Колымский сюжет для светлой сказки: Клавдия Новикова и Ясабуро-сан.
Клавдия Новикова родом из деревушки в Курской области.
Мама умерла рано, отец женился вторично, и чем-то помешала ему малышка - определил к тетке.
Та и вырастила.
Девушке не было и двадцати, когда по зову партии поехала строить Комсомольск-на-Амуре.
В 1940-м вышла замуж, за две недели до начала войны родила сына.
Проводила мужа на фронт, дождалась обратно - великое женское счастье!
Рухнуло оно в одночасье.
- Клавдия мне рассказывала, как устроилась на мукомольный завод, - вспоминает ее дальневосточная подруга Любовь Родя. - Дела там творились нехорошие, завскладом пускал "налево" муку. Поздно она это поняла...
Молодой женщине, отработавшей чуть больше месяца, было невдомек, почему начальник, сказавшись больным, вдруг ушел, а ей велел поставить подпись на накладных и выдать груз "случайной" машине.
Кто виноват, долго не разбирались...
Так метелью перемело жизнь: быстрый суд, семь лет колымских лагерей, муж подал на развод и забрал ребенка...
- Она всю жизнь переживала из-за этой несправедливости, - вздыхает Любовь Родя. - Мечтала о реабилитации...
Выживали в лагерях не все.
Выходили на свободу, не сломавшись, сохранив душу, - единицы.
У Клавдии Новиковой был прочный стержень.
На долю Ясабуро Хачия тоже выпало - врагу не пожелаешь.
Хотя уж он-то, сын богатого промышленника, был обречен на счастливую жизнь.
Отличное образование, карьерные перспективы...
Но началась война, обанкротился и пустился в бега отец.
Мать в одиночку поднимала шестерых детей, навалилась бедность.
Когда Ясабуро женился на милой, хрупкой, как воробышек, Хисако, друзья дали прагматичный совет: "Поезжайте в Корею!"
В японской колонии жизнь, говорили, полегче, экономика развивается...
И Ясабуро с женой круто изменили жизнь.
Глава семьи работал на заводе, родились сын и дочка.
Но и в этой семье счастье было недолгим: мальчик скоро умер от болезни, а в августе 1945 года в Корею вошли советские войска.
Ясабуро, как и многих японцев, арестовали по подозрению в шпионаже.
Срок - десять лет колымских лагерей.
Там же отбывала наказание и Клавдия. Но их судьбы пересеклись ещё позже...
Ясабуро сильно болел, ходить уже не мог, спать ложился на полу барака - сил забраться на нары не было.
- Я выжил, потому что питался одуванчиками, фиалками и молодыми сосновыми почками,- расскажет он много лет спустя в минуту откровенности.
Японец отсидел все десять лет, от звонка до звонка.
С замиранием сердца ждал отправки на родину - в Японию начали возвращать военнопленных.
Ждал три года и не дождался.
Ясабуро не был военнопленным, а как и куда отправлять шпионов, никто не знал.
А потом потерялись его документы и с ними последний шанс вырваться домой.
И он стал оформлять советский паспорт...
Новая жизнь. Новый язык. Новое имя - Яков Иванович.
Только новую память ему не выдали.
Позже Ясабуро признавался: когда получил советские документы - месяц рыдал.
Часто видел во сне мать, просил у неё прощения.
О встрече с Хисако и дочкой даже не мечтал - никак не могли они выжить в мясорубке последних недель Второй мировой войны..
А через несколько лет на поселении в Брянской области Ясабуро встретил Клавдию.
В первый раз они увиделись в столовой.
Она сразу обратила внимание, как он красиво ел.
Набралась смелости - подошла, спросила: вы китаец? Нет, ответил. Кореец? Нет. А кто? Японец.
Клавдия признавалась потом подруге: полоснула по сердцу нечеловеческая тоска, застывшая в глазах японца. Кому, как не ей, было понять чужую боль и муку.
И пожалеть - искренне, без фальши.
Скоро по приглашению подруги она уехала жить в Амурскую область, в поселок Прогресс.
Ясабуро поехал за ней.
Там они поженились.
Напрашивается очевидное:
"Она его за муки полюбила, а он её за состраданье к ним".
Но у них всё было совсем не так. Настоящая красавица Клавдия - с обостренным чувством собственного достоинства, тонкая, умная.
Прекрасно образованный Ясабуро, талантливый, много знающий и умеющий, - это был союз двух достойных друг друга людей, а не скорбное доживание вместе.
В посёлке Прогресс японца приняли настороженно - шпион, не иначе.
Но быстро полюбили.
А женщины откровенно завидовали Клавдии - не пьет, интеллигентный, вежливый.
Ясабуро работал фотографом, массажистом, парикмахером; первым стал делать поселковым модницам химические завивки.
