, везу солнышко.
А холодный февраль ушел в дымку Алхимика,
вот и он:
Уезжает Алхимик в спб, к хозяину)
завтра поезд.