О дивный новый Мир: к чему привел ребрендинг "Саянского кольца"
Двенадцатый музыкальный этнофестиваль "МИР Сибири"вот уже три года как пережил ребрендинг, но многие по привычке продолжают называть его "Саянское кольцо". Кое-что изменилось, обновилось, но вот традиция бросать все дела и отправляться на выходные за 500 километров от города у красноярцев все же осталась. Подчинившись этому массовому порыву, корреспондент Проспекта Мира Диана Серебренникова в рамках проекта "Полевые истории" отправились в Шушенское и попробовала понять, какие времена наступили для фестиваля.
Траурная дорога
До Шушенского добраться можно или на своем авто, или на рейсовом автобусе: необходимо пережить ночь в пути, чтобы ранним утром приехать на поляну. В этом году ехать быстро решались, пожалуй, самые отчаянные лихачи: неподалеку от поселка Балахта произошло ДТП с участием двух пассажирских автобусов. Один из них направлялся как раз в Шушенское, и на его борту были как минимум несколько человек, которые ехали именно на Мир Сибири.
Наш автобус въехал на поляну фестиваля в семь утра. В пути обошлось без происшествий. Сонные пассажиры, а некоторые и откровенно помятые, ежась от утреннего холодка, нехотя вывалились наружу, кое-как подхватывая свои сумки из багажного отсека. Небо было затянуто облаками, и казалось, что вот-вот пойдет дождь.
На поляне, несмотря на раннее утро, уже кипит жизнь. Суетятся рабочие, заканчивающие ставить ограждения у сцены, на которой распеваются и настраивают инструменты участники фестиваля; мастера и торговцы раскладывают на прилавках свои работы на продажу, кто-то изготавливает их прямо на месте; шашлычники спросонья расставляют пластиковые стулья, раскрывают шатры, варят плов в полуметровых чугунных котлах и жарят мясо; у обочины в грузовой машине кто-то уже завтракает и ругается на чрезмерную темноту фуры; в поле постепенно растет палаточный городок.
Долганский завтрак
Бредя по пустому полю стадиона, мы замечаем долганский чум. Из-за тканевой створки слышатся тихие женские голоса, пахнет выпечкой и соленой рыбой. Внутри, на переносной печке, пожилая женщина печет лепешки.
- Ае, заходите к нам на лепешки с чаем! Юколу попробуйте, это традиционное блюдо долган. Евгения Иннокентьевна заводи еще тесто! И рыбу порезать надо, у меня закончилась. Людей кормить надо!
Юкола - это вяленное мясо рыбы, обычно - сиг, муксун или даже щука. Рыбу разделывают пластом, разрезают на мелкие полосочки, а потом прорезают вдоль, чтобы она быстрее высохла.
Пока мы жуем юколу, запивая чаем, сухонькая, но бодрая Евгения Иннокентьевна, достает из туеска пакет с мукой и неторопливо замешивает тесто.
- Вообще моя семья не рыбачит, конечно, я, можно сказать, чиновник, работаю в управлении культуры. А вот Филипп, он представитель долганского народа, мастер костерез. Ну вот куда он убежал? - бабушка крутит головой в поисках еще недавно крутившегося рядом паренька. - У него золотые руки, не хуже, чем у деда, вот будет резать, всем показывать, как надо. Вон уже наготовил спилов из оленьего рога. Да вы ешьте, ешьте!
Лепешка и впрямь очень нежная, вкусная и своим ароматом притягивает проходящих мимо туристов и организаторов в чум. Мы сидим и радуемся тому, что наконец-то вырвались из города.
Традиции на вынос
А на улице тем временем звонким голосом завлекают на утренний покос. Колонна мужчин с косами и девушек в красных сарафанах выходят на заросшее высокой, местами по пояс травой, поле.
С проседью в волосах и льняных рубахах мужчины мерными взмахами кос начинают валить ровными рядами свежую траву, а женщины заводят песни под звуки гармони, балалайки и свирели. Иногда кто-то из мужиков останавливается, отвечает на вопросы туристов, окруживших покос, и объясняет, как держать косу, подрезать острым лезвием траву, чтобы захватывать ее под самый корень.
К полудню, несмотря на мелкий дождь, «Город мастеров» кипит: никакая стихия не сможет остановить ни швейное и гончарное дело, ни роспись по шелку, ни обработку бересты. Мастера расторговываются, учат детей мастерить деревянных лошадей и куклы-обереги.
