Отрочество. Часть 18
Продолжение главы III. Отрочество.
См. Часть 1 - 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.
См. также главы:
Глава I. Довоенное детство. Части 1 - 15.
Глава II. Военное детство. Части 1 - 20.
7-й класс
Оказалось, что «Физическую географию» теперь нам преподает сам директор школы. Алексей Акимович рассказывал сухо и требовал запоминания массы названий - рек и морей, гор и равнин, городов, стран и континентов. Мы по его требованию завели словарики, куда записывали все названия. Оказалось, что мой папа хорошо помнит географию. Он повесил на стенку две физические карты - СССР и мира. После того, как я заносил в свой словарик новые названия, папа брал словарик и называя одно из них просил меня показать, где это на карте. Или наоборот. Показывал на карте какой-либо объект и спрашивал меня, как он называется. Я до сих пор показываю в разговорах высокую эрудицию по географии. Помню названия столиц всех государств, многих городов, рек, морей, гор и многое другое.
Арифметики больше не было, а алгебру и геометрию преподавал Семен Григорьевич Добкин, невысокий худощавый мужчина средних лет вежливый (он к каждому из нас обращался на Вы) и невозмутимый. Он удивительно четко объяснял нам урок, а потом требовал с такой же четкостью повторить, что он сказал. Когда мы разбирали решения трудных арифметических задач пятого класса, заданных на дом, он обязательно спрашивал, нет ли у нас других решений. Если находились, мы их обязательно проверяли, и он очень радовался, если они были правильными. У него в классе стоял негромкий рабочий гул, и он не возражал, когда мы говорили друг с другом по делу. Но совершенно не терпел баловства. Особенно досаждал ему Игорь Драбкин. Он сидел на второй парте прямо перед ним, и был ужасным непоседой, - то оборачивался и болтал, то начнет показывать какой-нибудь фокус. Наконец, когда Драбкин начинал что-нибудь выкрикивать особенно громко, Семен Михайлович вставал с места и пристально глядя на него, просил встать, а потом медленно и очень тихим голосом говорил: «Драбкин! Вы хотели что-то сказать? Ах, нет! Но если Вы захотите что-либо сказать, поднимите ногу. Да-да ногу, а не руку. Я пойму. Садитесь». В классе воцарялась тишина.
в СССР приехала Голда Меир, посол Израиля
У нас дома мама шопотом сказала мне:
- Ты знаешь, приехала Голда Меир, посол Израиля?
Я не понял, почему это такое важное событие и почему мама говорит об этом шопотом. Но мама тут же сказала, чтобы я ни с кем об этом не говорил, чтобы меня не заподозрили в симпатиях к сионистам и Израилю.
- Но Голда Меир - выдающийся еврейский деятель, а родилась она в Киеве, но потом эмигрировала. В нашей семье тоже есть эмигранты, которые живут в Америке. Это бабушкины братья. Они после революции 1905 года, сапасаясь от ареста, уехали в Америку, но больше не вернулись.
Первого израильского посла, впоследствии премьер-министра Голду Меир, восторженно встречали в московской синагоге на улице Архипова и особенно в ее родном Киеве, который она посетила в сентябре 1948 года. В посольство пошли телеграммы с просьбами помочь в создании кружков по изучению иврита. Те, кто их отправлял, вскоре были арестованы.
Жена Молотова Полина Жемчужина во время дипломатического приема побеседовала с Голдой Меир на идиш, а потом в разговоре с женой Ворошилова сказала: "Теперь и у нас есть Родина!" Жемчужина, которая была членом ЕАК быстро оказалась в ГУЛАГе, а ее муж, второй человек в стране, навсегда лишился расположения вождя.
Симпатии советских евреев к Израилю Сталин счел изменой, а их самих - ненадежным элементом в случае войны с Америкой. Последовали кампания против "безродных космополитов", расстрел ряда членов Еврейского антифашистского комитета и "дело врачей".
