десять десять десять
. 
на небе только и разговоров что о море (с)
more
я бы хотел дождаться снега
чтобы рассказать тебе о море
я бы хотел дождаться снега
чтобы произнести тебе список слов
тех слов снов, в которых снег падал на черную морскую резь, тех слов
что не хватало в тринадцатом месяце, в тринадцатой оси - просвисте велико.лепного колеса.
я ждал света снега
но тетива
крикнула раньше.
так получилось, что петли мои не скрипят
что распахиваюсь я без звукового предупреждения
так получилось что беззвучие отступило перед грозой
так получилось что говорю не о том
не тому не той
и не всегда
но ты пережди.
***
more
***
не воспрошай не восхваляй не выискивай
голодные рты прикрыты соломой лучистые
стебли ползут по рукам в темноте я выискал множество букв
енных продолжений буквального
приложил их к глазам - не те
входил/выходил из комы
обнюхивал отражение в зеркале
преломлялся и преломлял
сидел на земле вспоминал
места где бродил обронил обоняние верно
дотронулся до ноздрей -
ошпарил перчатки льдом
долго потом
прикрывал
ладонями нос
склеивал трещины смолами
выпрямился в деревянный клин деревянный клёш
оброс по новой
не прикасайся да не прикоснешь
стучал в домовину
стоял на пороге смеялся губами синими
по обе стороны свет
я б рассказал
о море белом о камне белом только во мне
выбелились белила - на дне все сажа да медь
***
more
***
Мама, шепчу, ко мне еще один черт явился
И что, говорит мама
Твой черт сама и беседуй с ним, зачем разбудила
Мама, он старый, я его раньше видела
Мама, он молодой, как бы его не обидела
Я
Говорю
И что, отвечает мама
Стели перехлест-скатерть
А там разберетесь
Есть с нее или спать
Мама, плачу, дело не в скатерти, дело в подходе
В прихожей расстанемся резкие выскользнем в непогоду разойдемся по броду
Он
Плечами в пальто, глаза
Под козырек и смахнет еще
Какого прохожего вдоль моста
А я на мосту, мама
И подо мной вода
И мне подбирать, мама
Упавшие города
Сличать по брусчатке
По разлетевшимся лихо перчаткам
Ушедшего след
Мама, а вдруг этот черт зачернит собой снег
Я не хочу
В вороной снегопад не дышать но слепнуть
Мама ворчит, ставит в квитанции точку
Выходит из-за стола не спеша
Отвечает:
Твой черт
Ты и решай.
***
more
***
"распространить влияние за счет раздвоения. а я, что я?"
***
more
***
Мой дорогой, не придуманный никем, а потому существующий друг.
Любое письмо адресовано. Даже если на конверте отсутствуют пространственно-именные указатели - любое письмо адресовано (см. учебник по введению в языкознание).
Не знаю, какой из моих рассказов может соответствовать твоей жизни.
В любой жизни пульсирует паутина соответствий, такая тонкая, требующая тренированного зрения паутина.
Не знаю, какой из моих рассказов может соответствовать твоему интересу.
Подобное замешательство порой сбивает с толку и заставляет молчать совершенно. Целесообразнее молчать о том, что не произносимо вовсе. К примеру, нельзя сказать всю вселенную. Но и смолчать ее невозможно, знаешь?
Порой идешь, смотришь и вдруг останавливаешься на целую вечность напротив птицы невзрачной или дома или куста какого. Цветок из рук обронить никак не можешь, лепестки его в ветер сорвать. Собаку к ноге пробегающую взглядом тянешь. Из подъездов выходишь всегда в одну и ту же сторону. Воду наливаешь определенной температуры. Камни по карманам раскладываешь - разномастные все, удивительные камни, но при другом освещении, дома уже, рассматриваешь их и понимаешь что одни и те же камни целыми килограммами собрал.
Это все соответствия. Тебе соответствует так много явлений и видов, но все они одни и те же. Чем дальше в лес или в берег заходишь, тем их больше.
Чем ближе подходишь, тем они одни и те же.
