К музыке
Я вообще люблю вечер пятницы и субботу, но в этот раз всё как-то особенно удалось. Вчера, отпустив няню, я сгрузила велосипед на травку, и мы два с половиной часа не могли уйти из парка, не сходя с нашего любимого места. Две тётеньки под близстоящей сакурой и компания клёвых парней с пикника неподалёку неотрывно с восторгом смотрели как мы поочерёдно выуживали из коляски скакалки (связать две вместе и крутить вдвоём, третий прыгает), резиночку (простые, трёшки, лягушка, первые, вторые, третьи, по шейку), летающую тарелку (мыш научился кидать не хуже бурдюка), мелки (положить скакалку и обвести её, пририсовать глазик, получится змея, обводить ноги, руки, рисовать стрелочки в направлении спрятанного предмета), мячик (играть в футбол), теннисный мячик (бросать через редкие ветви старого дерева, партнёр ловит с той стороны). Наскучив всеми этими развлечениями, я по очереди сажала в велосипедное кресло то мыша, то ежа, и мы с дикими воплями и гиканьем объезжали круг почёта на предельной скорости, максимально используя все перепады высоты и неровности почвы, а также низкорастущие деревья и волнообразные газоны, и, мнилось мне, все клёвые парни, провожающие нас восхищёнными взглядами, кричали мне вслед: "Ты лучшая мать на свете!"
Сегодня я выспалась, пока дети, как лялечки, собирали Лего и кормили друг друга хлопьями с молоком, щедро одаривая излишками унитаз. Потом мы занимались с Маней - ошалев от экзаменационных произведений, читали с листа, и Маня говорила мне, что каждый раз, когда мы это делаем, она чувствует, что что-то открывается новое. Потом занимались с Саней, она вредничала, потом веселилась, потом рыдала, потом успокоилась и прекрасно всё сыграла, с удовольствием и гордостью. Потом запускали шарики с мышом, потом читали "Золушку" Шварца, потом придумывали и записывали стихи по предложенным рифмам: "Гулял однажды наш хомяк и вдруг услышал громкий "Кряк". Пошел хомяк на этот кряк и вдруг увидел двух собак. Собаки утку стерегли, но дотянуться не могли. Хомяк развязки долго ждал и как безумный хохотал" (с Маней). "На дереве сидит тукан, он очень вкусный ест банан. К тукану аист прилетел, и тот банан он вмиг доел" ( с Саней). К каждой истории прилагаются незабываемые картинки.
Потом мы прогуливали пафосный день рожденья и резвились в пустом мокром парке под приятно-тёплым дождём. Ели бутерброды с французским деревенским хлебом, огурцом и салями на лавочке под плотными листьями дерева, полностью укрывавшего нас от дождя. Носились с криками по траве, искали улиток и божьих коровок, ну и футбол, куда ж без него. Ваня в течении только одного чемпионата мира прибавил как бомбардир, стал классно пасовать и бесстрашно идти в атаку. Ведёт мяч исключительно технично, ни один прохожий в возрасте от 2-х до 92-х не остаётся равнодушным.
А потом мы оставили мальчиков смотреть тот самый футбол, а сами, как девочки, пошли на концерт. И стою я в платьице, в туфельках на каблуках, с мытой головой, накрасившись за три минуты в метро на перегоне Piccadilly Circus-Charring Cross, в каждой руке по дочке, на пешеходном мосту у Embankment, солнце подсвечивает London Eye и Houses of Parlament, Big Ben бьёт сколько ему положено, все останавливаются нас фотографировать, а потом мы поднимаемся на террасу Royal Festival Hall, где я не была, наверное, лет шесть, и смотрим сверху на реку, и катаемся на поющем лифте, и наконец идём в зал, и там начинается совсем счастье.
Подходящая программа для детей - сплошной Чайковский: полонез из "Онегина" и Славянский марш, а потом выходит Chloe и играет концерт, и в руках у неё эта скрипка, которая играет сама, я по дороге рассказывала им про Гварнери, Амати и Страдивари, и как это удивительно у них в те годы получилось, и что так никто до сих пор и не понял, почему именно у них так всё получилось, а у других нет. И там бывают такие моменты, когда я вдруг не вижу сцены, и Саня лежит, тесно прижавшись ко мне, и где-то дремлет, а где-то слушает, а Маня уже слушает всё, и потом рассказывает, что она чувствовала, и спрашивает всё по делу. Это всё в зале, где я просидела все вечера своих первых двух лет в этом городе, беспредельно одинокая, фантастически потерянная, феерически сбитая с толку. Теперь моя жизнь - такая полная чаша, что нет ни единой секунды в сутках, которая не служила бы сверхъестественному усилию, необходимому для того, чтобы её не расплескать.