Когда любимая жена получила оскольчатый перелом ноги, сам умело "собрал" кость.
Так и жили. Вели хозяйство, работали на огороде. Купили мотоцикл, ездили на нем в соседний Архаринский район посмотреть, как кедры растут.
Когда Ясабуро серьезно заболел, Клавдия заняла денег, купила козу - мужа молоком отпаивать. И выходила. А после того, как супругу исполнилось 60, заставила бросить работу.
Берегла она своего японца пуще сокровища. И его тоску по родине понимала.
- Они очень любили друг друга, - вспоминает Любовь Родя. - И жили друг для друга.
Только очень уж сильно их судьба ломала, страх въелся навсегда и не отпускал.
В перестройку, когда затрещал "железный занавес", история "шпиона" из Прогресса докатилась до Японии. И там нашлись родственники Ясабуро!
Оказалось, что живы два его брата и сестра.
А главное - жена Хисако и дочка!
Что чувствовал Ясабуро Хачия, когда об этом узнал, понимала только Клавдия.
Гости приехали быстро. Целая делегация - брат, пятидесятилетняя дочь Кумико, зять, толпа журналистов.
Хисако приехать не смогла - уже старенькая, болела сильно.
- Дочка все льнёт к нему, - вспоминает Любовь Родя. - А потом он по-японски что-то напел, и она заплакала навзрыд.
Это была песня о родине. У дочки всю жизнь хранилась записная книжка, где песня была записана отцовской рукой...
Гости уехали. А Клавдия начала действовать. Она ни секунды не сомневалась: Ясабуро должен жить в Японии. Там его родные, там его Родина, по которой он безмерно тосковал...
Конечно, он отказывался: как мы можем жить друг без друга?!
Она была непреклонна: "Хотя бы у одного из нас должен быть счастливый конец".
Подала на развод, выправила мужу загранпаспорт, на скромные сбережения купила доллары, билет...
Прогресс гудел, как растревоженный улей. "Клавдия, ты чего?!" - изумлялись односельчанки.
А она знала точно: ему там будет лучше.
Говорят, в Японии врачи хорошие, а Ясабуро всё чаще болел.
27 марта 1997 года Ясабуро уехал. Всю ночь перед поездом они с Клавдией проплакали.
Всю ночь проговорили, держась за руки.
Обоим уже было под 80, понимали, что больше могут и не встретиться.
Наутро накрыли стол, весь поселок пришел провожать своего "шпиона". Тут уже рыдали все - мужчины, женщины.
***
У Хисако, милого воробышка, характер тоже оказался стальным.
Она долго ждала мужа в чужой стране.
Когда оставаться в Корее не было возможности, взяла дочь за руку, упаковала в рюкзак кремированные косточки умершего сына и отправилась на родину предков.
В дороге у неё отобрали еду и детскую одежду, несколько раз она находилась на грани жизни и смерти, но каким-то чудом все-таки попала домой. Устроилась работать медсестрой...
Признать Ясабуро пропавшим без вести Хисако не позволила, хотя это дало бы ей право на пенсию по потери кормильца.
Но в этом случае муж лишился бы статуса гражданина страны.
Она прожила всю жизнь так, словно он вот-вот вернется. Он и вернулся.
В дом, который построила для него хрупкая японская женщина.
И давным-давно записанный ею на имя Ясабуро.
В этот дом Клавдия приезжала в гости. Две женщины поняли друг друга без слов и обнялись как родные.
А через несколько лет Хисако умерла на руках Ясабуро...
По словам подруги, последние годы жизни Ясабуро Хачия безмерно тосковал по России:
- Сердце у меня пополам.
Последнее письмо любимой он написал, когда её не стало.
Это письмо Ясабуро своей жене Клавдии, написанное после её смерти:
"Клавдия! Я узнал о том, что тебя не стало, и скорбь одолевает меня.
Я пытался дозвониться до тебя 30-го августа, в день моего 96-летия, но у меня ничего не получилось... Последний раз я слышал твой голос 11-го июля.
Все те сорок лет, что я прожил с тобой в России, ты всегда была со мной рядом, всегда поддерживала меня.
Спасибо тебе за всё.
Я смог вернуться в Японию только благодаря твоим усилиям, твоему усердию, и я безмерно признателен тебе за это.
Вспоминаю, как мы даже изготовили гроб для двоих у тебя на родине. Если бы это было в моих силах, я бы хотел примчаться к тебе и прижать тебя к сердцу крепко-крепко. Но я бессилен. Спи спокойно, дорогая Клавдия. Ясабуро".
Текст: Инесса Доценко
Родина - № 12(1215)
***
Несмотря на все жизненные сложности, старички прожили очень долго: Клавдия до 94 лет, а Ясабуро до 97!!
