К вопросу о том, можно ли принуждать детей к учебе
Вчера завязалась дискуссия на тему, можно ли принуждать ребенка делать уроки, которые ему не нравятся, вместо того, чтобы читать книги, которые ему нравятся. Вот что имею в связи с этим сказать.
До шестого класса в школе я училась довольно средне. Уроки делались легко и непринужденно, в основном на переменах, приносить хорошие оценки домой никто не заставлял, сверх того, что задавали, я редко когда что-либо делала. Разве что, если было очень интересно. Очень интересна мне тогда была история средневековья (в частности, родословные европейских королевских домов) и литература. Читала я все свободное от уроков время, на несколько лет опережая школьную программу.
В шестом классе у нас появился новый учитель по математике. Звали его Юрий Александрович. Не припомню, чтобы я кого-то еще в жизни ненавидела с такой силой. Он плохо знал свой предмет, раскручивал родителей на дополнительные занятия, имел любимчиков, в общем, был редкой сволочью. Математику я тоже, заодно, возненавидела. Начала сбегать с уроков, просиживать часами на бессмысленных заседаниях Совета Дружины, в который по какому-то недоразумению входила, лишь бы не сидеть на математике. Так как до двоек дело не доходило, а родители на мои оценки особо не смотрели, два года это мне как-то сходило с рук. Контрольные я списывала, домашние задания тоже. А потом пришла пора экзаменов. И тут папа решил проверить мои знания по математике. Они, естественно, оказались для него совершенно оскорбительны - еще бы - он кандидат физ-мат наук, старшая дочь поступила на мат.фак ЕрГУ. А тут - такое безобразие в доме, которое кроме как складывать и вычитать практически ничего не умеет. А на дворе было 1-ое июня. До экзамена оставалось ровно 2 недели. И папа сказал: "Я тебе обещаю, что ты сможешь получить пятерку на этом экзамене". А я сказала "Ты что, я никогда не получу пятерку по математике. К тому же, я ее ненавижу. И не нужна мне пятерка. На тройку бы вытянуть". Но папа настаивал на пятерке. И мы начали заниматься.
Было ли это принуждение? Сначала, несомненно, да. Я вообще не могла понять что это и зачем это мне. Я была уверена, что у меня глубоко гуманитарный ум и математику мне не постичь никогда. Но постепенно, где-то на третий день, до меня начала доходить вся красота этой науки. Она захватывала. Я поняла, что от решения задач можно получить такой же кайф, как и от нахождения забытого короля династии Капетингов в пыльных томах Большой Советской Энциклопедии. Все четко, красиво укладывалось в мою гуманитарную, на первый взгляд, голову, и я поняла, что это мое! то самое! К 15-му июня я знала гораздо больше, чем включал в себя весь курс математики восьмилетней школы. Совершенно спокойная я пошла на экзамен.
Когда на следующий день я пришла домой, и сообщила папе, что получила четверку, он, кажется, впервые в жизни пришел в школу. Пошел прямо к завучу, которая тоже была математиком, потребовал вызвать Юрия Александровича, принести мою работу и объяснить, почему я получила четверку. Юрий Александрович ответил, что мы должны быть благодарны за четверку, он бы вообще двойку поставил, потому что эта работа списана и не могла быть выполнена мной. Папа потребовал бумагу, ручку и пообещал, что я выполню любую задачу, которую мне дадут. Дали. Выполнила. Потом еще дали. Пока Юрий Александрович мямлил что-то о том, что оценки уже отправлены в министерство, он не может ничего поменять, завуч тихо спросила у папы "Зачем Вам далась эта пятерка?" Папа сказал: "Потому что я ей обещал". А я сказала "Папа, я же знаю, что сделала все на пятерку. Пошли отсюда." И мы пошли.
По дороге папа сказал, что сделает все, чтобы у этого урода я не училась. А на следующий день я встретила в коридоре завуч. И она сказала, что открывается математический класс. И там будет преподавать лучшая учительница по математике в школе. "Не хотела бы ты?..." Я хотела.
С сентября я пошла учиться в математический класс. Все, что у меня до этого не получалось - не только математика, но и общение с людьми, завязывание дружеских связей, наличие авторитета, все, что казалось неважным и необязательным за тоннами книжек, вдруг начало получаться легко и непринужденно и оказалось важно и нужно. Жизнь изменилась как-то совершенно круто. Класс был совершенно другой, куча умных ребят, на 12 мальчиков всего 6 девочек, гораздо меньше сплетен и глупых разборок и... математика каждый день! С прекрасной учительницей, которую все звали почему-то Кобра.
Как-то спустя два месяца Кобра, хитро хихикая, рассказала, как она встретила в коридоре Юрия Александровича и сказала "Какая прекрасная девочка перешла ко мне из Вашего класса! Лучшая моя ученица!" А Юрий Александрович пробормотал что-то неразборчивое о выскочках и сбежал.
Я люблю математику до сих пор. Ради математики я поступила на экономический факультет. Не знаю, насколько правильным был этот выбор, папа говорил, что мне надо идти на мат.фак, но если меня что-то не устраивало в математике, так это отсутствие реального приложения в жизни. Точнее, в нашей армянской действительности на момент 93-95 гг. В математике меня завораживает чистая красота, которая сродни красоте произведения искусства.
