Только никаких таблеток, доктор
Ноябрь распахивает небо бездонным глотком чёрной переливчатой ртути - дыши. Холодная мгла наотмашь бьёт по лицу, в свете встречных фар привычно мечется смерть, в голове нехорошая магнитная тяжесть, и каждый вдох окрашен горьким привкусом слёз. Что-то сломалось. Что-то не хочет звучать, словно хрип струны на разбитой деке, не хочет работать, не рвётся вперёд, истерит и ржавеет, проседает и деформируется. Покрывается плесенью, втягивает голову наподобие черепахи. Отворачивается. Теряет мысль, стимул, интерес. Теряет нить рассуждений. Опускает руки. И всё меньше хочет быть с людьми.
Как у нас дела. Отлично у нас дела. Мы купили рояль. Прекрасный, чёрный, лакированный рояль. Его привезли в дождь, под дождём вытаскивали из машины, под дождём тащили вниз по нашей узкой кривой лестнице, он застревал на каждой ступеньке, было очень страшно. Но всё кончилось хорошо. Забрали пианино, верой и правдой прослужившее нам с августа 2004-го, и двух недель не прошло со свадьбы, я и ветрянкой ещё не успела заболеть. И вот в гостиной инструмент, как сказал Борис Леонидович, и дом сразу наполнился каким-то смыслом, словно всё снова встало на свои места. И за него так хочется сесть, было бы время, хоть немножко времени. 10-го декабря играть романсы Чайковского и Рахманинова, я эти четыре не играла, надо заниматься, заниматься некогда.
В конце ноября у нас были одни за другими какие-то невероятные гости - такие, которых иногда кажется, что уже никогда не дождёшься. Но и они никак не разогнали моих свинцовых туч. Весь ноябрь я болею, всё через силу, щурясь с утра на слепящее, плоское солнце я вижу как это несказанно красиво, я иду сквозь него, я заползаю обратно в нору и укрываюсь с головой, я постоянно думаю о чем-то другом, хорошо работается только за компьютером, ему неважно, какое у меня лицо.
Что в начале - следствие или причина, поди разберись. Синяя ночь наползает на лоб, там что-то давит, наверное снова перейдёт в гайморит. Но дело всё же не в этом.
Куда-то делся год.
Каждый раз, когда я плачу от того, что нет человека, которому можно было бы всё выплакать, откуда-то подходит Ваня и молча обнимает меня.
Почти всё остальное время он стоит на ушах. Это очень утомительно.
Наверное, ничего по-настоящему не хочу, кроме снега. И увидеть двух людей. Хоть на сколько-нибудь. Пусть им от этого будет и мало радости.
Всё, Масянино выступление на крыше закончено. Расскажите мне кто-нибудь анекдот про подкову.
Как у нас дела. Отлично у нас дела. Мы купили рояль. Прекрасный, чёрный, лакированный рояль. Его привезли в дождь, под дождём вытаскивали из машины, под дождём тащили вниз по нашей узкой кривой лестнице, он застревал на каждой ступеньке, было очень страшно. Но всё кончилось хорошо. Забрали пианино, верой и правдой прослужившее нам с августа 2004-го, и двух недель не прошло со свадьбы, я и ветрянкой ещё не успела заболеть. И вот в гостиной инструмент, как сказал Борис Леонидович, и дом сразу наполнился каким-то смыслом, словно всё снова встало на свои места. И за него так хочется сесть, было бы время, хоть немножко времени. 10-го декабря играть романсы Чайковского и Рахманинова, я эти четыре не играла, надо заниматься, заниматься некогда.
В конце ноября у нас были одни за другими какие-то невероятные гости - такие, которых иногда кажется, что уже никогда не дождёшься. Но и они никак не разогнали моих свинцовых туч. Весь ноябрь я болею, всё через силу, щурясь с утра на слепящее, плоское солнце я вижу как это несказанно красиво, я иду сквозь него, я заползаю обратно в нору и укрываюсь с головой, я постоянно думаю о чем-то другом, хорошо работается только за компьютером, ему неважно, какое у меня лицо.
Что в начале - следствие или причина, поди разберись. Синяя ночь наползает на лоб, там что-то давит, наверное снова перейдёт в гайморит. Но дело всё же не в этом.
Куда-то делся год.
Каждый раз, когда я плачу от того, что нет человека, которому можно было бы всё выплакать, откуда-то подходит Ваня и молча обнимает меня.
Почти всё остальное время он стоит на ушах. Это очень утомительно.
Наверное, ничего по-настоящему не хочу, кроме снега. И увидеть двух людей. Хоть на сколько-нибудь. Пусть им от этого будет и мало радости.
Всё, Масянино выступление на крыше закончено. Расскажите мне кто-нибудь анекдот про подкову.