Про домик на Силикатной и тихие радости ребенка из 90-х
…И плевал я, здоровый трехлетка,
На воздушную эту тревогу…
Это я к тому, что мое раннее, но уже относительно сознательное детство пришлось на те самые «лихие 90-е» - но, к счастью, я совершенно солидарна здесь с Владимиром Семеновичем: ни пресловутой лихости, ни, фактически, нищеты, в которой на какое-то время оказалась наша семья, я совершенно не осознавала и не замечала. Да, в папиной речи иногда мелькали какие-то непонятно-тревожные слова про угрозу гражданской войны. Но они быстро забывались. У детей, знаете ли, полно других забот. Поважнее тектонических сдвигов в геополитике.
Одно из самых счастливых воспоминаний детства - конечно же, лето на бабушкиной даче. Дачка была самая что ни на есть скромная. Шесть соток под Подольском, маленький, специфической хаотично-советской архитектуры домик, шуршащие целлофаном парники на участке, кособокая отдельно стоящая кухонька и банька. И очень красивый цветник, любовно возделываемый бабушкой Ирой, с флоксами, ромашками, георгинами и гладиолусами, бычьим сердцем и множеством других цветов, названий которых я не знаю. В доме - разномастная старая (именно старая в основном, а не старинная мебель), печка-буржуйка, крашенные оранжевой краской полы. Мне тогда все это казалось невероятно уютным. Это сейчас, оглядываясь назад, я могу понять, почему эту дачу так недолюбливала наделенная обостренным чувством прекрасного мама. Но для меня это место было филиалом рая на Земле.
Помню, когда я в первый раз после очередного учебного года приезжала с бабушкой «на Силикатную» (станция под Подольском, где располагалась дачка), всегда с особой радостью вдыхала совершенно особый запах дачного дома - смесь древесины, бумажных обоев и еще чего-то незнакомого, но очень приятного. Мне всегда казалось, что главные источники этого необычного дачного аромата - два шкафа, которые единственные и могли из всей скромной меблировки претендовать на старинность. Большие, деревянные, украшенные резьбой. И в них было ароматное содержимое: в серванте, ясное дело, хранились всякие припасы, включая свежий хлеб, конфеты - особенно мне нравилось бесконтрольно, чувствуя себя немного преступницей, таскать оттуда карамель «Московскую» в красных фантиках, печенье «Юбилейное» в нарядной классической упаковке (до сих пор его нежно люблю, в значительной степени из-за красивых ало-золотых бумажек) и еще что-то ароматно-кондитерское. В более темном, высоком и узком шкафу на полках хранилась дачная одежда, пахнущая каким-то наивным советским одеколоном («Тройным», наверное). Им же нужно было обязательно смазывать все открытые части тела перед выходом на улицу в вечернее время - для защиты от комаров (мы свято верили, что помогает). А с одеждой тоже забавно - росла я небыстро, поэтому некоторые вещи я носила лет эдак с 3 и до 12 (или с 10 до 28, вот правда) - просто то, что в 3 года было миленьким платьицем, в 12 носилось в качестве маечки, например. Хорошо шили и бережно стирали, получается.
Еще бабушка сама вязала красивые и очень уютные половички. А на стенах на втором этаже висели коврики с васнецовскими «Тремя богатырями» (над моей кроватью) и с «Березовой рощей» Куинджи (над бабушкиной).
В посте уже неприлично много букв, а столько всего радостного вспоминается - и походы на речку (да-да, категории «речек-вонючек», но большего счастья себе представить было нельзя), а еще лучше - поездки на нее же, когда папа сажал меня на маленькое детское сиденье, прикрученное к раме его здорового велосипеда. И, собственно, бесконечные катания на своем велике - сначала трехколесном, потом - «Колибри», от которого потом открутили страховочные колесики сзади и я чувствовала себя величайшим гонщиком планеты, потом - «Дружок», потом - «Школьник», и наконец - «Кама». Когда старший брат торжественно мне ее отдал, я подумала, что стала взрослой. Мне было 12, кажется.