Акварели Георга-Эммануэля Опица - Казаки в Париже
Приготовление мяса в лагере казаков.
Действие, вероятно, происходит на Елисейских полях или Марсовом поле - там располагался казачий бивак. За процессом приготовления пищи казаками с интересом и доброжелательным удивлением наблюдают французы, в том числе повар из расположенного неподалеку ресторана. Все казачьи полки, за исключением лейб-гвардии Казачьего, жили в полевых условиях. Этому есть объяснение. Еще в 1812 г. при отсутствии централизованного снабжения казаки восполняли недостаток в продуктах и фураже прямыми поборами и грабежом населения. В 1813-1814 гг. случаи мародерства значительно сократились, но, во избежание лишних соблазнов, иррегулярные войска не ставились на постой в дома местных жителей, и даже в городах они ночевали на биваках под открытым небом. В таких условиях казаки, не забывая прихватывать все что плохо лежало, вынуждены были жить, как и встарь, «с травы и воды». Во французских источниках 1814 г. можно найти многочисленные упреки в адрес казаков; например: что «в бытность их пребывания у дворца Наполеона в Фонтенбло они выловили и съели достославных карпов в тамошних заповедных прудах».
Казаки рассматривают карикатуры на самих себя.
Художник изобразил сценку у витрины павильона для продажи эстампов. Здесь выставлены гравюры в рамах с портретами Талейрана, Марии-Луизы, видами Москвы и Вены, а также карты Франции и театра военных действий в 1812 г. Поверх карт на прищепках размещены листовые эстампы небольшого формата, где можно различить портреты Франца I, Александра I, Наполеона, а также карикатуры на французскую буржуазию и русских казаков. С 1812 г. казаки стали популярными персонажами русских лубков. С 1813 г. в иностранных карикатурах (особенно английских и немецких) образы казаков оказались самыми многочисленными. Появление подобных карикатур и их моментальное распространение во Франции также отмечено многими современниками. Париж в это время был наводнен литографированными картинками - главным образом в издании Мартине. Г. Опиц нарисовал на первом плане двух казаков, рассматривающих листок с карикатурой под названием «Казак, рисованный с натуры». Ясно, что это изображение очень веселит его героев, а необузданная фантазия художника вызывает у них добродушное удивление. Размещенный на прищепке поверх карты портрет Наполеона (составленный из трупов) хорошо известен в гравированном исполнении и дошел до нашего времени. Это еще раз доказывает, что зарисовки Г. Опица явно выполнены с натуры.
Выступление уличного фокусника и предсказателя в центре Парижа.
Художник изобразил оживленную толпу парижан и двух русских казаков, наблюдающих за выступлением бродячего актера, - тот, расстелив на земле коврик и расставив аксессуары, веселил народ карточными фокусами и раздачей конвертов с предсказаниями. Русских в Париже поражало обилие актеров, театров и зрелищных представлений. В воспоминаниях офицера 1-го егерского полка М.М. Петрова читаем: «Вообще стихия парижан - буря всех страстей. Там на каждом малом пространстве, особливо булеварного проспекта и Елисейских полей, везде призывы сердец к наслаждениям. Тут показывают выученных зверей, птиц, рыб и гадов, фокус-покусы, фантасмагории, панорамы и волшебные фонари, или танцы великолепных кадрилей на натянутых проволоках и веревках, или огнецветные китайские изделия, сгорающие при звуках приятнейшей гармоники с особливо изумительною прелестию переливов и блесков». В связи со Страстной неделей с 23 по 29 марта (4-10 апреля) 1814 г. и говением Александра I вышел приказ генерал-губернатора Ф.В. Остен-Сакена о запрете русским посещать театры и увеселительные заведения: «Государь император надеется и уверен, что ни один из русских офицеров, в противность церковного постановления, во все время продолжения Страстной недели спектаклями пользоваться не будет, о чем войскам даю знать». Но даже без посещения в этот период театров русские офицеры не остались без зрелищ на улицах Парижа. Не случайно Федор Глинка в «Письмах русского офицера» процитировал перевод купленного на улице сочинения, где от имени покидающих Францию русских воинов говорилось: «Мы никогда не забудем ваших чудесных трактирщиков, купцов и конфетчиков... Актеры и актрисы, певцы и певицы, прыгуны и прыгуньи, прощайте! Мы уже не будем более есть апельсинов в комедии, восхищаться прыжками в опере, забавляться ухватками плутоватых гаеров на булеварах, мы не увидим чудесных прыгунов по канату в Тиволи, обезьян на площади Музеума, ораторов в Антенеи и китайских теней в Пале-Рояль».
