Златотканный сон о сладостной неволе
Все тяжелее жизнь Володькина становилась. Мало того что женка ни денька без ссоры не могла -так и дом их немудрящий запустила. Паутина по всем углам, кости-объедки под ногами хрустят, даже крыс-пасюков отгонял пономарь от сундука на котором спал. О жизни супружеской и слова не было: отгоняла его женка, как кобеля в неурочное время.
Спасало что сиротой Володька рос, стало быть, снедь себе сгноншить мог едва не из огрызков каких. А уж крапиву-лебеду в иные дни за лакомство почитать приходилося.
Приходит как-то пономарь в избу простывшую - а в ней шаром покати. Репа сиротливо на столе лежит, да краюха черствая рядом -вот и вся пирушка. Делать неча: поплевал пономарь на руки, взял нож, взрезал репу пожухлую...
...и будто в марево какое нырнул -до того вокруг все дымом изжелта-серым заволокло. Духовитый дым, дурманящий, ноздри щекочет, в башке колыбельную поет. Да колыбельная небывалая: вроде баюкает, а конец заунывно-тягучий, жалобный даже. Навроде "алллаааауакбар" . Слышал о басурманах Володька: одних татар в столице было пруд пруди, да в Хохловском не жили никогда -своей слободы держались. Тут рассеялся дым -обомлел Володька: зала огромная, посреди пруд-водоем камнем окаймленный, в нем рыбки золотыя, а посередине струя бьет вверх аж до самой крыши. Крыша сама навроде шатровой: бархату тяжелого темно-червчатого. Пол коврами богатыми устлан, поверх подушки разныя, малыя да великия, атласом крытыя, да столики резныя. Тут да там чаши яшмовыя с ягодами-сластями разными. Окинул тут пономарь себя: рубахи нет, поверх пуза голого кафтанчик куцый -бесстыднице иной впору. Да ткань дорогая - сам бы князь не побрезговал, и золотом заткан весь: швы нитью золотною прошиты, на плечах будто лоскутья золотныя да шнурки свисают, наконечниками золотыми же увенчанныя, причем только с правого плеча-то. Распахнут на нем кафтан, пугвицы золотыя посверкивают. Внизу портки короткия пышныя, вроде тех, что у немцев на Аглицком дворе видал, а под ними чулки серыя мягкия.
Да округ него: у прудика да по всей зале иныя мужики сидят, и на всех кафтанчики подобныя цветов разных. Один по виду поляк-да и говорил аки змея шипит; второй мужик мужиком с глазами огромными, третий длинноволосый в жилете кожи сыромятной, а по спине орел двуглавый золотом же шитый; пятый стекла темныя на глаза нацепил и что-то заунывно про чарку водки выводит - ну и прочих таких десятка с три. Только глаза пономарския к полутьме дымной првыкли - звукнул где-то тулумбас, вошел арап громадный с мечом кривым на боку и прогромогласил:
- Радуйтесь, полюбовники:великий Допустим-Паша желает юнака себе на ночь выбрать, дабы усладил тот тело и и дух его! Приветствуйте хозяина вашего!
Похолодело нутро Володькино от слов арапа, особливо от полюбовников. Но тут расступились занавеси и вошел низенький человечек: башка лысая, еле-еле волосом сивым прикрытая, халат тонкой парчи, лицо вытянутое, а глаза безжизненныя, ак у рыбы какой. У сома-людоеда глаза такия.
Обошел Допустим-Паша залу, задержался подле Володьки. Знаком велел тому повернуться к прудику лицом.
Повернулся пономарь. Ипальцы холодныя на жопе своей почуял. Взыграли в нем стыд да злоба, захотел он обидчику леща дать...
...и проснулся. В руках тот же нож затупившийся, репа порезанная на столе, да только портки слетели, а в зад собака носом холодным тычет.