И точно знаю, что не видать мне никогда этой красоты, да и много чего другого, если бы в 14 лет папа не заставил меня сесть за учебник.
До шестого класса в школе я училась довольно средне. Уроки делались легко и непринужденно, в основном на переменах, приносить хорошие оценки домой никто не заставлял, сверх того, что задавали, я редко когда что-либо делала. Разве что, если было очень интересно. Очень интересна мне тогда была история средневековья (в частности, родословные европейских королевских домов) и литература. Читала я все свободное от уроков время, на несколько лет опережая школьную программу.
В шестом классе у нас появился новый учитель по математике. Звали его Юрий Александрович. Не припомню, чтобы я кого-то еще в жизни ненавидела с такой силой. Он плохо знал свой предмет, раскручивал родителей на дополнительные занятия, имел любимчиков, в общем, был редкой сволочью. Математику я тоже, заодно, возненавидела. Начала сбегать с уроков, просиживать часами на бессмысленных заседаниях Совета Дружины, в который по какому-то недоразумению входила, лишь бы не сидеть на математике. Так как до двоек дело не доходило, а родители на мои оценки особо не смотрели, два года это мне как-то сходило с рук. Контрольные я списывала, домашние задания тоже. А потом пришла пора экзаменов. И тут папа решил проверить мои знания по математике. Они, естественно, оказались для него совершенно оскорбительны - еще бы - он кандидат физ-мат наук, старшая дочь поступила на мат.фак ЕрГУ. А тут - такое безобразие в доме, которое кроме как складывать и вычитать практически ничего не умеет. А на дворе было 1-ое июня. До экзамена оставалось ровно 2 недели. И папа сказал: "Я тебе обещаю, что ты сможешь получить пятерку на этом экзамене". А я сказала "Ты что, я никогда не получу пятерку по математике. К тому же, я ее ненавижу. И не нужна мне пятерка. На тройку бы вытянуть". Но папа настаивал на пятерке. И мы начали заниматься.
Было ли это принуждение? Сначала, несомненно, да. Я вообще не могла понять что это и зачем это мне. Я была уверена, что у меня глубоко гуманитарный ум и математику мне не постичь никогда. Но постепенно, где-то на третий день, до меня начала доходить вся красота этой науки. Она захватывала. Я поняла, что от решения задач можно получить такой же кайф, как и от нахождения забытого короля династии Капетингов в пыльных томах Большой Советской Энциклопедии. Все четко, красиво укладывалось в мою гуманитарную, на первый взгляд, голову, и я поняла, что это мое! то самое! К 15-му июня я знала гораздо больше, чем включал в себя весь курс математики восьмилетней школы. Совершенно спокойная я пошла на экзамен.
Когда на следующий день я пришла домой, и сообщила папе, что получила четверку, он, кажется, впервые в жизни пришел в школу. Пошел прямо к завучу, которая тоже была математиком, потребовал вызвать Юрия Александровича, принести мою работу и объяснить, почему я получила четверку. Юрий Александрович ответил, что мы должны быть благодарны за четверку, он бы вообще двойку поставил, потому что эта работа списана и не могла быть выполнена мной. Папа потребовал бумагу, ручку и пообещал, что я выполню любую задачу, которую мне дадут. Дали. Выполнила. Потом еще дали. Пока Юрий Александрович мямлил что-то о том, что оценки уже отправлены в министерство, он не может ничего поменять, завуч тихо спросила у папы "Зачем Вам далась эта пятерка?" Папа сказал: "Потому что я ей обещал". А я сказала "Папа, я же знаю, что сделала все на пятерку. Пошли отсюда." И мы пошли.
По дороге папа сказал, что сделает все, чтобы у этого урода я не училась. А на следующий день я встретила в коридоре завуч. И она сказала, что открывается математический класс. И там будет преподавать лучшая учительница по математике в школе. "Не хотела бы ты?..." Я хотела.
С сентября я пошла учиться в математический класс. Все, что у меня до этого не получалось - не только математика, но и общение с людьми, завязывание дружеских связей, наличие авторитета, все, что казалось неважным и необязательным за тоннами книжек, вдруг начало получаться легко и непринужденно и оказалось важно и нужно. Жизнь изменилась как-то совершенно круто. Класс был совершенно другой, куча умных ребят, на 12 мальчиков всего 6 девочек, гораздо меньше сплетен и глупых разборок и... математика каждый день! С прекрасной учительницей, которую все звали почему-то Кобра.
Как-то спустя два месяца Кобра, хитро хихикая, рассказала, как она встретила в коридоре Юрия Александровича и сказала "Какая прекрасная девочка перешла ко мне из Вашего класса! Лучшая моя ученица!" А Юрий Александрович пробормотал что-то неразборчивое о выскочках и сбежал.
Я люблю математику до сих пор. Ради математики я поступила на экономический факультет. Не знаю, насколько правильным был этот выбор, папа говорил, что мне надо идти на мат.фак, но если меня что-то не устраивало в математике, так это отсутствие реального приложения в жизни. Точнее, в нашей армянской действительности на момент 93-95 гг. В математике меня завораживает чистая красота, которая сродни красоте произведения искусства.
И точно знаю, что не видать мне никогда этой красоты, да и много чего другого, если бы в 14 лет папа не заставил меня сесть за учебник.