Кукольное представление в кафе.
Художник изобразил сценку в кафе, где русские казаки пьют вино, ухаживают за француженками и развлекаются кукольным представлением, которое устроил для них юный парижанин. Он одновременно играет на дудке, на барабане и движением ноги заставляет плясать своих кукол. В России театр марионеток был тогда большой редкостью, и поэтому происходящее вызывает у русских явный интерес. После трехлетних лишений военно-походной жизни многие русские в Париже просто наслаждались комфортной жизнью, гастрономическими изысками и всем тем, что мог предоставить человеку один из лучших городов мира. Тем более что в Париже русским войскам выдали причитающееся жалование за год. Н.П. Ковальский с удовольствием вспоминал о дешевизне ресторанов и кафе: «Обед вообще обходился нам тогда дешево. Мы пользовались большим кредитом в лавках и магазинах». Стоит заметить, что русские привыкли обедать в полдень, а французы - в 6 часов вечера. Мемуаристы отмечали, что и гастрономические вкусы у русских и французов далеко не всегда совпадали, о чем упоминал А.Д. Чертков: «Французы никогда не едят суп, заправленный овощами или вермишелью, с хлебом и смеются над нами каждый раз, когда мы едим похлебку с хлебом». Забавный эпизод, связанный с посещением ресторана, описал в своих записках А.Я. Миркович: «Нам указали хороший ресторан, и мы в него ввалились в большом обществе наших офицеров. Сели за стол, кушанье подают очень порядочное, и нам в особенности хорош показался белый соус с ножками молоденьких цыплят, как нам по виду и по вкусу показалось. Счастливый гарсон, заметивши, что это блюдо нам понравилось, тотчас предложил - “не угодно ли вам повторить: все находят, говорил он, что у нас отлично приготовлено это блюдо, потому что мы всегда добываем самых лучших лягушек”. Мы остолбенели!... но я поспешил ему сказать: “не надо, благодарим, подавайте следующее”».
Русские казаки на улице Rue des bons enfants.
Художник изображает прогулку казаков по улицам Парижа. Действие разворачивается у входа в «Полупансион юных дам», назначение которого не оставляет никаких сомнений: на стене дома - объявление о способах предохранения от венерических заболеваний. Девицы с балкона приветствуют казаков, парижане выпрашивают монетку на сувенир, мальчишки затевают драку. Картина как будто излучает доброжелательность и юмор. В воспоминаниях русских военных можно прочесть: «Говорят много о любопытстве женщин; в настоящей мере это заметишь только здесь. Остановится ли офицер в иностранном мундире и станет о чем-либо спрашивать, немедленно около него составится кружок... Женщины здесь говорливы, не застенчивы; всякая обращается непринужденно, как будто давно знакома». Артиллерист И. Радожицкий вспоминает: «Если мы останавливались для каких-нибудь расспросов, то французы друг перед другом предупреждали нас своими ответами, обступали, с любопытством рассматривали и едва верили, чтобы русские могли говорить с ними их языком. Милые француженки, выглядывая из окон, кивали нам головками и улыбались. Парижане, воображая русских по описанию своих патриотов варварами, питающимися человеческим мясом, а казаков - бородатыми циклопами, чрезвычайно удивлялись, увидевши российскую гвардию и в ней красавцев-офицеров, щеголей, не уступающих как в ловкости, так и в гибкости языка и степени образования первейшим парижским франтам».
Казаков приглашают зайти в кофейню.