***
- Давайте, давайте, не задерживайтесь
- Так. На Мгу. Нет? Кировск! Кировск - сначала социальные, потом все подряд. Проходим, проходим!
Районный сумасшедший на остановке. Стоит у входных автобусных дверей. Всегда с одной фразой - "проходим,
проходим". Всегда с пустыми глазами, вялым направляющим в сторону пассажиров махом руки, с одними и теми же указаниями. Сегодня оказалось, что он различает автобусы и маршруты, что лексикон его богат и выборочен. Приятное удивление.
В черном пуговичном пальто с "плечами" - пальто превышает незаметность этого человека размера на четыре. Навырост. На вырост безумия. Красный мохеровый шарф тридцатилетней давности. Никак не меньше.
Шапочка синяя спортивная - машинная вязка - раньше в таких в лес ходили или марафоны городские физкультурные совершали. Мы все - такие сумасшедшие. Потому что выходим каждый день на одну и ту же остановку. На вырост нашего безумия.
От этого можно уйти. Спрятаться на высоте своих глаз. Затаиться в метро. Метро. Метро, да.
Сначала ты спускаешься в метро. А потом выходишь на остановку.
Это было днем. Сумасшедший еще не вышел на свой пост.
...в метро - в ноздри ворвался тоненько запах вскрытой антресоли. В один решительный субботний полдень, раз в десятилетие возникает решение произвести перетрях-перепись уснувшего на антресолях фамильного гардероба. И прохожая тут же заполняется вальяжными, отрыгивающими свою начинку чемоданами. Количеством чемоданы группируются не менее пяти, обязательно. А внутри архивы и антиквариат - вся история легкой промышленности, все направления хэндмэйда. Расправляют плечи сапоги, суетятся полусапожки и сандалии из "настоящей" кожи, замшевеют спортивные чехославацкие тапочки, лоснятся воспоминаниями немецкие туфли на шпильке, платформе и без подметок. Сумки зеленые, сумки бардовые, ни одной на молнии, все хитрые. Выползают из закутков перчатки - ношеные и не очень. Скалятся лысовато беличьи лапки и хвостики. Пальто с выточками, без выточек, полусолнце, стоячий воротничок, верблюжья шерсть, трикотажная фабрика. Отрезы ситцевые и шелковые, шарфики мастей разнообразных - в горошек, в зверушек, в кубик, в объемную вырубку, в бахрому. Гладь, колючесть и основательность - пропахшие нафталином, лавандой, красной москвой, гвоздикой, серебром дореволюционным, медью, сыростью обойной, плесенью зверинной, точеным деревом, хозяйственным мылом, пылью необычайной.
Вся эта волна запахов собирается в один тоненький старушечий перетопот по лестнице, легкой змейкой вкручивается в ноздри, и ты дышишь, дышишь и не можешь понять что за это такое чужое но знакомое в тебе уже живет и верещит и вздыхает. И вот тебя относит волной к мраморным колоннам, в сторону. Ты открываешь глаза, опираешься спиной в опору и оглядываешься в поисках оброненного кем-то старого чемодана. Но ни одного чемодана вокруг. Только ноги, рюкзаки и лоснящиеся сумочки. И становится ясно, что ты сам и есть тот чемодан. Что замок у чемодана распахнулся на ходу и все вывалилось, разбежалось - как игрушки ночью переговариваются, как половицы под шкафами поскрипывают - вот так все раззвучалось. И становится ясно, что если ты умирать будешь в сознании и не внезапно - то в момент смерти вернешься в
самое первое воспоминание своей жизни. Или второе. Или третье. В первые "что то знакомое до боли не могу вспомнить что и откуда" запахи, в первые лица. В соответствия первые. И последние. Там и оставишь свой разум, как музыкальная пьеса умирает в финале на зависших над клавишами пальцах пианиста. Выйдешь на остановку, встанешь возле автобуса: проходите, проходите.