Цены за побрякушки начинаются от двухсот рублей за собственноручно сделанный на гончарном круге глиняный горшочек, до десятков тысяч за готовое изделие, вышедшее из рук мастера. Вышитые льняные платья, шкурки соболя, лисьи шапки, и бубны шаманов - стоят немалых денег.Однако без тарелочек или магнитиков по триста рублей за штуку вряд ли кому-то удастся уехать. Таких диковин, собранных в одном месте, сложно будет встретить в городских магазинах. Жаль только, что часть этих «диковин» приехала на фестиваль прямиком из Китая.
С наступлением вечера, людей на поляне прибывает. Если днем удавалось как-то пробираться от одной площадки к другой, то ночью движение парализовано почти полностью. Кажется, будто все разом покинули разросшийся палаточный городок, пансионат, да и, пожалуй, все Шушенское, и двигаются в разные стороны, сталкиваясь лбами и наступая на ноги.
Аллея, соединяющая площадки фестиваля, выглядит как рынок КрасТЭЦ в базарный день. Тут продают все: от китайских матрешек и сахарных петушков до африканских барабанов. Если душа жаждет развлечения, то можно прокатиться на лошади или пони, посоревноваться в метании дротиков, пострелять из старой «воздушки» в тире, и станцевать джигу.
Ухает музыка, кричат зазывалы, доносятся отзвуки со стадиона, где уже вовсю идет концерт. В воздухе пахнет пловом, шашлыком, сахарной ватой, и от этих запахов начинает кружиться голова. В голову лезут стойкие ассоциации с Таиландом и найтмаркетами на Самуи. Еда, музыка, суетящиеся русские туристы, китайские сувениры…
Эта музыка будет вечной
Несмотря на объявленный траур, фестиваль никто отменять или переносить не собирается: хэдлайнеры уже приехали, отстроились, и что-то менять в программе никому не на руку. Поэтому пятничный вечер двигается четко по программе. Люди вереницей заходят на стадион, где находится сцена.
Как всегда, полицейские на входе пытаются отобрать алкоголь, бутылки, и банки, оставляя зрителям лишь жаркие танцы, этнические песни и теплый плед на случай уставших ног. Кто-то все же ухитряется протащить внутрь бутылку-другую. Но из тысяч людей, собравшихся на поле, таких единицы.
Вечернюю программу пятницы немного портят перебои с электричеством. На несколько минут лагерь и стадион погружаются во тьму, но едва энергия возвращается, на сцене появляются NewAsia. Ребята из Барнаула начинают свое выступление с дикого воя вокалиста, переходящего в шипение и рычание под звуки варгана, барабанов и клавиш. От переплетения звуков бросает в дрожь, басы прокатываются сквозь тело, а волоски на руках поднимаются дыбом.
Вышедшие следом африканцы из Kimbata на ломаном русском зовут всех в Африку, но Африка со своими зубодробительными ритмами сама приходит в Шушенское, и стадион лихо отплясывает под гитарные рифы и стук бонга.
Немного успокоил всех Калинов Мост, чей лидер Дмитрий Ревякин не сыграл ни одного из своих хитов, сделав исключение только под конец, закончив свое выступление песней «Родная», и ушел, не спев на бис.
Второй хэдлайнер, грузинские парни Мгзавреби, выступавшие во второй день, наоборот стали примером того, как нужно общаться с публикой. Парни с душой на распашку, почти два часа пели песни про школьную дружбу, первую любовь, вино, и красивых девушек. На грузинском преимущественно. Их лидер, высоченный, длинноволосый и бесконечно харизматичный Гиги спускался к публике почти на каждой песне, а в самом конце выступления и вовсе ушел в толпу, где пел хором, обнимался с людьми, и фотографировался.
Такой разный этнос
На стадионе, погрузившись в рифы и ритмы, забываешь о жизни за пределами забора. Но стоит выйти за ворота, как ты погружаешься в «рой» нетрезвых людей, толкущихся между ларьками, сидящих в шалманах, и пьющих дешевое разливное пиво, слушающих и лихо отплясывающих под Стаса Михайлова и Михаила Круга. Никакой этникой тут и не пахнет, хотя может быть это мы «зажрались», и настоящая этника здесь, в крытых брезентом забегаловках. Ведь этнос - это и народ, такой, какой он есть, без ширм и иллюзий.
Стоит добавить, что мне так и осталось непонятно зачем вообще затеяли ребрендинг фестиваля. Прохожие продолжают рассказывать друзьям, что они на «Саянском кольце», бабушки-торговки продают залежавшиеся майки с лого «Кольца».