Художник изобразил прогулку казаков по городу и постарался показать заинтересованное отношение к ним парижан. Мужчина приподнимает шляпу в знак признательности за полученную от казака монетку, женщины приглашают их посетить кофейню, над которой висит вывеска с перечнем продающихся здесь напитков. У казака в синей куртке на груди художник изобразил серебряную медаль 1812 г. и Георгиевский крест, у казака в красной куртке - только серебряную медаль 1812 г. на Андреевской голубой ленте. Почти идиллическую картину нарисовал в своих воспоминаниях А.И. Михайловский-Данилевский: «Они [парижане] воображали найти в нас людей необразованных, изнуренных походами, говорящих языком, для них непонятным, в странных одеждах, с зверскою улыбкою предающихся грабежу, и не могли поверить глазам своим, видя красоту русских мундиров, блеск оружия, веселую наружность воинов, здоровый цвет лица их, ласковое обращение офицеров и слыша остроумные ответы их на французском языке. В скором времени известие о невероятных свойствах их победителей перелетало из уст в уста; похвалы русским гремели повсюду; женщины из окон и с балконов махали белыми платками, приветствовали нас движением рук...». В записках Н.Н. Муравьева-Карского находим не менее интересное свидетельство: «Парижанки приходили продавать водку a boire la goutte... Наши солдаты скоро стали называть водку берлагутом, полагая, что это слово есть настоящий перевод сивухи на французском языке. Вино красное они называли вайном и говорили, что оно гораздо хуже нашего зелена вина. Любовные похождения назывались у них трик-трак, и с сим словом достигали они исполнения своих желаний».
Прогулка казаков по галерее с лавками и магазинчиками.
Художник изображает эпизод осмотра казаками публичных торговых мест, где на продажу выставлены товары самого разного назначения: парфюмерия, галантерея и даже протезы. Здесь же видим и парикмахерские заведения. Казаки с интересом рассматривают вывески, выставленные товары и любезничают с француженками. Русский офицер И.Т. Радожицкий вспоминал: «Восковые бюсты с париками, выставленные при некоторых лавках под стеклом, показались нам столько же белы и живы, как сами парикмахеры». И далее: «Вывески на ресторациях были очень привлекательно разрисованы и заманивали к себе, но время и обстоятельства не позволяли нам лакомиться. Из толпы зрителей останавливались и смотрели на нас большей частью дамы, пригожие француженки...» В записках офицера Н.П. Ковальского читаем: «Отправился в Пале-Рояль, где между прочими вещами продавались уже русские эполеты, сабли, шитье на воротники и даже орденские знаки. На Георгиевских крестах, очевидно французской фабрикации, изображены были англизированные кони, доказательство, что купцы поджидали прибытия русской армии в Париж и заранее подготовили свой товар, который продавали втридорога». «Самый веселый город мира» всегда славился своими магазинами и тщательно заботился, чтобы иностранные гости оставляли здесь все свои деньги. О том, что французская столица была наполнена самыми разными соблазнами, писали многие. Так, один из гвардейских гусар вспоминал: «Кто бывал в Париже, тот знает, что там почти птичьего молока можно достать, только были бы деньги, а деньги были розданы по повелению императора Александра Павловича чуть ли не накануне, в размере двойного и тройного жалования за все три кампании 1812, 1813 и 1814 годов».
Игра в рулетку в игорном доме.
Художник изобразил французскую публику, собравшуюся за игорным столом, а также солдат и офицеров союзных войск, наблюдающих за игрой. В отличие от карт, рулетка тогда еще не приобрела популярность в России. Большинству русских офицеров она и вовсе была неизвестна до входа в Париж. Поэтому многие из простого любопытства стремились попробовать свои силы и попытать счастье в необычной игре. Участник кампаний 1812-1814 гг., прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка И.М. Казаков так описывал офицерскую жизнь и развлечения в Париже: «Редкий день проходил без того, чтобы я не бывал в Пале-Рояле… можете и в конец разориться, проигравшись в № 129, в рулетку, в банк, в rouge et noir, где найдете отличное общество. Сколько раз мне случалось видеть там наших генералов и старика Блюхера в партикулярном платье, горчайшего игрока, проигрывавшего большие суммы. Я часто заходил туда, но не имел охоты играть... Рулетка есть ад и рай для многих - выигрывающий в восторге, а проигравший испытывает все мучения ада и в сумасшествии с отчаяния застреливается или бросается в Сену». Художник изобразил справа от крупье двух донских казачьих офицеров, оживленно беседующих с сидящей за столом дамой. Примечательно, что они не принимают участия в игре, а лишь любезно расспрашивают о чем-то свою собеседницу, может быть, готовясь сделать ставку. Изображаемое действие происходит накануне выхода русских войск из Парижа - вероятно, в мае 1814 г., т.к. именно в это время у казачьих офицеров и генералов вместо плечевых витых шнуров были введены кавалерийские эполеты. На плечах казачьих офицеров художник изобразил чешуйчатые эполеты, скорее всего французские, то есть срочно приобретенные в Париже сразу же после объявления приказа. Чуть в глубине, среди следящих за игрой людей, можно различить фигуры еще двух казаков.