меня избирают Председателем Совета отряда
На первом собрании в классе меня избрали в Совет пионерского отряда, а на заседании Совета отряда старшая пионервожатая предложила избрать меня Председателем. Я и не думал, что меня могут избрать, и сразу не понял, что теперь я за многое отвечаю. Если раньше я мог выступать и критиковать за то, что класс не собирается вместе, не ходит в кино и на экскурсии, в музеи и театры, то теперь я сам должен все это организовать. Но я сказал ребятам, что если они хотят, чтобы у нас в классе что-то было, они должны предлагать интересные дела и помогать их осуществить.
Правда, с предложениями оказалось туго, - никто ничего за весь год так и не предложил. Что касается помощи, то один только Игорь Лопатин безропотно помогал делать стенгазету. Остальные помогали только под сильным нажимом, а некоторые вообще отказывались что-либо делать.
Тем не менее, мы сходили на экскурсии в Музей обороны Ленинграда и в Военно-морской музей, побывали несколько раз все вместе в кино. А вот ни в Оперу, ни в драматический театр никто пойти не захотел.
У нас были интересные диспуты, и они очень помогли мне понять, какие у кого интересы. Наверное и ребятам они в чем-то помогли, потому что охотно приходили и просили организовать еще.
золотая коса
Дверь класса открылась, и вошла вместе с директором статная русская красавица с осанкой царевны и с тяжелой золотой косой, уложенной венцом вокруг головы. Белое лицо с мраморным оттенком и неожиданный на таком лице румянец. Это была какая-то неземная красота. Мы дружно и даже несколько поспешно встали. Вставать при входе в класс учителя и при выходе его из класса, - было правилом в советской школе. Часто учителя, входя, смотрели на нас внимательно, - все ли встали? А если кто-либо не вставал, ждали в молчании, глядя на невежливого школьника. Когда он вставал, учитель говорил всем: «Садитесь, пожалуйста». Директора побаивались и вставали всегда. Но сегодня все не просто встали а вскочили. Даже ленивый Володя Неупокоев, здоровый парень, переросток, старше нас года на три поспешно встал и сказал выразительно: «Вот это да?!» Такой был порыв навстречу красоте. Мы были мальчиками, но увидели, может быть, впервые в жизни, чистую женскую красоту. Наши чувства хлынули ей навстречу. И он почувствовала это, - красавица зарделась, но быстро взяла себя в руки. А я тогда, возможно, впервые в жизни ощутил воздействие на свои чувства женской красоты. Понял, что во мне есть что-то, чем невозможно управлять, и это что-то идет из такой глубины, которую я до сих пор не ощущал в себе. Это длилось всего мгновение, но запомнилось.
- Здравствуйте, ребята, - сказал директор. - Преподавать английский язык у вас будет Анна Михайловна Леонова.
- Good morning, - сказала красавица. - Seat down, please. Давайте познакомимся. Она раскрыла журнал и стала вызывать каждого по фамилии.
У нее оказался чистый мелодичный голос, приветливый, но внимательный взгляд и, как потом оказалось, совсем не вредный характер. Директор вышел, а она начала разговаривать с нами, вызывая каждого из нас по журналу, где список ребят был в алфавитном порядке. Она говорила, слушала, снова говорила, а я смотрел на нее и не слышал ее слов.
- Какая красивая и совсем молоденькая. Наверное, только что закончила инъяз, - подумал я и оказался прав. Это был ее первый урок в школе.
Наконец, дошла очередь и до меня. Я отвечал на ее вопросы, как в тумане. Мне еще не приходилось разговаривать с такими красивыми женщинами, вызывающими головокружение и немоту.
Над ней никогда не подшучивали. Даже наш записной остряк Аркадий Райцын (не путать с Аркадием Райкиным) не смел острить по ее поводу.
Пять лет, с 6-го по 10-й класс два раза в неделю мы занимались с ней английским языком. Она нам всем по-прежнему нравилась, но к ее красоте мы привыкли. Ко всему привыкаешь. Но относились к ней бережно. Каждый из нас старался выполнить все, что она нам задавала. Я тоже. Выучил грамматику, в меня вошло много английских слов. Читал и переводил газетный текст и адаптированную литературу, сдавал «знаки». Но говорить по-английски не научился. Видимо, такая программа была. Никто из моих сверстников не заговорил.
