/ Статья Льва Тимофеева - писателя, члена Русского ПЕН-центра /
Больше всего я боюсь, что кто-то увидит в этом тексте некий призыв или, что еще хуже, укор. Нет, пожалуйста, читайте это лишь как отвлеченные размышления - так, дневниковая запись. Разговор с самим собой, не более того.
В последние месяцы я как-то спокойно относился к ярлыкам типа «пятая колонна», «русофобы», «агенты госдепа» и тому подобным, которые навешиваются на оппозиционеров. Поскольку я и сам уж никак не сторонник нынешней политической линии, то понимал, что вся эта ядовитая злобная брань, несущаяся с экрана телевизора, напечатанная на бумаге, разлитая в интернете, относится и ко мне. Ну и что? Я - русофоб? Я - агент госдепа? Смешно… Мы помним, конечно, совет классика: проявляйте иронию и жалость... Ирония спасает. Ну, например, позволяет не опускаться до тех же интонаций злобы и ненависти, какими исполнено все, что звучит с телеэкрана… Но, братцы, мы же понимаем, что все эти ярлыки - это ничто иное, как публичное лишение прав. Нас планомерно и целенаправленно выводят за пределы действия закона или, говоря актуальным ныне тюремным языком, нас «опускают». Мы посмеиваемся, иронизируем. Но раз посмеемся, два посмеемся, а третий - как бы плакать не пришлось… Вот случайно попалась на глаза ссылка: «Улицкая и пр. - на службе у нацизма». Не слабо!
По ссылке зашел на сайт - страшно сказать - на сайт «Российский писатель». Оказывается, «пр.» - это и Александр Гельман, и Григорий Пасько, и Андрей Макаревич… ну, и я, и еще десяток коллег, подписавших некое правозащитное обращение. Я - на службе у нацизма? А что? Вот дама-писатель о нас, о «пр.»: «Эти господа ползают перед Западом, пиная свою Родину и её отечественную историю. И не о профессиональных правах писателей и поэтов они пекутся, а служат тем и тому, кто ненавидит русский православный мир». Нет, я не о безграмотности, не о тяжелом ущербе, какой эти писатели (пишут, значит, писатели) наносят русскому языку, - я о словаре, который ежедневно пополняется идиомами ненависти. И пополняют его не лубянские оперативники, не лефортовские следователи и вертухаи, а их добровольные помощники, наши коллеги - писатели, журналисты. Русские интеллигенты, попросту говоря. Коллеги, коллеги выводят нас за рамки закона, кто-то задыхаясь от злобы, а кто-то простодушно стремясь отмежеваться, показать, что он - «не такой».
Говорят: Путин, Путин… А что - Путин? Он всего только удачная персонификация, полное обобщение темных общественных сил, темных инстинктов. Потому он и лег так прочно в отведенную ему нишу этого пестрого пазла, каким является российское общество. И, надо признать, он точно выполняет волю тех наших соотечественников, кто глубоко, искренне, до темноты в глазах ненавидит всякого, кто внятно и грамотно говорит по-русски, кто иначе, чем они, понимает происходящее в стране, в мире, в истории.
Наклеивание ярлыков, выведение оппозиции за рамки закона, лишение ее доступа к СМИ - это все этапы борьбы с любым инакомыслием. Чем кончится эта борьба? Нет, люди, проводящие сегодняшнюю государственную политику, люди, поддерживающие эту политику или потворствующие ей своим молчанием, - они не победят. Хотя бы потому, что сами не вполне понимают, что творят, не умеют оценить последствия. Но прежде чем они потерпят поражение, они вполне способны залить кровью и Россию, и сопредельные земли. Уже и начали. А чтобы руки были развязаны, любая оппозиция выводится за рамки действия закона… Нам уже соорудили тюрьму - вербальную. Вы заметили?
Как быть? Ирония - замечательный литературный прием. Да и как жизненная позиция годится. Но не тогда, когда сидишь в тюрьме. В тюрьме ироническое отчуждение в какой-то момент начинает выглядеть жалко, беспомощно. Человек в тюрьме должен понимать, как он оказался за решеткой - ради чего, ради каких ВЫСОКИХ идеалов. Как-никак речь идет не о благополучии каждого из нас, но о судьбе России и, может быть, о судьбе человечества. Как бы это попроще сказать… времена, которые к нам вплотную приблизились, будут не только трагическими, но и героическими. И здесь уже нельзя победить, ничем не жертвуя. Что-то подобное мы, зэки позднесоветской поры, ощущали лет тридцать-сорок назад. И поступали соответственно. Боюсь, что пафос, казавшийся в последние лет двадцать несколько старомодным, становится вновь затребован и актуален.
http://www.penrussia.org/new/2015/3422