Игра в карты в игорном доме.
Художник нарисовал сцену, где за карточным столом собралась весьма разнородная публика: чиновники и военные, дамы полусвета и простолюдинки. Русские офицеры и казаки изображены на переднем плане - они в центре внимания дам. Карточная игра всегда была излюбленным времяпрепровождением русского дворянства. Конец ХVIII - начало ХIХ столетия отмечены повальным увлечением картами в армейских кругах. Самыми популярными были такие игры, как «фараон» и «штос», в которых наибольшую роль играл случай. Видимо, эти игры максимально отвечали менталитету русских военных. Судьба, удача, карьера, жизнь - как на службе, так и на войне - очень часто зависели от случая. Карточная игра, как своеобразный род битвы, превратилась в страсть нескольких поколений, страсть нередко пагубную. В Париже можно было свободно открыть кредит, не заботясь о погашении долга. Приведем свидетельство русского офицера Н.П. Ковальского: «Офицеры, имевшие свое собственное состояние, обращались к банкирам с простым удостоверением от корпусного командира, что они люди со средствами, и получали под векселя значительные суммы. Государь впоследствии заплатил за всех, и мы вдобавок были уволены от выговоров и замечаний... парижская жизнь так закружила меня своими удовольствиями, что вскоре я был вынужден продать за 9000 фр. одну верховую и двух вьючных лошадей. Лошади тогда были чрезвычайно дороги». Казачьи офицеры редко обладали большим состоянием и в наименьшей степени были подвержены страсти к игре, хотя иногда и пробовали в ней свои силы. Не случайно художник изобразил их рядом с дамами. Вероятно, они больше надеялись на успех у женщин, чем на удачу за карточным столом.
Казаки в саду Тюильри.
Художник изобразил умилительную картину: гуляющие в саду казаки приветливо общаются с детишками, пришедшими в Тюильри с нянями и мамами. Парижанки также полны доброжелательности и вместе с казаками любуются этой сценой. Женщины с детьми, очевидно, вызывали у казаков трепетное чувство, напоминали о мирной жизни - ведь им редко приходилось подолгу жить дома в кругу семьи. Большую часть жизни, особенно в наполеоновскую эпоху, казаки проводили в походах и на военной службе. Многие современники вспоминали, что уже при входе в Париж, во время прохождения по городу торжественным маршем, казаки брали на руки мальчишек и сажали их перед собой на крупы лошадей. Позднее, как отмечали очевидцы событий, у местного населения установились трогательные отношения с «лохматыми и добродушными казаками, разрешавшими детишкам вскарабкиваться им на плечи». С другой стороны, казаки поражались обилию уличных мальчишек, никому не дававших прохода, - они кривлялись, выпрашивали деньги для «умиравшей матери» или «увечного солдата калеки-отца». Для казаков это было удивительно, поскольку в России подаяния просили только перед церковью.
Казаки на рынке.
В изображенной сценке беседы-покупки съестных припасов донской казак с серебряной медалью 1812 г. на груди приценивается к домашней колбасе, а второй русский в крестьянской одежде отрезает от колбасы кусок на пробу. В общении русских с парижскими торговками ощущается взаимная доброжелательность и интерес. Появление рядом с казаком фигуры крестьянина - не фантазия художника. Большинство русских дворян во время военной службы и походов имели при себе крепостных в качестве слуг. Стоит заметить, что высшие военные чины предпочитали использовать именно казаков для несения ординарской или вестовой службы. Казаки-ординарцы отличались расторопностью, сметливостью, ловкостью, умением общаться с самыми разными людьми и быстро выполнять любые поручения - в том числе и такие, как покупка провизии.
Лагерь казаков на Елисейских полях.
