Декабрь
Наступила зима, говорю я себе, осень кончилась. Осень осталась позади. Можно уже сменить эту верхнюю картинку, пора любоваться нашими ёлочками и шоколадными гирляндами, пора мысленно уже ходить по подмосковному снегу и ждать чудес под новый год.
Но чем больше делаешь, тем меньше успеваешь. Я давлюсь этими несделанными делами, невыполненными обещаниями, обещаю себе обещать меньше, а лучше совсем ничего не обещать, но не могу, и так оно всё несется по кругу. Впадаю в ступор, когда от меня требуют безусловной конкретики, страдаю от полярности своих настроений, от слишком частой невозможности сказать на другом языке то, что хочу и чувствую нужным и важным сказать, злюсь на себя за неумение организовывать базовые домашние и рабочие процессы - при некотором умении организовывать более сложные. Слишком много беру на себя. Слишком мало из взятого реализовываю. Постоянно наблюдаю внутренним зрением изгибы этой процентной кривой. Это утомляет ещё больше, чем сам факт несделанного. Раздражаюсь на тех, кто успевает. Придумываю себе оправдания. Они не работают. У них больше денег. У них меньше детей. Поэтому они продумали наряд и подобрали к нему аксессуары. Я устала не выглядеть. Совсем никак не выглядеть. Совсем ничего не носить. Совсем о себе не думать. Я всё чаще начинаю фразы со слов "когда я была молодой". И всё реже встречаю в ответ на эти слова удивлённые взгляды. Я могу провести целый день, ни разу не посмотрев в зеркало. Так сейчас даже лучше. Но кроме внешности есть еще то, что внутри. Оно тоже от этого страдает.
Сегодня Маня впервые осознанно прощалась с детством. С какой-то его частью. Ей поручили большую, практически главную роль в школьном рождественском спектакле, и она так радовалась, так готовилась, и так замечательно выступала - а потом безутешно рыдала до глубокой ночи: "Это моё последнее Nativity!" Я прямо вспоминала себя в свой шестнадцатый день рожденья - всё кончено, полны вёдра слёз, унеси-ка. Ёж смотрел на всё происходящее, затаив дыхание, потом я показала ей класс Reception, в который она пойдёт в следующем году, и Манин класс, и она под впечатлением долго ещё молчала и думала.
Вчера принесла рисунок: "А это вот груша, видишь, мама? С мозолью".
На груше действительно что-то темнело. "А почему с мозолью?" - растерянно спросила я.
Тут встряла Маня: "Саня, а ты вообще знаешь, что такое мозоль?"
Саня, уверенно: "Ну да, это такая... подливка".
Кроме мозоли, Саня самозабвенно рисует человечков и домики, вот ведь никогда раньше не знала, как зависимы связная речь и связный рисунок.
Вот это наш дом, понятное дело, жёлтый.
А этот крайне полюбившийся мне гномик будет приветствовать близких друзей с наших семейных открыток.
Поскольку дома Ваня разносит всё, что не прибито, ёлка в традиционном стиле нам опять не светит, поэтому мы коротаем вечера за всякими творческими занятиями, вроде нанизывания шоколадок на люстру.
Сегодня был последний в этом году попечительский совет. Фонд в этом году наконец перевалил за сто тысяч дохода, структурировал потоки деятельности и запустил три новых постоянных проекта. Вчера в сумерках я выходила из одной из наших школ, после репетиции дети должны были составить свои стулья обратно к стене в коридоре, и в дверях возникла потасовка. И когда я услышала эти дикие, отчаянные вопли, эти надрывные рыдания, я вдруг увидела перед собой полуторалетнего Ваню или двухлетнюю Саню, глядя на которых мы улыбаемся и говорим "terrible twos", и знаем - потерпим и пройдёт. А тут 14 лет, совсем другая внешность - и не пройдёт. А внутри ему всё те же два, и он совершенно не понимает, что ему делать со своим бессилием перед этим миром. Мои родители не работают с такими детьми. Теперь я знаю, что, наверное, главное отличие наших организаций - в этом. Хотя я пока ещё не до конца разобралась, нужно ли оно им. Или это только моя иллюзия. Моя - и тех инопланетных, сотканных из огня и стали людей, что работают в этих школах день за днём.
В пятницу будут концерты, сразу два. Возможно, они что-то прояснят. А вокруг, между тем, Рождество.