физика
Наш преподаватель физики Борис Сергеевич Кочетков был весьма колоритной фигурой. Нашм уроки проходили в кабинете физики. Он ходил вдоль доски за длинным выслким физическим столом и объяснял нам самые сложные вещи так, что все сразу понимали. Кудри обрамляли его голову. Помятый костюм, видимо, никогда не знал утюга. Галстук он никогда не надевал. Туфли были слегка стоптаны. Его глуховатый голос не усыплял, напротив, хотелось вникнуть в суть и пойти за ним. И мы шли. Закончив объяснение, он всмкидывал голову и осматривал нас, как будто увидел в первый раз.
- Какие есть вопросы, - спрашивал он.
Если были вопросы, он терпеливо объяснял, никогда не раздражаясь. Закончив объяснение, он уходил небольшую комнату, примыкавшую к той, где проходили занятия, и через минуту выходил умиротворенный. Мы знали, что там он прикладываается к бутылке. Но его поведение не изменялось. Разве что он становился еще добрее.
В этой же комнате вдоль стен стояли столы с различными установками, которые он сам мастерил из подсобного материала. Лишь в старших классах стали появляться новые учебные пособия, а тогда в 1948-49 гг., все было собрано из довоенных остатков. Тем не менее он умудрялся делать работающие установки, и мы извлекали эффекты из катушки Румкорфа и Гельмгольца.
На занятиях никто никогда не баловался, - это просто не приходило в голову. Каждая группа усердно делала тщательно разработанную и продуманную лабораторную работу, причем каждый человек в группе был занят и знал, что его работа нужна, и без нее ничего у группы не получится.
В 10-м классе Борис Сергеевич преподавал еще и астрономию. Он рассказывал о Вселенной, галактиках, звездах и планетах. Рассказывал увлеченно и, как всегда, просто. Я с удовольствием слушал его рассказы, понимал как это интересно и как много здесь еще не открыто, но про себя думал, что этим я заниматься не буду.
изучаем Конституцию СССР
В седьмом классе мы изучали Конституцию СССР. Она была принята в 1036 году и ее называли Сталинской. Нам говорили, что у нас самая лучшая конституция в мире. Самая демократическая. В ней права не только декларируются, но и обеспечиваются. Право на труд, право на отдых, право на образование.
Но нам ничего не говорили о праве на жизнь, даже не заикались. В Конституции СССР такого права у советского человека не было. И в нашей стране дела обстояли с этим ужасно. Людей арестовывали, и они расстреливались или отправлялись в лагеря.
И историю, и Конституцию вела Инна Яковлевна Макарова. Претензий к ней у меня не было. Правда, рассказывала она далеко не все, часть задаваемого на дом надо было читать и выучивать самостоятельно. Дополнительных материалов к учебнику она не давала, но я иногда ходил в читальный зал Юношеской Публичной Библиотеки на Фонтанку и там читал более подробно то, что мне было интересно.
К уроку я практически всегда был готов, и если меня вызывали я рассказывал не только то, что было в учебнике, а и то, что прочитал в Читальном зале.
Вспоминается такой эпизод. Был у нас в седьмом классе один ученик, назову его Вася Р. (не хочу приводить фамилию), который перебивался с тройки на двойку. Он с трудом переходил из класса в класс и уже пару раз оставался на второй год. Говорил он коряво, ему даже трудно было построить правильную фразу. В вещах потруднее он разобраться не мог, да и с памятью у него было плохо. И вот как-то Инна Яковлевна вызывант его к доске отвечать по заданному домой разделу Конституции СССР. Он говорит так, что слушать его срвершенно невозможно, хоть уши затыкай. Но Инна Яковлевна терпеливо слушает, приходится и нам слушать Васю. Особенно смешно было слышать, как он говорил слова социализм и коммунизм. Он их произносил как оциализем и коммунизем. Сидящий на задней парте Сережа Иванов не выдерживает:
- Вася, да что ты все время говоришь социализем, коммунизем, ты сам просто клизем.
Все расхохотались, кроме Инны Яковлевны:
- Иванов! Не смейтесь над недостатками речи своего товарища. Это нехорошо.
Инна Яковлевна могла выгнать Сергея из класса, но она этого не сделала и вообще оствила это происшествие без последствий.
