Sonore...
Sonore: брать живьём!
Интернациональное трио Sonore отыграло в Москве два отделения, продемонстрировав настоящее единство непохожестей. И если роли каждого из участников проекта споров не вызывают, то симпатии публики разделились ровно на три части.
Сами музыканты называют духовным лидером коллектива самого возрастного и именитого - Петера Брётцманна. В конце 60-х Брётцманн создал свой язык, свою идиому - ураганный звук, напористая подача, почти животная страсть. Этому принципу он остаётся верен и сейчас, в свои 67 лет мощно дуя в саксофон на зависть коллег по цеху. Взяв в руки альт-саксофон, Брётцманн повёл тему со своей излюбленной фразы, которую он использует почти в каждом концерте и которой начинается не менее 4-х, слышанных мною, альбомов. Вандермарк подхватил эту мысль на кларнете, забираясь в верха диапазона. Густафссону же досталась роль басового инструмента, которую он и исполнял поначалу, благо баритон-саксофон этому способствует. Обрушив шквал звуков на слушателей, трио понемногу начало успокаиваться, после чего настал момент сольной части старейшины. Начало соло было лиричным (насколько может быть лиричным Брётцманн), через некоторое время эту тему подхватил Вандермарк, усилив общее звучание; позже начал вести свою линию и Густафссон.
Также в первом отделении можно было услышать игру Брётцманна на металлическом кларнете и тенор-саксофоне. Подобный набор привёз и Вандермарк. А вот арсенал Густафссона был поинтереснее: помимо баритона, использовавшегося большую часть выступления, Матс захватил свои «диковины» - флейтофон и слайд-саксофон.
Второй сет прошёл в похожем настроении. Петер Брётцманн был невозмутим и хладнокровен. В паузах между игрой он почти не обращал внимания на публику, держался немного высокомерно и как бы совершенно апатично ко всему, кроме музыки. Не менее уравновешенный Вандермарк внимательно следил за всеми мелочами и очень тонко чувствовал создающуюся музыкальную материю. Американец играл чуть меньше других, но всегда очень точно и, что называется, в тему. Ну и главный шоумен Матс Густафссон - от игры до поведения на сцене - всё делал очень артистично. А его игра на баритоне была физически ощущаема для сидящих в первом ряду, словно рядом с тобой кричит слон. И всё бы хорошо, если бы не почти полное отсутствие нюансов. А ведь именно в тихих местах тот же Густафссон может показать в два раза больше интересностей звукоизвлечения на саксофоне. За весь концерт только пару раз был слышен слэп (отрывистый перкуссивный звук) от баритон-сакса и флейтофона и пару раз от тенора Вандермарка, но эти моменты почти моментально скатывались в очередное фри-джазовое месиво, исповедуемое Брётцманном уже более 40 лет.
Основной приём, используемый Петером, скоростная игра, совмещённая с постоянным гроулом (хрип горла, придающий окраску тона саксофона). Играет он и более спокойные импровизации, но идут они всегда в одном направлении, от тихой музыки к громкой. Манера игры Вандермарка опирается на традиционную школу: от фанка (Джеймса Брауна он упомянул в разговоре после концерта) и легенд фри-джаза до современных композиторов, вроде Карлхайнца Штокхаузена и Джачинто Шелси. Но преимущество Кена в использовании этих направлений: за основу он берёт блюзовую составляющую, с помощью которой развивает уже более сложные формы. Именно он давал для Sonore ритмические составляющие, которые немного упорядочивали его коллег. Иногда Вандермарк использовал и современные техники игры, вроде игры в предельно высоком диапазоне, но от этого не покидало ощущение, что это не то, что ему наиболее близко.
А вот Густафссон как раз чувствует себя в своей тарелке, когда речь заходит о способах звукоизвлечения. Очень разнообразная игра, в которой можно услышать и обертона нижних нот баритона (при помощи этого можно играть интервалами, что Матс и делал), и циркулярное дыхание, совмещённое с игрой на нижних нотах субтона (приглушенный звук), и многочисленные разнообразные визги, слэп, гроул, совмещение с голосом (одновременная игра и пропевание ноты голосом) и ещё множество других приёмов. Но в полной мере оценить всё это присутствующие не смогли. Даже в сольных моментах Матс старался не уходить далеко от основной концепции трио.
Тем не менее игра Sonore - это выступление полноценного, слаженного ансамбля, где уровень музыкантов позволяет успешно и с кажущейся лёгкостью реализовывать на самом деле сложные и нестандартные идеи, интересные слушателю самого разного калибра.
Выступление проектов столь специфичного формата на российской сцене - явление, мягко говоря, не обыденное. И это могло бы быть плюсом, если бы не приобретённая уверенность - Sonore надо слушать живьём!
