письмо Эху
Здравствуй, дорогой человек, Андрей-Алексей. Я решила написать все, что я помню, и что лежит у меня внутри о тебе, чтобы ты тоже вспомнил. Я тебе как-то говорила, что буду твоим Пименом, стану за тобой записывать твои мысли, чтобы втуне такое богатство не растерять. Вот, не было бы счастья, как говорится... Врачи сказали, что все восстановится, если заниматься сразу. Вот тебе для занятий - буквы.
Помнишь, как мы - ты, Вадик (брат Дианы, он же - Ватсон, друг твой) и я - ездили в Пюхтицы? В монастырь? Лет 10 назад это было, не помню уж точно, когда. Зима была, мы ехали через Йыхви, на автобусах с пересадкой. Приехали, ты сразу побежал к монахине одной. Она твой друг была с тех еще времен, как ты в монастыре этом три года жил. Не видела тебя много лет, а тут ты прискакал... Она болела, не вставала уже. Тебя увидела и говорит: "А ты, Алексей, все бегаешь? " Типа, не женился еще. Потом мы обедали там в трапезной. Постная вся еда была. Так вкусно я нигде не едала, кстати. Помню, нас щами угощали. Ночная служба была, шесть часов. Мы всю ее отстояли как-то легко. Вы с Вадиком меня, темную, учили креститься на храм. Я раньше не умела. И я там платок когда на голову одела, ты мне сказал: "О, хоть на человека похожа стала!" Потом когда все уже легли, слышу, вы с Вадиком мне стучите и через дверь говорите, что, мол, выходи, будем акафисты петь. Я говорю, что легла уже, все спят, не могу выйти, а ты наклонился к самой двери "встала и вышла, я сказал!" Я вышла. И мы втроем стояли, вы пели так красиво, потом мне сказали: "Давай тоже пой." Я говорю, что, мол, не умею, а вы сказали, тогда просто читай. И я читать стала. И все слова эти помню до сих пор. Благодарности слова были. Я вас, Андрюшка, так и запомнила, так вы в моем сердце и хранитесь, как вы акафисты в Пюхтицах пели. Такие вы и есть - Эх и Ватсон. Мы гуляли там много. Днем было холодно, снег везде, я в шубе была, вы в теплых куртках, пошли на источник. Вадик больной был, кашлял, а мне ты говоришь, надо тебе, дорогая, окунуться. Я говорю, ты с ума сошел? Минус 20 на улице! А ты говоришь, вот и согреешься! И я три раза окунулась. Обратно шла в распахнутой шубе, жарко было. Обратно уезжали - стояли на остановке перед монастырем и втроем плакали, тяжело было уезжать. Слаще нигде не было...
***
Ты мне давал читать книгу... Книги! Главные в жизни. Ивана Шмелева, например. "Солнце мертвых". Говорил: "С этой книгой, пока читать будешь, не расстанешься! Везде ее с собой таскать будешь!" Потом еще важная книга - про Соловки. Затрепанная такая маленькая книженция. самая важная.
***
потом, лет 6 назад ты нас с Дианкой за один вечер вывел из депрессии, поставил мозг на место. Часов пять говорил у меня на кухне, в Сосновке я тогда жила, в Мяннику. Динго рассталась со своим Антонио., а я переживала свой разрыв с Виталиком. Редкие козлы они были, конечно. Короче, мы с Динго абсолютно не в состоянии были осознать, что с этим теперь делать, и как дальше жить. Но тут пришел мудрый Эх и научил нас. Мне в частности ты вправил мозг очень быстро, буквально парой фраз. Я, будучи в отношениях с В., наделала делов, ты об этом знал, так как мы всегда близко общались, и ты мне об этом сказал, что "Ты понимаешь, глупая женщина, что ты натворила-то? Ты нарушила саму систему жизни, полезла туда, куда не твоего ума дело лезть. Отмаливать теперь должна." Отмаливаю вот, по твоим словам. Решили взять детей, усыновить. Документы оформляем. Предвкушаю радости много :)
***
а про искру помнишь? Смешное. Как Ларс должен был приехать во второй раз ко мне. Приехал. А я же в первую встречу его лицо родное узнала. А во вторую приехал - тоооненький такой и сразу меня как сжал, как обнял, и все не выпускал. Я как-то подумала, что такой тоненький какой-то, так смотрит, что как-то прям.... страшно делается. У Дианки тогда как раз ДР был, мы - с тобой и с ней и с Яаной сидели в баре, ты говоришь, а где Ларс-то? Я говорю, в гостинице, ждет меня. Ты говоришь, а ты что сидишь здесь? Он же ждет! А я говорю, да понимаешь, Эх, все - то, все - хорошо, и родной, и тянет, но вот как-то искры той нет, чтоб вот - раз, и загорелось! Ты мне сказал тогда на это: "Искра высекается трением, физику учила в школе? Быстро в гостиницу - искру высекать!" Ну и вот.