Продолжение следует
См. Часть 1 - 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.
См. также главы:
Глава I. Довоенное детство. Части 1 - 15.
Глава II. Военное детство. Части 1 - 20.
7-й класс
Оказалось, что «Физическую географию» теперь нам преподает сам директор школы. Алексей Акимович рассказывал сухо и требовал запоминания массы названий - рек и морей, гор и равнин, городов, стран и континентов. Мы по его требованию завели словарики, куда записывали все названия. Оказалось, что мой папа хорошо помнит географию. Он повесил на стенку две физические карты - СССР и мира. После того, как я заносил в свой словарик новые названия, папа брал словарик и называя одно из них просил меня показать, где это на карте. Или наоборот. Показывал на карте какой-либо объект и спрашивал меня, как он называется. Я до сих пор показываю в разговорах высокую эрудицию по географии. Помню названия столиц всех государств, многих городов, рек, морей, гор и многое другое.
Арифметики больше не было, а алгебру и геометрию преподавал Семен Григорьевич Добкин, невысокий худощавый мужчина средних лет вежливый (он к каждому из нас обращался на Вы) и невозмутимый. Он удивительно четко объяснял нам урок, а потом требовал с такой же четкостью повторить, что он сказал. Когда мы разбирали решения трудных арифметических задач пятого класса, заданных на дом, он обязательно спрашивал, нет ли у нас других решений. Если находились, мы их обязательно проверяли, и он очень радовался, если они были правильными. У него в классе стоял негромкий рабочий гул, и он не возражал, когда мы говорили друг с другом по делу. Но совершенно не терпел баловства. Особенно досаждал ему Игорь Драбкин. Он сидел на второй парте прямо перед ним, и был ужасным непоседой, - то оборачивался и болтал, то начнет показывать какой-нибудь фокус. Наконец, когда Драбкин начинал что-нибудь выкрикивать особенно громко, Семен Михайлович вставал с места и пристально глядя на него, просил встать, а потом медленно и очень тихим голосом говорил: «Драбкин! Вы хотели что-то сказать? Ах, нет! Но если Вы захотите что-либо сказать, поднимите ногу. Да-да ногу, а не руку. Я пойму. Садитесь». В классе воцарялась тишина.
в СССР приехала Голда Меир, посол Израиля
У нас дома мама шопотом сказала мне:
- Ты знаешь, приехала Голда Меир, посол Израиля?
Я не понял, почему это такое важное событие и почему мама говорит об этом шопотом. Но мама тут же сказала, чтобы я ни с кем об этом не говорил, чтобы меня не заподозрили в симпатиях к сионистам и Израилю.
- Но Голда Меир - выдающийся еврейский деятель, а родилась она в Киеве, но потом эмигрировала. В нашей семье тоже есть эмигранты, которые живут в Америке. Это бабушкины братья. Они после революции 1905 года, сапасаясь от ареста, уехали в Америку, но больше не вернулись.
Первого израильского посла, впоследствии премьер-министра Голду Меир, восторженно встречали в московской синагоге на улице Архипова и особенно в ее родном Киеве, который она посетила в сентябре 1948 года. В посольство пошли телеграммы с просьбами помочь в создании кружков по изучению иврита. Те, кто их отправлял, вскоре были арестованы.
Жена Молотова Полина Жемчужина во время дипломатического приема побеседовала с Голдой Меир на идиш, а потом в разговоре с женой Ворошилова сказала: "Теперь и у нас есть Родина!" Жемчужина, которая была членом ЕАК быстро оказалась в ГУЛАГе, а ее муж, второй человек в стране, навсегда лишился расположения вождя.
Симпатии советских евреев к Израилю Сталин счел изменой, а их самих - ненадежным элементом в случае войны с Америкой. Последовали кампания против "безродных космополитов", расстрел ряда членов Еврейского антифашистского комитета и "дело врачей".