Художник наполнил картину множеством сюжетов: казаки в лагере беседуют с парижанами, смотрят выступление акробатов и пьют вино; перед строем во главе с офицером проводится экзекуция - провинившегося стегают кнутом; здесь же на переднем плане изображены овцы, коза, битая птица - все, что служило пищей живущим на биваке; казак в бурке и соломенной шляпе (явно местного происхождения - казаки таких не носили) покупает провизию у парижанина. И.И. Лажечников, в то время адъютант генерала А.И. Остермана-Толстого, а впоследствии известный писатель, вспоминал в «Походных записках русского офицера»: « 20 марта. Казаки расположили свой стан на Елисейских полях: зрелище, достойное карандаша Орловского [известный русский художник, также рисовавший казаков. - Авт.] и внимания наблюдателя земных превратностей! Там, где парижский щеголь подавал своей красавице пучок новорожденных цветов и трепетал от восхищения, читая ответ в ласковых ее взорах, стоит у дымного костра башкирец, в огромной засаленной шапке с длинными ушами, и на конце стрелы жарит свой бифштек. Гирлянды и флеровые покрытия заменены седлами и косматыми бурками...». Известный русский публицист Федор Глинка напечатал перевод французского сочинения «Прощание русских с парижанами», купленного им на улице и написанного якобы от лица русского офицера: «Прощайте, поля Елисейские, прощай и ты, Марсово поле! Мы расположили на вас биваки свои, застроили вас хижинами, шалашами, будками и жили в них как в палатках. Нередко милые городские красавицы навещали кочующих соседей своих. Они не пугались ратного шуму и прыгали зефирами по грудам оружия».
Казак спорит со старой парижанкой на углу улицы De Grammont.
Художник изобразил стычку казака и старухи-француженки весьма оборванного вида: она замахивается на него палкой, а казак для парирования удара выставил вперед ружье. Рядом стоят навьюченные разным добром лошадь и ослы. Казак, видимо, занимался закупками и чем-то не угодил старухе. Около витрины модной лавки, где торгуют шляпками, толпятся француженки. За углом улицы Грамон на примыкающем к модной лавке здании видна вывеска королевской лотереи № 46. На казачьем коне навьючены большие мешки, а ослик увешан корзинами, посудой, оружием; на нем переметная сума, готовая упасть на землю. В иррегулярных (в том числе казачьих) полках вся хозяйственная жизнь сосредотачивалась в десятке - наименьшей организационной единице (полк делился на сотни, сотня - на десятки). Все имущество десятка считалось общим, хранилось и перевозилось в переметных сумах. В представленной сцене для этой цели приспособлен осел, животное, распространенное у французских крестьян и, скорее всего, захваченное казаками во время кампании 1814 г. Понятно, что при общении русских с парижанами возникали языковые трудности и непонимание. Такие случаи припоминал И.М. Казаков: «Походы по Польше, Германии и Франции внесли путаницу в филологические познания наших солдат, так например, научившись в Польше по-польски, когда вошли в Германию, стали требовать, что им нужно по-польски и удивлялись, что немцы не понимали их... Прийдя во Францию, они усвоили себе некоторые немецкие слова и требуют от французов... Опять та же история: является жалоба и объяснение...».
Казаки на улице, ведущей к Вандомской площади.
Здесь запечатлено знаменательное событие - снятие 8 апреля 1814 г. статуи Наполеона с Вандомской колонны-постамента. Оживленная толпа парижан устремляется к площади. Однако происходящее здесь мало интересует изображенных художником на первом плане трех казаков на привале. Они заняты своим делом. У казака с бутылкой в руке видны награды: серебряная медаль 1812 г. и высшая награда для нижних чинов русской армии - знак отличия военного ордена, или Георгиевский крест. О событиях на Вандомской площади рассказывали многие русские офицеры, побывавшие в эти дни в Париже. А.И. Михайловский-Данилевский пишет: «На колонне сей, сооруженной в честь побед французских войск, поставлена была статуя Наполеона, над которою народ с самого вступления нашего в Париж ругался. Он привязывал неоднократно веревку к статуе и таким образом тащил ее вниз при ужасных криках; однажды один француз влез на плеча оной и бил ее по щекам». Он же приводит текст объявления: «От полиции объявляется, что памятник, воздвигнутый на Вандомской площади, состоит под покровительством великодушия Его Величества Императора Всероссийского и союзников его. Находящаяся наверху статуя при теперешних обстоятельствах не может более там оставаться, почему ее заменить изображением мира». Сохранилось свидетельство очевидца. Офицер-артиллерист И.С. Жиркевич вспоминает: «Я был свидетелем снятию статуи с аустерлицкой колонны на Вандомской площади... Новое же временное правительство распорядилось закрыть статую белым холщовым покровом, а через несколько дней начало устраивать блоки наверху площади колонны, с той целью, чтобы на них поднять статую с места, а потом спустить ее... Я пришел на площадь уже тогда, когда статуя была поднята и частью уже занесена на край колонны; народу собралось несколько тысяч, но такая была тишина, что слышно было каждое слово распорядителя работами; статую спустили, и народ разошелся в безмолвии». Сохранилась гравюра Г. Опица, на которой изображен сам момент снятия статуи Наполеона с Вандомской колонны с помощью натянутых со всех сторон площади веревок и деревянного блока. На гравюре толпа не безмолвствует, а живо реагирует на событие, демонстрируя все оттенки эмоций.