Но как бы то ни было, равнодушным к фестивалю можно было остаться только в том случае, если просидеть все три дня в палаточном городке. В глазах до сих пор стоят тысячи разных поделок мастеров, руки помнят вязкую глину и тяжелую деревянную косу на ощупь; в ушах звенят барабаны, а за вкусом долганской лепешки и юколы теперь придется отправляться на Таймыр. Но это не беда: несмотря на то, что фестиваль закончился, и все уехали, у нас уйма дел. Петь, танцевать, творить и путешествовать!
Текст для Проспекта мира
Траурная дорога
До Шушенского добраться можно или на своем авто, или на рейсовом автобусе: необходимо пережить ночь в пути, чтобы ранним утром приехать на поляну. В этом году ехать быстро решались, пожалуй, самые отчаянные лихачи: неподалеку от поселка Балахта произошло ДТП с участием двух пассажирских автобусов. Один из них направлялся как раз в Шушенское, и на его борту были как минимум несколько человек, которые ехали именно на Мир Сибири.
Наш автобус въехал на поляну фестиваля в семь утра. В пути обошлось без происшествий. Сонные пассажиры, а некоторые и откровенно помятые, ежась от утреннего холодка, нехотя вывалились наружу, кое-как подхватывая свои сумки из багажного отсека. Небо было затянуто облаками, и казалось, что вот-вот пойдет дождь.
На поляне, несмотря на раннее утро, уже кипит жизнь. Суетятся рабочие, заканчивающие ставить ограждения у сцены, на которой распеваются и настраивают инструменты участники фестиваля; мастера и торговцы раскладывают на прилавках свои работы на продажу, кто-то изготавливает их прямо на месте; шашлычники спросонья расставляют пластиковые стулья, раскрывают шатры, варят плов в полуметровых чугунных котлах и жарят мясо; у обочины в грузовой машине кто-то уже завтракает и ругается на чрезмерную темноту фуры; в поле постепенно растет палаточный городок.
Долганский завтрак
Бредя по пустому полю стадиона, мы замечаем долганский чум. Из-за тканевой створки слышатся тихие женские голоса, пахнет выпечкой и соленой рыбой. Внутри, на переносной печке, пожилая женщина печет лепешки.
- Ае, заходите к нам на лепешки с чаем! Юколу попробуйте, это традиционное блюдо долган. Евгения Иннокентьевна заводи еще тесто! И рыбу порезать надо, у меня закончилась. Людей кормить надо!
Юкола - это вяленное мясо рыбы, обычно - сиг, муксун или даже щука. Рыбу разделывают пластом, разрезают на мелкие полосочки, а потом прорезают вдоль, чтобы она быстрее высохла.
Пока мы жуем юколу, запивая чаем, сухонькая, но бодрая Евгения Иннокентьевна, достает из туеска пакет с мукой и неторопливо замешивает тесто.
- Вообще моя семья не рыбачит, конечно, я, можно сказать, чиновник, работаю в управлении культуры. А вот Филипп, он представитель долганского народа, мастер костерез. Ну вот куда он убежал? - бабушка крутит головой в поисках еще недавно крутившегося рядом паренька. - У него золотые руки, не хуже, чем у деда, вот будет резать, всем показывать, как надо. Вон уже наготовил спилов из оленьего рога. Да вы ешьте, ешьте!
Лепешка и впрямь очень нежная, вкусная и своим ароматом притягивает проходящих мимо туристов и организаторов в чум. Мы сидим и радуемся тому, что наконец-то вырвались из города.
Традиции на вынос
А на улице тем временем звонким голосом завлекают на утренний покос. Колонна мужчин с косами и девушек в красных сарафанах выходят на заросшее высокой, местами по пояс травой, поле.
С проседью в волосах и льняных рубахах мужчины мерными взмахами кос начинают валить ровными рядами свежую траву, а женщины заводят песни под звуки гармони, балалайки и свирели. Иногда кто-то из мужиков останавливается, отвечает на вопросы туристов, окруживших покос, и объясняет, как держать косу, подрезать острым лезвием траву, чтобы захватывать ее под самый корень.
К полудню, несмотря на мелкий дождь, «Город мастеров» кипит: никакая стихия не сможет остановить ни швейное и гончарное дело, ни роспись по шелку, ни обработку бересты. Мастера расторговываются, учат детей мастерить деревянных лошадей и куклы-обереги.
Цены за побрякушки начинаются от двухсот рублей за собственноручно сделанный на гончарном круге глиняный горшочек, до десятков тысяч за готовое изделие, вышедшее из рук мастера. Вышитые льняные платья, шкурки соболя, лисьи шапки, и бубны шаманов - стоят немалых денег.Однако без тарелочек или магнитиков по триста рублей за штуку вряд ли кому-то удастся уехать. Таких диковин, собранных в одном месте, сложно будет встретить в городских магазинах. Жаль только, что часть этих «диковин» приехала на фестиваль прямиком из Китая.