меня избирают Председателем Совета отряда
На первом собрании в классе меня избрали в Совет пионерского отряда, а на заседании Совета отряда старшая пионервожатая предложила избрать меня Председателем. Я и не думал, что меня могут избрать, и сразу не понял, что теперь я за многое отвечаю. Если раньше я мог выступать и критиковать за то, что класс не собирается вместе, не ходит в кино и на экскурсии, в музеи и театры, то теперь я сам должен все это организовать. Но я сказал ребятам, что если они хотят, чтобы у нас в классе что-то было, они должны предлагать интересные дела и помогать их осуществить.
Правда, с предложениями оказалось туго, - никто ничего за весь год так и не предложил. Что касается помощи, то один только Игорь Лопатин безропотно помогал делать стенгазету. Остальные помогали только под сильным нажимом, а некоторые вообще отказывались что-либо делать.
Тем не менее, мы сходили на экскурсии в Музей обороны Ленинграда и в Военно-морской музей, побывали несколько раз все вместе в кино. А вот ни в Оперу, ни в драматический театр никто пойти не захотел.
У нас были интересные диспуты, и они очень помогли мне понять, какие у кого интересы. Наверное и ребятам они в чем-то помогли, потому что охотно приходили и просили организовать еще.
золотая коса
Дверь класса открылась, и вошла вместе с директором статная русская красавица с осанкой царевны и с тяжелой золотой косой, уложенной венцом вокруг головы. Белое лицо с мраморным оттенком и неожиданный на таком лице румянец. Это была какая-то неземная красота. Мы дружно и даже несколько поспешно встали. Вставать при входе в класс учителя и при выходе его из класса, - было правилом в советской школе. Часто учителя, входя, смотрели на нас внимательно, - все ли встали? А если кто-либо не вставал, ждали в молчании, глядя на невежливого школьника. Когда он вставал, учитель говорил всем: «Садитесь, пожалуйста». Директора побаивались и вставали всегда. Но сегодня все не просто встали а вскочили. Даже ленивый Володя Неупокоев, здоровый парень, переросток, старше нас года на три поспешно встал и сказал выразительно: «Вот это да?!» Такой был порыв навстречу красоте. Мы были мальчиками, но увидели, может быть, впервые в жизни, чистую женскую красоту. Наши чувства хлынули ей навстречу. И он почувствовала это, - красавица зарделась, но быстро взяла себя в руки. А я тогда, возможно, впервые в жизни ощутил воздействие на свои чувства женской красоты. Понял, что во мне есть что-то, чем невозможно управлять, и это что-то идет из такой глубины, которую я до сих пор не ощущал в себе. Это длилось всего мгновение, но запомнилось.
- Здравствуйте, ребята, - сказал директор. - Преподавать английский язык у вас будет Анна Михайловна Леонова.
- Good morning, - сказала красавица. - Seat down, please. Давайте познакомимся. Она раскрыла журнал и стала вызывать каждого по фамилии.
У нее оказался чистый мелодичный голос, приветливый, но внимательный взгляд и, как потом оказалось, совсем не вредный характер. Директор вышел, а она начала разговаривать с нами, вызывая каждого из нас по журналу, где список ребят был в алфавитном порядке. Она говорила, слушала, снова говорила, а я смотрел на нее и не слышал ее слов.
- Какая красивая и совсем молоденькая. Наверное, только что закончила инъяз, - подумал я и оказался прав. Это был ее первый урок в школе.
Наконец, дошла очередь и до меня. Я отвечал на ее вопросы, как в тумане. Мне еще не приходилось разговаривать с такими красивыми женщинами, вызывающими головокружение и немоту.
Над ней никогда не подшучивали. Даже наш записной остряк Аркадий Райцын (не путать с Аркадием Райкиным) не смел острить по ее поводу.
Пять лет, с 6-го по 10-й класс два раза в неделю мы занимались с ней английским языком. Она нам всем по-прежнему нравилась, но к ее красоте мы привыкли. Ко всему привыкаешь. Но относились к ней бережно. Каждый из нас старался выполнить все, что она нам задавала. Я тоже. Выучил грамматику, в меня вошло много английских слов. Читал и переводил газетный текст и адаптированную литературу, сдавал «знаки». Но говорить по-английски не научился. Видимо, такая программа была. Никто из моих сверстников не заговорил.