Казаки в Пале-Роялe
Художник изобразил многочисленных посетителей самого известного места в Париже, о котором писало большинство русских мемуаристов. Например, бытовые зарисовки известного дворца оставил А.Д. Чертков: «В Пале-Рояле торговцы, владельцы ресторанов и т.д. платят 3000 франков за помещение в аркаде… на третьем этаже - сборище публичных девок, на втором - игра в рулетку, на антресолях - ссудная касса, на первом этаже - оружейная мастерская. Этот дом подробная и истинная картина того, к чему приводит разгул страстей». В большинстве воспоминаний это место фигурировало как средоточие искушений и разврата. Так, анонимный русский мемуарист очень осторожно пишет: «В Париже я нынче был два раза: первый раз верхом, объездил и смотрел, что мог... в другой раз пошел пешком, взял фиакр и поехал в Палерояль, где пообедал... Перед лавками, между проходящими взад и вперед тоже множество женщин, но, как кажется, из разряда тех, которых не знаешь, как и назвать, если не назовешь их настоящим именем. Они гуляют по две, по три, громко болтают, хохочут, отпускают такие шуточки, что в ушах трещит, адресуясь ко всякому, кто хоть мимолетное остановит на них внимание. К нам новоприбывшим особенно они привязываются». Как «школу разврата» воспринимал Пале-Рояль и И. Радожицкий: «Мы... остановились у огромного портика с толстыми колоннами Пале-Рояля... В нижнем [этаже] - галереи с лавками, наподобие Петербургского гостиного двора. Там расхаживало множество народа взад и вперед, так что нельзя было рассмотреть в лавках ничего, кроме блеска и пестроты, при вечном шуме. Тут же в толпе мужчин не стыдились тесниться разряженные щегольски француженки, которые глазками приманивали к себе нашу молодежь, а не понимающих этого больно щипали». Посещение Пале-Рояля и тесное общение с «прелестницами» часто заканчивалось далеко небезобидными заболеваниями. Не случайно художник рядом с казаками изобразил женщину, торгующую презервативами. Она предлагает казакам бумажный конверт, на котором написано «rob antisifilitique» (надпись с ошибками, дословный перевод - антисифилитическое платье).
Казак во главе импровизированного шествия мимо «китайских бань»
Художник изобразил в центре безоружного казака с мешком за спиной и русского офицера (вероятно, улана) в плаще, которых в виде почетного эскорта сопровождают французские солдаты национальной гвардии с ружьями. За ними движется целая толпа, состоящая из военных (по головному убору можно различить еще одного казака, русского солдата пехотных полков, драгуна или кирасира), а также мирных горожан, актеров бродячего театра, мальчишек и т.п. Не совсем ясны причины такого необычного конвоя. Известно, что для охраны спокойствия гражданского населения Парижа и соблюдения порядка союзными войсками по городу в то время наряжались совместные патрули; помимо русских в их состав входили французские солдаты национальной гвардии. В первые дни пребывания союзников в Париже командовать патрулем обычно назначался русский офицер, обязательно владеющий французским языком.
Казаки в компании парижанок.