Осталось загадкой - почему Клавдия не искала встреч со своим сыном и возможными внуками? Об этом совсем никак нигде не упоминается...
Мама умерла рано, отец женился вторично, и чем-то помешала ему малышка - определил к тетке.
Та и вырастила.
Девушке не было и двадцати, когда по зову партии поехала строить Комсомольск-на-Амуре.
В 1940-м вышла замуж, за две недели до начала войны родила сына.
Проводила мужа на фронт, дождалась обратно - великое женское счастье!
Рухнуло оно в одночасье.
- Клавдия мне рассказывала, как устроилась на мукомольный завод, - вспоминает ее дальневосточная подруга Любовь Родя. - Дела там творились нехорошие, завскладом пускал "налево" муку. Поздно она это поняла...
Молодой женщине, отработавшей чуть больше месяца, было невдомек, почему начальник, сказавшись больным, вдруг ушел, а ей велел поставить подпись на накладных и выдать груз "случайной" машине.
Кто виноват, долго не разбирались...
Так метелью перемело жизнь: быстрый суд, семь лет колымских лагерей, муж подал на развод и забрал ребенка...
- Она всю жизнь переживала из-за этой несправедливости, - вздыхает Любовь Родя. - Мечтала о реабилитации...
Выживали в лагерях не все.
Выходили на свободу, не сломавшись, сохранив душу, - единицы.
У Клавдии Новиковой был прочный стержень.
На долю Ясабуро Хачия тоже выпало - врагу не пожелаешь.
Хотя уж он-то, сын богатого промышленника, был обречен на счастливую жизнь.
Отличное образование, карьерные перспективы...
Но началась война, обанкротился и пустился в бега отец.
Мать в одиночку поднимала шестерых детей, навалилась бедность.
Когда Ясабуро женился на милой, хрупкой, как воробышек, Хисако, друзья дали прагматичный совет: "Поезжайте в Корею!"
В японской колонии жизнь, говорили, полегче, экономика развивается...
И Ясабуро с женой круто изменили жизнь.
Глава семьи работал на заводе, родились сын и дочка.
Но и в этой семье счастье было недолгим: мальчик скоро умер от болезни, а в августе 1945 года в Корею вошли советские войска.
Ясабуро, как и многих японцев, арестовали по подозрению в шпионаже.
Срок - десять лет колымских лагерей.
Там же отбывала наказание и Клавдия. Но их судьбы пересеклись ещё позже...
Ясабуро сильно болел, ходить уже не мог, спать ложился на полу барака - сил забраться на нары не было.
- Я выжил, потому что питался одуванчиками, фиалками и молодыми сосновыми почками,- расскажет он много лет спустя в минуту откровенности.
Японец отсидел все десять лет, от звонка до звонка.
С замиранием сердца ждал отправки на родину - в Японию начали возвращать военнопленных.
Ждал три года и не дождался.
Ясабуро не был военнопленным, а как и куда отправлять шпионов, никто не знал.
А потом потерялись его документы и с ними последний шанс вырваться домой.
И он стал оформлять советский паспорт...
Новая жизнь. Новый язык. Новое имя - Яков Иванович.
Только новую память ему не выдали.
Позже Ясабуро признавался: когда получил советские документы - месяц рыдал.
Часто видел во сне мать, просил у неё прощения.
О встрече с Хисако и дочкой даже не мечтал - никак не могли они выжить в мясорубке последних недель Второй мировой войны..
А через несколько лет на поселении в Брянской области Ясабуро встретил Клавдию.
В первый раз они увиделись в столовой.
Она сразу обратила внимание, как он красиво ел.
Набралась смелости - подошла, спросила: вы китаец? Нет, ответил. Кореец? Нет. А кто? Японец.
Клавдия признавалась потом подруге: полоснула по сердцу нечеловеческая тоска, застывшая в глазах японца. Кому, как не ей, было понять чужую боль и муку.
И пожалеть - искренне, без фальши.
Скоро по приглашению подруги она уехала жить в Амурскую область, в поселок Прогресс.
Ясабуро поехал за ней.
Там они поженились.
Напрашивается очевидное:
"Она его за муки полюбила, а он её за состраданье к ним".
Но у них всё было совсем не так. Настоящая красавица Клавдия - с обостренным чувством собственного достоинства, тонкая, умная.
Прекрасно образованный Ясабуро, талантливый, много знающий и умеющий, - это был союз двух достойных друг друга людей, а не скорбное доживание вместе.
В посёлке Прогресс японца приняли настороженно - шпион, не иначе.
Но быстро полюбили.
А женщины откровенно завидовали Клавдии - не пьет, интеллигентный, вежливый.
Ясабуро работал фотографом, массажистом, парикмахером; первым стал делать поселковым модницам химические завивки.
Когда любимая жена получила оскольчатый перелом ноги, сам умело "собрал" кость.