Мы едем обратно в пустом вагоне метро, на соседнем сиденье - дяденька-байкер, двухметровый, косая сажень в плечах, зашитый в черную кожу с ног до головы, который при взгляде на ежа расплывается в такой улыбке, что мне становится совсем весело.
Дома - ужины, ванны, книжки, разборки, укладывания спать, болтовня, волнения, слёзы, усталость, смех. Перед глазами - промелькнувший калейдоскоп летнего вечернего города, который я так отвыкла видеть. И я говорю детям, что скоро это будет обычное дело. Вот Ваня чуть-чуть подрастёт. И думаю про себя - остановись, мгновенье. Вот сейчас.
"Как в страшный год, возвышены бедою, ты - маленькой была, я - молодою."
Сегодня я выспалась, пока дети, как лялечки, собирали Лего и кормили друг друга хлопьями с молоком, щедро одаривая излишками унитаз. Потом мы занимались с Маней - ошалев от экзаменационных произведений, читали с листа, и Маня говорила мне, что каждый раз, когда мы это делаем, она чувствует, что что-то открывается новое. Потом занимались с Саней, она вредничала, потом веселилась, потом рыдала, потом успокоилась и прекрасно всё сыграла, с удовольствием и гордостью. Потом запускали шарики с мышом, потом читали "Золушку" Шварца, потом придумывали и записывали стихи по предложенным рифмам: "Гулял однажды наш хомяк и вдруг услышал громкий "Кряк". Пошел хомяк на этот кряк и вдруг увидел двух собак. Собаки утку стерегли, но дотянуться не могли. Хомяк развязки долго ждал и как безумный хохотал" (с Маней). "На дереве сидит тукан, он очень вкусный ест банан. К тукану аист прилетел, и тот банан он вмиг доел" ( с Саней). К каждой истории прилагаются незабываемые картинки.
Потом мы прогуливали пафосный день рожденья и резвились в пустом мокром парке под приятно-тёплым дождём. Ели бутерброды с французским деревенским хлебом, огурцом и салями на лавочке под плотными листьями дерева, полностью укрывавшего нас от дождя. Носились с криками по траве, искали улиток и божьих коровок, ну и футбол, куда ж без него. Ваня в течении только одного чемпионата мира прибавил как бомбардир, стал классно пасовать и бесстрашно идти в атаку. Ведёт мяч исключительно технично, ни один прохожий в возрасте от 2-х до 92-х не остаётся равнодушным.
А потом мы оставили мальчиков смотреть тот самый футбол, а сами, как девочки, пошли на концерт. И стою я в платьице, в туфельках на каблуках, с мытой головой, накрасившись за три минуты в метро на перегоне Piccadilly Circus-Charring Cross, в каждой руке по дочке, на пешеходном мосту у Embankment, солнце подсвечивает London Eye и Houses of Parlament, Big Ben бьёт сколько ему положено, все останавливаются нас фотографировать, а потом мы поднимаемся на террасу Royal Festival Hall, где я не была, наверное, лет шесть, и смотрим сверху на реку, и катаемся на поющем лифте, и наконец идём в зал, и там начинается совсем счастье.
Подходящая программа для детей - сплошной Чайковский: полонез из "Онегина" и Славянский марш, а потом выходит Chloe и играет концерт, и в руках у неё эта скрипка, которая играет сама, я по дороге рассказывала им про Гварнери, Амати и Страдивари, и как это удивительно у них в те годы получилось, и что так никто до сих пор и не понял, почему именно у них так всё получилось, а у других нет. И там бывают такие моменты, когда я вдруг не вижу сцены, и Саня лежит, тесно прижавшись ко мне, и где-то дремлет, а где-то слушает, а Маня уже слушает всё, и потом рассказывает, что она чувствовала, и спрашивает всё по делу. Это всё в зале, где я просидела все вечера своих первых двух лет в этом городе, беспредельно одинокая, фантастически потерянная, феерически сбитая с толку. Теперь моя жизнь - такая полная чаша, что нет ни единой секунды в сутках, которая не служила бы сверхъестественному усилию, необходимому для того, чтобы её не расплескать.
Мы едем обратно в пустом вагоне метро, на соседнем сиденье - дяденька-байкер, двухметровый, косая сажень в плечах, зашитый в черную кожу с ног до головы, который при взгляде на ежа расплывается в такой улыбке, что мне становится совсем весело.
Дома - ужины, ванны, книжки, разборки, укладывания спать, болтовня, волнения, слёзы, усталость, смех. Перед глазами - промелькнувший калейдоскоп летнего вечернего города, который я так отвыкла видеть. И я говорю детям, что скоро это будет обычное дело. Вот Ваня чуть-чуть подрастёт. И думаю про себя - остановись, мгновенье. Вот сейчас.
"Как в страшный год, возвышены бедою, ты - маленькой была, я - молодою."