Первый раз в Крыму. Неохота или пост не про рыбалку
Приехали мы с друзьями в Крым. Я здесь первый раз и все в новинку, все интересно. Город Севастополь оказался таким, как и хотелось бы его видеть - пропитан героизмом и подвигом, достойно носит на груди орден города-героя. А вот Ялта - такой как на картинках. Типичный курорт с душком СССР и очень узенькими и крутыми улочками. Но дорога к Ялте - сплошной восторг. Справа скалы чешут небо, а слева море сливается с горизонтом и уводит взгляд в бесконечность. Наверно каждый водитель здесь мечтает побольше лошадей под капотом и свободные обе полосы, хотя бы на несколько минут. И все такое прозаичное и южное. Один только минус: мозги у людей тоже южные. И с ними приходится взаимодействовать, мы ж не социопаты какие-нибудь. Мой друг, посещавший Крым не раз по абсолютно разным делам, описал эту болезнь так: в сезон все радостно стараются заработать, но когда он кончается, вместе с ним и работа закончилась. Это достойнейшее оправдание можно простить мороженщикам к примеру, или тем же продавцам тапочек для пляжа. Но как это сопоставить с ответственной должностью автомеханика? Машины ведь нуждаются в уходе и заботе 365 дней в году, для них не бывает сезона или не сезона. Жена вот может не понять, если я буду любить ее только 3 месяца в году, а остальное время отмахиваться, причитая что нет в мире настоящей любви. Именно такое недоумение, я испытывал на протяжении всего дня, пытаясь пристроить на незначительный ремонт наш пепелац. Было это примерно так: в первом сервисе механик сказал, что не возьмется, потому что он маленький и слабый и не сможет «продергать» рычаги «огромной» грузовой машины. Во втором сидящий в пустом боксе механик даже руку от лица не оторвал, разговаривая со мной. В третьем парни нашил отмазку, типа фиатами они не занимаются.
Апогеем этого стала такая картина, ее необходимо описать во всех красках. Мы с Димоном подходим к сервису. Возле открытых ворот стоит в грязной промасленной робе механик (хотя сразу и не поймешь, что это действительно он) и с насаждением покуривает сигаретку. По ощущениям, он поддерживал стену от падения, когда мы нарисовались поблизости. Мы задаем ему сакраментальный вопрос: сможет ли он починить наше авто с уже известной проблемой. Он смачно затягивается, неторопливо струйкой выдувает дым из легких и не отрываясь от поддержания солидарности со стеной говорит: Неохота. НЕ. ОХОТА. Я опешил, если честно. Спрашиваю: в смысле - неохота? Он же заявляет, что гемороя много. Только потом у меня возникли вопросы из разряда «ты что, на рыбалке?» или «а нахрена ты здесь работаешь, если тебе это неохота?». В душе я их ему задал конечно, но на лице лишь нарисовалась еще долго не сползающая улыбка.
Ни в коем случае не скажу, что все на юге такие, со всеми незнаком. Но именно с этими господами ситуация плачевная. И если бы проблема была в лишь юге… По всем просторам нашей необъятной прекрасной страны чрезвычайно часто встречаются подобные истории. Мне кажется, что это такой вирус, как ГРИПП. Только живет он глубже и таблеткой не лечится. У горячо любимого мной Джека Лондона в повести «Смок Белью» есть одна глава, где Смок с Малышом наткнулись на поселение умирающих несчастных. Они лежали у себя в хижинах и постанывая гнили. Заживо. Смок и Малыш - глубоко нравственные герои, и просто так оставить умирать людей они не могли. Конечно, принялись их спасать, а первое средство, примененное ими, оказалось трудотерапией. Больные так же постанывая старались делать, что им приказывали. В том рассказе это успеха не принесло так как люди больны были цингой и спас их только картофельный отвар, но дело в другом. Первый диагноз - губительная лень, был дан совершенно верно. И спасение от цинги не спасло от главного вируса, поражающего мышление.
Это страшно, на мой взгляд. У меня есть один приятель, он как раз примерно такой же: окончив универ, устроился на работу, найденную родителями. Ничего не ищущий в жизни, он жутко боится за карточный домик своего мира. Укрепить его стены он не может - силы уходят, как огонь, в который не кладут дров. Потрескивающие бревна превращаются в тускнеющие угли, а потом и вовсе ветер разносит пепел по полю. А на сердце остается черный отпечаток потухшего задора и потерянных возможностей. Обычно использованное костровище бросают. Но иногда случается так, что находится тот, идущий рядом, воспользуется этим очагом и огонь снова игриво будет двигать вперед.