Особой популярностью в Париже пользовались гвардейские казаки. Вот что писал о них А.Я. Миркович: «На лейб-казаков женщины смотрели с любопытством, но сначала издали. Они боялись их, полагая, как им натолковали, что мы северные варвары, а казаки совершенно дикие, полунагие, с пленных сдирают кожу, а по деревням, где им попадаются малые дети, они их жарят и едят. Однако удостоверившись, что они ничуть не звери, а напротив, кротки и обходительны, они стали поближе их рассматривать и, видимо, любовались красотою и костюмами наших донских молодцов». В своих мемуарах многие русские офицеры оставили зарисовки облика француженок того времени - грациозных, легкомысленных и веселых: «...все француженки не показались мне красавицами; истинно хорошеньких не видно, но много приятных лиц, таких, которые чем-то нравятся, например: вас поражает быстрота их глаз, их ловкость в ухватках, в одежде, и особливо в обуви; последнее поневоле заметишь, смотря как она перепрыгивает с камня на камень через улицу». Еще один участник войны вспоминал: «На обратном пути я любовался простыми француженками. Много из них хорошеньких; все одеваются просто, красиво, опрятно и одинаково; почти все они круглолицы, бледны, темнорусы или брюнетки с живыми быстрыми глазками и со всегдашнею улыбкою; имеют тонкие талии, гибкий стройный стан; носят коротенькие платья, чтобы ножки были видны; и ручки свои прячут в фартучные карманы; волосы убирают под сеточки или под чепчики; ходят проворно и заботливо. Погода для них не страшна; они не прячутся в шубы от холода». По свидетельству А.И. Михайловского-Данилевского, «невозможно и нам забыть ласкового, дружеского обращения парижан с нами, домы и сердца их были открыты русским. Появление наших офицеров нередко возбуждало рукоплескания в театрах».
Казак раздает парижанам декларацию Александра I
Художник изобразил конного донского казака на улице недалеко от Триумфальной арки: он раздает прохожим листы с напечатанной декларацией Александра I. За ним бежит парижский разносчик объявлений (с бляхой) и предлагает прокламацию короля Людовика XVIII. Этот сюжет относится к первым дням пребывания союзных войск в Париже. Город давно не был свидетелем чужих военных триумфов, и парижане, с тревогой ожидая грядущих событий, стремились получить любую информацию. Все их надежды связывались, в первую очередь, с русским царем, вдохновителем и фактическим руководителем антинаполеоновской коалиции. А.И. Михайловский-Данилевский вспоминал: «Несколько прокламаций, объявленных в сие время, были все от имени Государя… Первая и важнейшая прокламация к французам… обнародована в самый день нашего вступления в 3 часа пополудни. В оной император объявляет, что он и союзники не вступят в переговоры ни с Наполеоном, ни с кем другим из фамилии его; что земли, принадлежавшие Франции при прежних королях, будут неприкосновенны; и приглашает народ французский избрать временное правительство для составления конституции». С момента вступления на территорию Франции Александр I отдал приказ по войскам, «чтобы обходиться с жителями как можно дружелюбнее и побеждать их более великодушием, нежели мщением, отнюдь не подражая примеру французов в России». Русские мемуаристы оценивали происходящее в несколько розовом свете: на самом деле восторженный прием победителям оказали лишь роялистски настроенные богатые кварталы. Пригороды встречали союзные войска хотя и с любопытством, но настороженно и без ликования. Однако наступивший в скором времени мир рассеял страхи большинства парижан.
Казаки и торговки рыбой и яблоками.
Об общении русских с местными жителями один из участников войны вспоминал: «Нам представилась многочисленная толпа народа, наполнившего всю улицу и с нетерпением ожидавшего нового и редкого спектакля: взглянуть поближе на неприятелей. Вскоре жители высыпали на заставу и рассеялись между нашими солдатами; появились торговки с разными съестными припасами в корзинках и с бочонками на шее. Все громко предлагали свой товар: - La chale, messieurs, la chale, qui vent la chale! - кричала одна. Les œufs frais, messieurs! - возглашала другая и проч. Все эти продавцы скоро рассеялись по лагерю, смело и без всякого опасения продираясь между солдатами. Забавно было видеть наших служивых, старающихся любезничать с торговками, и ловкость сих последних, которые понимали намерения, не разумея слов». Прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка И.М. Казаков писал в своих мемуарах: «Как нам, так и солдатам хорошее житье было в Париже; нам и в голову не приходила мысль, что мы в неприятельском городе... Солдат наших тоже полюбили - народ видный, красивый. Около казармы всегда куча народа, и молодые торговки с ящиками через плечо, с водкой, закуской и сластями толпились около солдат на набережной перед казармой».
Источник