***
Еще про капсулу твою теорию помню крепко. Ты объяснял, что с течением жизни круг сужается, круг своих людей, образовывая капсулу такую. И это правильно. Не надо думать о мире, не надо никого спасать (мы-то с Динго своих мудаков всё спасали, понятное дело, сначала одних, потом других). Сказал мне: "Спаси себя - и хватит с тебя."
Еще помню, Диана, рыдая, все спрашивала: "А как? Ну как после такого жить? КАААК?" Трагично очень нам все казалось тогда, да... Ты в своей манере быстро ответил: "Как, как... Да по пизде ладошкой!" До сих пор не поняла, что ты имел ввиду, но ответ был правильный.
В тот же достопамятный вечер ты объяснил в чем главном мы ошибались. Называли любовью то, что ею и не было никогда. Было чем угодно - зависимостью или даже страстью, самоутверждением или еще чем угодно. Но называя это любовью, мы и вели себя так, как нам представлялось должны вести себя любящие люди. Жертва, служение... Не тем. И не то. Подмена понятий - отсюда все самые страшные ошибки.
В тот вечер за 5 часов ты спас меня от меня же. Да и Виталика от близкой смерти, так как мой воспаленный мозг уже нарисовал мне несколько вариантов его смерти от моей тонкозапястной руки. Говорю же - дамы были не в себе...
***
иногда, глядя на Диану с распущенными волосами, на ее грудь в полупрозрачных блузках ты говорил "Это не одежда, а раздежда!"
***
брат мой Леша на героине тогда сидел, умирал 13 раз, да все никак было не умереть, вся семья... ну, что там говорить, все понятно.... все было отовсюду вынесено, продано, паспорт заложен, все очень страшно было... я с ним у бабушки в Мустамяэ тогда жила и из ванны его двухметрового не раз вытаскивала, и ужин ему накладывала в тарелку, а он за ухом со шприцем, полным крови, перед тарелкой засыпал... и бабушка раньше времени ушла... И я помню к тебе с этим приходила, и плакала, и не знала, что делать.... как-то в Питер собралась к подруге. Ты об этом знал, позвонил мне: "Вот ты, милая моя, в Питер едешь. Вот зайди в Александро-Невскую лавру да за брата своего помолись." Я спросила, где она, лавра эта, ты говоришь, да в центре, недалеко. подруга моя на Старо-Невском жила тогда, оттуда два шага. Конечно, говорю, зайду, ноу проблем, спасибо, Эх. Не зашла. Вернулась в Таллинн. Мы с тобой встретились. "Видишь, как трудно, да? Просто зайти, да?" Да. Трудно. Все пути как-то отворачивались.
Теперь брат у меня, Андрюша, священник. После 15 лет героиновой системы. После двенадцати отсидок. Ездит по вокзалам, по притонам таллиннским, разговаривает с наркоманами и алкашами. "Слышали про Фила? Это я." Про Фила в Таллинне слышали все. Фил - наркоман-легенда, умирал 13 раз, последний раз - по трезвяне вены перерезал, перерезал правильно - вдоль. Так совершенно случайно скорая стояла у подъезда, и мама его за забытым кошельком домой вернулась. Откачали. "Не умереть мне никак, сестра, что же это такое, а?" - помню, как он плакал, на лестнице сидели, курили. Я ему тогда сказала, что наверное, брат, бог все-таки есть, зачем-то тебя оставляют в живых. Главное понять - зачем. Он модельной внешности, работает как вол, все зубы сохранились и от ВИЧ-инфекции спасла его какая-то неправильная хромосома. В Тарту на анализы посылали, не верили, большая редкость это. Вот так. Священник, Андрей! Мой брат. Представляешь? Как же я счастлива.
***
Надю помнишь? нашу третью подругу. Ты ей все говорил "ну как ты одеваешься, ну ё-мое! ты ж красивая баба, Надежда! Фигура у тебя! Лицо красивое! А ходишь в мешковатых джинсах, в свитер на 5 размеров больше замотается и идет, и все как-то бочком-бочком... смотреть же тошно! давай купим тебе оранжевый такой комбинезон рабочий, а? и носи его, не снимай!" Надя на тебя тогда обиделаь крепко. Но вот, не прошло и семи лет, как она ходит в платьях в пол, удивляется, что в нее влюбляются, "но я же замужем уже 14 лет! и мужа люблю. Как же можно? Они что, не понимают?" И ресницами в пол-лица хлопает. Ржака, не могу)))
***
ты, Эх, вот такой и есть, единственный. Слова говоришь, просто слова. Но те самые. И когда надо. Есть слова, которыми можно убить. А у тебя слова - наоборотные. Как кто-то сказал, что у писателя Лимонова плоть - слово, а у писателя Мандельштама слово - плоть. Мандельштам ты наш, в общем. Давай, харэ в больничке валяться, максимум еще пара недель, а потом встал и вышел, я сказала.