С наступлением вечера, людей на поляне прибывает. Если днем удавалось как-то пробираться от одной площадки к другой, то ночью движение парализовано почти полностью. Кажется, будто все разом покинули разросшийся палаточный городок, пансионат, да и, пожалуй, все Шушенское, и двигаются в разные стороны, сталкиваясь лбами и наступая на ноги.
Аллея, соединяющая площадки фестиваля, выглядит как рынок КрасТЭЦ в базарный день. Тут продают все: от китайских матрешек и сахарных петушков до африканских барабанов. Если душа жаждет развлечения, то можно прокатиться на лошади или пони, посоревноваться в метании дротиков, пострелять из старой «воздушки» в тире, и станцевать джигу.
Ухает музыка, кричат зазывалы, доносятся отзвуки со стадиона, где уже вовсю идет концерт. В воздухе пахнет пловом, шашлыком, сахарной ватой, и от этих запахов начинает кружиться голова. В голову лезут стойкие ассоциации с Таиландом и найтмаркетами на Самуи. Еда, музыка, суетящиеся русские туристы, китайские сувениры…
Эта музыка будет вечной
Несмотря на объявленный траур, фестиваль никто отменять или переносить не собирается: хэдлайнеры уже приехали, отстроились, и что-то менять в программе никому не на руку. Поэтому пятничный вечер двигается четко по программе. Люди вереницей заходят на стадион, где находится сцена.
Как всегда, полицейские на входе пытаются отобрать алкоголь, бутылки, и банки, оставляя зрителям лишь жаркие танцы, этнические песни и теплый плед на случай уставших ног. Кто-то все же ухитряется протащить внутрь бутылку-другую. Но из тысяч людей, собравшихся на поле, таких единицы.
Вечернюю программу пятницы немного портят перебои с электричеством. На несколько минут лагерь и стадион погружаются во тьму, но едва энергия возвращается, на сцене появляются NewAsia. Ребята из Барнаула начинают свое выступление с дикого воя вокалиста, переходящего в шипение и рычание под звуки варгана, барабанов и клавиш. От переплетения звуков бросает в дрожь, басы прокатываются сквозь тело, а волоски на руках поднимаются дыбом.
Вышедшие следом африканцы из Kimbata на ломаном русском зовут всех в Африку, но Африка со своими зубодробительными ритмами сама приходит в Шушенское, и стадион лихо отплясывает под гитарные рифы и стук бонга.
Немного успокоил всех Калинов Мост, чей лидер Дмитрий Ревякин не сыграл ни одного из своих хитов, сделав исключение только под конец, закончив свое выступление песней «Родная», и ушел, не спев на бис.
Второй хэдлайнер, грузинские парни Мгзавреби, выступавшие во второй день, наоборот стали примером того, как нужно общаться с публикой. Парни с душой на распашку, почти два часа пели песни про школьную дружбу, первую любовь, вино, и красивых девушек. На грузинском преимущественно. Их лидер, высоченный, длинноволосый и бесконечно харизматичный Гиги спускался к публике почти на каждой песне, а в самом конце выступления и вовсе ушел в толпу, где пел хором, обнимался с людьми, и фотографировался.
Такой разный этнос
На стадионе, погрузившись в рифы и ритмы, забываешь о жизни за пределами забора. Но стоит выйти за ворота, как ты погружаешься в «рой» нетрезвых людей, толкущихся между ларьками, сидящих в шалманах, и пьющих дешевое разливное пиво, слушающих и лихо отплясывающих под Стаса Михайлова и Михаила Круга. Никакой этникой тут и не пахнет, хотя может быть это мы «зажрались», и настоящая этника здесь, в крытых брезентом забегаловках. Ведь этнос - это и народ, такой, какой он есть, без ширм и иллюзий.
Стоит добавить, что мне так и осталось непонятно зачем вообще затеяли ребрендинг фестиваля. Прохожие продолжают рассказывать друзьям, что они на «Саянском кольце», бабушки-торговки продают залежавшиеся майки с лого «Кольца».
Но как бы то ни было, равнодушным к фестивалю можно было остаться только в том случае, если просидеть все три дня в палаточном городке. В глазах до сих пор стоят тысячи разных поделок мастеров, руки помнят вязкую глину и тяжелую деревянную косу на ощупь; в ушах звенят барабаны, а за вкусом долганской лепешки и юколы теперь придется отправляться на Таймыр. Но это не беда: несмотря на то, что фестиваль закончился, и все уехали, у нас уйма дел. Петь, танцевать, творить и путешествовать!
Текст для Проспекта мира