Так и жили. Вели хозяйство, работали на огороде. Купили мотоцикл, ездили на нем в соседний Архаринский район посмотреть, как кедры растут.
Когда Ясабуро серьезно заболел, Клавдия заняла денег, купила козу - мужа молоком отпаивать. И выходила. А после того, как супругу исполнилось 60, заставила бросить работу.
Берегла она своего японца пуще сокровища. И его тоску по родине понимала.
- Они очень любили друг друга, - вспоминает Любовь Родя. - И жили друг для друга.
Только очень уж сильно их судьба ломала, страх въелся навсегда и не отпускал.
В перестройку, когда затрещал "железный занавес", история "шпиона" из Прогресса докатилась до Японии. И там нашлись родственники Ясабуро!
Оказалось, что живы два его брата и сестра.
А главное - жена Хисако и дочка!
Что чувствовал Ясабуро Хачия, когда об этом узнал, понимала только Клавдия.
Гости приехали быстро. Целая делегация - брат, пятидесятилетняя дочь Кумико, зять, толпа журналистов.
Хисако приехать не смогла - уже старенькая, болела сильно.
- Дочка все льнёт к нему, - вспоминает Любовь Родя. - А потом он по-японски что-то напел, и она заплакала навзрыд.
Это была песня о родине. У дочки всю жизнь хранилась записная книжка, где песня была записана отцовской рукой...
Гости уехали. А Клавдия начала действовать. Она ни секунды не сомневалась: Ясабуро должен жить в Японии. Там его родные, там его Родина, по которой он безмерно тосковал...
Конечно, он отказывался: как мы можем жить друг без друга?!
Она была непреклонна: "Хотя бы у одного из нас должен быть счастливый конец".
Подала на развод, выправила мужу загранпаспорт, на скромные сбережения купила доллары, билет...
Прогресс гудел, как растревоженный улей. "Клавдия, ты чего?!" - изумлялись односельчанки.
А она знала точно: ему там будет лучше.
Говорят, в Японии врачи хорошие, а Ясабуро всё чаще болел.
27 марта 1997 года Ясабуро уехал. Всю ночь перед поездом они с Клавдией проплакали.
Всю ночь проговорили, держась за руки.
Обоим уже было под 80, понимали, что больше могут и не встретиться.
Наутро накрыли стол, весь поселок пришел провожать своего "шпиона". Тут уже рыдали все - мужчины, женщины.
***
У Хисако, милого воробышка, характер тоже оказался стальным.
Она долго ждала мужа в чужой стране.
Когда оставаться в Корее не было возможности, взяла дочь за руку, упаковала в рюкзак кремированные косточки умершего сына и отправилась на родину предков.
В дороге у неё отобрали еду и детскую одежду, несколько раз она находилась на грани жизни и смерти, но каким-то чудом все-таки попала домой. Устроилась работать медсестрой...
Признать Ясабуро пропавшим без вести Хисако не позволила, хотя это дало бы ей право на пенсию по потери кормильца.
Но в этом случае муж лишился бы статуса гражданина страны.
Она прожила всю жизнь так, словно он вот-вот вернется. Он и вернулся.
В дом, который построила для него хрупкая японская женщина.
И давным-давно записанный ею на имя Ясабуро.
В этот дом Клавдия приезжала в гости. Две женщины поняли друг друга без слов и обнялись как родные.
А через несколько лет Хисако умерла на руках Ясабуро...
По словам подруги, последние годы жизни Ясабуро Хачия безмерно тосковал по России:
- Сердце у меня пополам.
Последнее письмо любимой он написал, когда её не стало.
Это письмо Ясабуро своей жене Клавдии, написанное после её смерти:
"Клавдия! Я узнал о том, что тебя не стало, и скорбь одолевает меня.
Я пытался дозвониться до тебя 30-го августа, в день моего 96-летия, но у меня ничего не получилось... Последний раз я слышал твой голос 11-го июля.
Все те сорок лет, что я прожил с тобой в России, ты всегда была со мной рядом, всегда поддерживала меня.
Спасибо тебе за всё.
Я смог вернуться в Японию только благодаря твоим усилиям, твоему усердию, и я безмерно признателен тебе за это.
Вспоминаю, как мы даже изготовили гроб для двоих у тебя на родине. Если бы это было в моих силах, я бы хотел примчаться к тебе и прижать тебя к сердцу крепко-крепко. Но я бессилен. Спи спокойно, дорогая Клавдия. Ясабуро".
Текст: Инесса Доценко
Родина - № 12(1215)
***
Несмотря на все жизненные сложности, старички прожили очень долго: Клавдия до 94 лет, а Ясабуро до 97!!
Осталось загадкой - почему Клавдия не искала встреч со своим сыном и возможными внуками? Об этом совсем никак нигде не упоминается...