Илья Белоруков
и видео:
Интернациональное трио Sonore отыграло в Москве два отделения, продемонстрировав настоящее единство непохожестей. И если роли каждого из участников проекта споров не вызывают, то симпатии публики разделились ровно на три части.
Сами музыканты называют духовным лидером коллектива самого возрастного и именитого - Петера Брётцманна. В конце 60-х Брётцманн создал свой язык, свою идиому - ураганный звук, напористая подача, почти животная страсть. Этому принципу он остаётся верен и сейчас, в свои 67 лет мощно дуя в саксофон на зависть коллег по цеху. Взяв в руки альт-саксофон, Брётцманн повёл тему со своей излюбленной фразы, которую он использует почти в каждом концерте и которой начинается не менее 4-х, слышанных мною, альбомов. Вандермарк подхватил эту мысль на кларнете, забираясь в верха диапазона. Густафссону же досталась роль басового инструмента, которую он и исполнял поначалу, благо баритон-саксофон этому способствует. Обрушив шквал звуков на слушателей, трио понемногу начало успокаиваться, после чего настал момент сольной части старейшины. Начало соло было лиричным (насколько может быть лиричным Брётцманн), через некоторое время эту тему подхватил Вандермарк, усилив общее звучание; позже начал вести свою линию и Густафссон.
Также в первом отделении можно было услышать игру Брётцманна на металлическом кларнете и тенор-саксофоне. Подобный набор привёз и Вандермарк. А вот арсенал Густафссона был поинтереснее: помимо баритона, использовавшегося большую часть выступления, Матс захватил свои «диковины» - флейтофон и слайд-саксофон.
Второй сет прошёл в похожем настроении. Петер Брётцманн был невозмутим и хладнокровен. В паузах между игрой он почти не обращал внимания на публику, держался немного высокомерно и как бы совершенно апатично ко всему, кроме музыки. Не менее уравновешенный Вандермарк внимательно следил за всеми мелочами и очень тонко чувствовал создающуюся музыкальную материю. Американец играл чуть меньше других, но всегда очень точно и, что называется, в тему. Ну и главный шоумен Матс Густафссон - от игры до поведения на сцене - всё делал очень артистично. А его игра на баритоне была физически ощущаема для сидящих в первом ряду, словно рядом с тобой кричит слон. И всё бы хорошо, если бы не почти полное отсутствие нюансов. А ведь именно в тихих местах тот же Густафссон может показать в два раза больше интересностей звукоизвлечения на саксофоне. За весь концерт только пару раз был слышен слэп (отрывистый перкуссивный звук) от баритон-сакса и флейтофона и пару раз от тенора Вандермарка, но эти моменты почти моментально скатывались в очередное фри-джазовое месиво, исповедуемое Брётцманном уже более 40 лет.
Основной приём, используемый Петером, скоростная игра, совмещённая с постоянным гроулом (хрип горла, придающий окраску тона саксофона). Играет он и более спокойные импровизации, но идут они всегда в одном направлении, от тихой музыки к громкой. Манера игры Вандермарка опирается на традиционную школу: от фанка (Джеймса Брауна он упомянул в разговоре после концерта) и легенд фри-джаза до современных композиторов, вроде Карлхайнца Штокхаузена и Джачинто Шелси. Но преимущество Кена в использовании этих направлений: за основу он берёт блюзовую составляющую, с помощью которой развивает уже более сложные формы. Именно он давал для Sonore ритмические составляющие, которые немного упорядочивали его коллег. Иногда Вандермарк использовал и современные техники игры, вроде игры в предельно высоком диапазоне, но от этого не покидало ощущение, что это не то, что ему наиболее близко.
А вот Густафссон как раз чувствует себя в своей тарелке, когда речь заходит о способах звукоизвлечения. Очень разнообразная игра, в которой можно услышать и обертона нижних нот баритона (при помощи этого можно играть интервалами, что Матс и делал), и циркулярное дыхание, совмещённое с игрой на нижних нотах субтона (приглушенный звук), и многочисленные разнообразные визги, слэп, гроул, совмещение с голосом (одновременная игра и пропевание ноты голосом) и ещё множество других приёмов. Но в полной мере оценить всё это присутствующие не смогли. Даже в сольных моментах Матс старался не уходить далеко от основной концепции трио.
Тем не менее игра Sonore - это выступление полноценного, слаженного ансамбля, где уровень музыкантов позволяет успешно и с кажущейся лёгкостью реализовывать на самом деле сложные и нестандартные идеи, интересные слушателю самого разного калибра.
Выступление проектов столь специфичного формата на российской сцене - явление, мягко говоря, не обыденное. И это могло бы быть плюсом, если бы не приобретённая уверенность - Sonore надо слушать живьём!
Илья Белоруков
и видео:
Click to view