я не умер
но вижу свою смерть
я не жив
но живу свою жизнь
так получилось, что меня больше одного
так получилось, что меня больше меня
так получилось, что меня больше
more
на небе только и разговоров что о море (с)
more
я бы хотел дождаться снега
чтобы рассказать тебе о море
я бы хотел дождаться снега
чтобы произнести тебе список слов
тех слов снов, в которых снег падал на черную морскую резь, тех слов
что не хватало в тринадцатом месяце, в тринадцатой оси - просвисте велико.лепного колеса.
я ждал света снега
но тетива
крикнула раньше.
так получилось, что петли мои не скрипят
что распахиваюсь я без звукового предупреждения
так получилось что беззвучие отступило перед грозой
так получилось что говорю не о том
не тому не той
и не всегда
но ты пережди.
***
more
***
не воспрошай не восхваляй не выискивай
голодные рты прикрыты соломой лучистые
стебли ползут по рукам в темноте я выискал множество букв
енных продолжений буквального
приложил их к глазам - не те
входил/выходил из комы
обнюхивал отражение в зеркале
преломлялся и преломлял
сидел на земле вспоминал
места где бродил обронил обоняние верно
дотронулся до ноздрей -
ошпарил перчатки льдом
долго потом
прикрывал
ладонями нос
склеивал трещины смолами
выпрямился в деревянный клин деревянный клёш
оброс по новой
не прикасайся да не прикоснешь
стучал в домовину
стоял на пороге смеялся губами синими
по обе стороны свет
я б рассказал
о море белом о камне белом только во мне
выбелились белила - на дне все сажа да медь
***
more
***
Мама, шепчу, ко мне еще один черт явился
И что, говорит мама
Твой черт сама и беседуй с ним, зачем разбудила
Мама, он старый, я его раньше видела
Мама, он молодой, как бы его не обидела
Я
Говорю
И что, отвечает мама
Стели перехлест-скатерть
А там разберетесь
Есть с нее или спать
Мама, плачу, дело не в скатерти, дело в подходе
В прихожей расстанемся резкие выскользнем в непогоду разойдемся по броду
Он
Плечами в пальто, глаза
Под козырек и смахнет еще
Какого прохожего вдоль моста
А я на мосту, мама
И подо мной вода
И мне подбирать, мама
Упавшие города
Сличать по брусчатке
По разлетевшимся лихо перчаткам
Ушедшего след
Мама, а вдруг этот черт зачернит собой снег
Я не хочу
В вороной снегопад не дышать но слепнуть
Мама ворчит, ставит в квитанции точку
Выходит из-за стола не спеша
Отвечает:
Твой черт
Ты и решай.
***
more
***
"распространить влияние за счет раздвоения. а я, что я?"
***
more
***
Мой дорогой, не придуманный никем, а потому существующий друг.
Любое письмо адресовано. Даже если на конверте отсутствуют пространственно-именные указатели - любое письмо адресовано (см. учебник по введению в языкознание).
Не знаю, какой из моих рассказов может соответствовать твоей жизни.
В любой жизни пульсирует паутина соответствий, такая тонкая, требующая тренированного зрения паутина.
Не знаю, какой из моих рассказов может соответствовать твоему интересу.
Подобное замешательство порой сбивает с толку и заставляет молчать совершенно. Целесообразнее молчать о том, что не произносимо вовсе. К примеру, нельзя сказать всю вселенную. Но и смолчать ее невозможно, знаешь?
Порой идешь, смотришь и вдруг останавливаешься на целую вечность напротив птицы невзрачной или дома или куста какого. Цветок из рук обронить никак не можешь, лепестки его в ветер сорвать. Собаку к ноге пробегающую взглядом тянешь. Из подъездов выходишь всегда в одну и ту же сторону. Воду наливаешь определенной температуры. Камни по карманам раскладываешь - разномастные все, удивительные камни, но при другом освещении, дома уже, рассматриваешь их и понимаешь что одни и те же камни целыми килограммами собрал.
Это все соответствия. Тебе соответствует так много явлений и видов, но все они одни и те же. Чем дальше в лес или в берег заходишь, тем их больше.
Чем ближе подходишь, тем они одни и те же.