физика
Наш преподаватель физики Борис Сергеевич Кочетков был весьма колоритной фигурой. Нашм уроки проходили в кабинете физики. Он ходил вдоль доски за длинным выслким физическим столом и объяснял нам самые сложные вещи так, что все сразу понимали. Кудри обрамляли его голову. Помятый костюм, видимо, никогда не знал утюга. Галстук он никогда не надевал. Туфли были слегка стоптаны. Его глуховатый голос не усыплял, напротив, хотелось вникнуть в суть и пойти за ним. И мы шли. Закончив объяснение, он всмкидывал голову и осматривал нас, как будто увидел в первый раз.
- Какие есть вопросы, - спрашивал он.
Если были вопросы, он терпеливо объяснял, никогда не раздражаясь. Закончив объяснение, он уходил небольшую комнату, примыкавшую к той, где проходили занятия, и через минуту выходил умиротворенный. Мы знали, что там он прикладываается к бутылке. Но его поведение не изменялось. Разве что он становился еще добрее.
В этой же комнате вдоль стен стояли столы с различными установками, которые он сам мастерил из подсобного материала. Лишь в старших классах стали появляться новые учебные пособия, а тогда в 1948-49 гг., все было собрано из довоенных остатков. Тем не менее он умудрялся делать работающие установки, и мы извлекали эффекты из катушки Румкорфа и Гельмгольца.
На занятиях никто никогда не баловался, - это просто не приходило в голову. Каждая группа усердно делала тщательно разработанную и продуманную лабораторную работу, причем каждый человек в группе был занят и знал, что его работа нужна, и без нее ничего у группы не получится.
В 10-м классе Борис Сергеевич преподавал еще и астрономию. Он рассказывал о Вселенной, галактиках, звездах и планетах. Рассказывал увлеченно и, как всегда, просто. Я с удовольствием слушал его рассказы, понимал как это интересно и как много здесь еще не открыто, но про себя думал, что этим я заниматься не буду.
изучаем Конституцию СССР
В седьмом классе мы изучали Конституцию СССР. Она была принята в 1036 году и ее называли Сталинской. Нам говорили, что у нас самая лучшая конституция в мире. Самая демократическая. В ней права не только декларируются, но и обеспечиваются. Право на труд, право на отдых, право на образование.
Но нам ничего не говорили о праве на жизнь, даже не заикались. В Конституции СССР такого права у советского человека не было. И в нашей стране дела обстояли с этим ужасно. Людей арестовывали, и они расстреливались или отправлялись в лагеря.
И историю, и Конституцию вела Инна Яковлевна Макарова. Претензий к ней у меня не было. Правда, рассказывала она далеко не все, часть задаваемого на дом надо было читать и выучивать самостоятельно. Дополнительных материалов к учебнику она не давала, но я иногда ходил в читальный зал Юношеской Публичной Библиотеки на Фонтанку и там читал более подробно то, что мне было интересно.
К уроку я практически всегда был готов, и если меня вызывали я рассказывал не только то, что было в учебнике, а и то, что прочитал в Читальном зале.
Вспоминается такой эпизод. Был у нас в седьмом классе один ученик, назову его Вася Р. (не хочу приводить фамилию), который перебивался с тройки на двойку. Он с трудом переходил из класса в класс и уже пару раз оставался на второй год. Говорил он коряво, ему даже трудно было построить правильную фразу. В вещах потруднее он разобраться не мог, да и с памятью у него было плохо. И вот как-то Инна Яковлевна вызывант его к доске отвечать по заданному домой разделу Конституции СССР. Он говорит так, что слушать его срвершенно невозможно, хоть уши затыкай. Но Инна Яковлевна терпеливо слушает, приходится и нам слушать Васю. Особенно смешно было слышать, как он говорил слова социализм и коммунизм. Он их произносил как оциализем и коммунизем. Сидящий на задней парте Сережа Иванов не выдерживает:
- Вася, да что ты все время говоришь социализем, коммунизем, ты сам просто клизем.
Все расхохотались, кроме Инны Яковлевны:
- Иванов! Не смейтесь над недостатками речи своего товарища. Это нехорошо.
Инна Яковлевна могла выгнать Сергея из класса, но она этого не сделала и вообще оствила это происшествие без последствий.
Продолжение следует