***
- Давайте, давайте, не задерживайтесь
- Так. На Мгу. Нет? Кировск! Кировск - сначала социальные, потом все подряд. Проходим, проходим!
Районный сумасшедший на остановке. Стоит у входных автобусных дверей. Всегда с одной фразой - "проходим,
проходим". Всегда с пустыми глазами, вялым направляющим в сторону пассажиров махом руки, с одними и теми же указаниями. Сегодня оказалось, что он различает автобусы и маршруты, что лексикон его богат и выборочен. Приятное удивление.
В черном пуговичном пальто с "плечами" - пальто превышает незаметность этого человека размера на четыре. Навырост. На вырост безумия. Красный мохеровый шарф тридцатилетней давности. Никак не меньше.
Шапочка синяя спортивная - машинная вязка - раньше в таких в лес ходили или марафоны городские физкультурные совершали. Мы все - такие сумасшедшие. Потому что выходим каждый день на одну и ту же остановку. На вырост нашего безумия.
От этого можно уйти. Спрятаться на высоте своих глаз. Затаиться в метро. Метро. Метро, да.
Сначала ты спускаешься в метро. А потом выходишь на остановку.
Это было днем. Сумасшедший еще не вышел на свой пост.
...в метро - в ноздри ворвался тоненько запах вскрытой антресоли. В один решительный субботний полдень, раз в десятилетие возникает решение произвести перетрях-перепись уснувшего на антресолях фамильного гардероба. И прохожая тут же заполняется вальяжными, отрыгивающими свою начинку чемоданами. Количеством чемоданы группируются не менее пяти, обязательно. А внутри архивы и антиквариат - вся история легкой промышленности, все направления хэндмэйда. Расправляют плечи сапоги, суетятся полусапожки и сандалии из "настоящей" кожи, замшевеют спортивные чехославацкие тапочки, лоснятся воспоминаниями немецкие туфли на шпильке, платформе и без подметок. Сумки зеленые, сумки бардовые, ни одной на молнии, все хитрые. Выползают из закутков перчатки - ношеные и не очень. Скалятся лысовато беличьи лапки и хвостики. Пальто с выточками, без выточек, полусолнце, стоячий воротничок, верблюжья шерсть, трикотажная фабрика. Отрезы ситцевые и шелковые, шарфики мастей разнообразных - в горошек, в зверушек, в кубик, в объемную вырубку, в бахрому. Гладь, колючесть и основательность - пропахшие нафталином, лавандой, красной москвой, гвоздикой, серебром дореволюционным, медью, сыростью обойной, плесенью зверинной, точеным деревом, хозяйственным мылом, пылью необычайной.
Вся эта волна запахов собирается в один тоненький старушечий перетопот по лестнице, легкой змейкой вкручивается в ноздри, и ты дышишь, дышишь и не можешь понять что за это такое чужое но знакомое в тебе уже живет и верещит и вздыхает. И вот тебя относит волной к мраморным колоннам, в сторону. Ты открываешь глаза, опираешься спиной в опору и оглядываешься в поисках оброненного кем-то старого чемодана. Но ни одного чемодана вокруг. Только ноги, рюкзаки и лоснящиеся сумочки. И становится ясно, что ты сам и есть тот чемодан. Что замок у чемодана распахнулся на ходу и все вывалилось, разбежалось - как игрушки ночью переговариваются, как половицы под шкафами поскрипывают - вот так все раззвучалось. И становится ясно, что если ты умирать будешь в сознании и не внезапно - то в момент смерти вернешься в
самое первое воспоминание своей жизни. Или второе. Или третье. В первые "что то знакомое до боли не могу вспомнить что и откуда" запахи, в первые лица. В соответствия первые. И последние. Там и оставишь свой разум, как музыкальная пьеса умирает в финале на зависших над клавишами пальцах пианиста. Выйдешь на остановку, встанешь возле автобуса: проходите, проходите.
я не умер
но вижу свою смерть
я не жив
но живу свою жизнь
так получилось, что меня больше одного
так получилось, что меня больше меня
так получилось, что меня больше
more