volk
in
music_action
Юлий Ким о демонстрантах в декабре
Я услышал эту песню лет восемнадцать назад, цитировал ее текст в ЖЖ по поводу современных событий в РПЦ, и только вчера узнал, о чем она.
Предлагаю (как бы на ускоренной перемотке) проделать со мной тот же путь - сначала послушать, а уже потом залезть под кат за объяснениями.
...И вот стоят лицо в лицо. И суть не в поколеньях:
не сыновья против отцов, а сила против правды!
Видать, опять пора решать, стоять ли на коленях
иль в Соловки нам поспешать, иль в опер-лейтенанты...
Ах, как узок круг этих революционеров!
То-то так легко их окружили во дворе.
И тоже вне народа, и тоже для примера.
И дело происходит тоже в старом декабре...
Так кончается песня.
Намек на старый декабрь в устах учителя истории Кима - это, конечно, намек на восстание декабристов, причем в положительном ключе - тогда о том, что это группа заговорщиков, отравленных массонскими идеями, желавшая сместить законную власть, никто особо не задумывался, даже Юлий Черсанович, надо полагать.
А что за новый декабрь? Оказывается, это 5 декабря 1965, день сталинской конституции и несанкционированная властями демонстрация в национальный праздник.
Почти тремя месяцами раньше, в сентябре 65-го, были арестованы Синявский и Даниэль. Их арестовали за их художественные произведения, тайно, под псевдонимами, напечатанные ими за рубежом. Слухи об этих арестах довольно быстро распространилось среди столичной, а затем и провинциальной интеллигенции и вызывали в этих кругах разнообразные и сильные чувства - от страха до гнева. Их арест о воспринимался в культурных кругах как знак поворота нового руководства к неосталинизму. Такое восприятие событий усугублялось тем, что до начала 66-го года в советской прессе не было никаких официальных публикаций о "деле Синявского-Даниэля", и это порождало смутные параллели с тайными арестами сталинских времен. Вот фон, на котором по Москве стал распространятся неподписанный документ, озаглавленный "Гражданское обращение".
У граждан есть средства борьбы с судебным произволом, это - "митинги гласности", во время которых собравшиеся скандируют один-единственный лозунг "Тре-бу-ем глас-но-сти су-да над..." (следуют фамилии обвиняемых), или показывают соответствующий плакат. Какие-либо выкрики или лозунги, выходящие за пределы требования строгого соблюдения законности, безусловно являются при этом вредными, а возможно, и провокационными и должны пресекаться самими участниками митинга. Во время митинга необходимо строго соблюдать порядок. По первому требованию властей разойтись - следует расходиться, сообщив властям о цели митинга.
Ты приглашаешься на митинг гласности, состоящийся 5 декабря с.г. в 6 часов вечера в сквере на площади Пушкина, у памятника поэту. Пригласи еще двух граждан посредством текста этого обращения.
Автором этого обращения был математик и поэт, сын Сергея Есенина, Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. В 1965-м ему был 41 год, и в "багаже" его кроме поэтических сочинений и работ по математической логике было два ареста с последующими отсидками в "дурдоме" (первый раз в 49-м - за написание и чтение "антисоветских стихов", второй - тоже по политическому обвинению - в 59-м). На аресты Синявского и Даниэля, сочинений которых он к тому времени не читал - аресты за писательство! - такой человек не среагировать не мог.
Сама подготовка к демонстрации заняла очень немного времени - недели три, не больше месяца. А "Гражданское обращение" появилось в ноябре.
Есенину-Вольпину говорили, что просто всех посадят. На 80 процентов эти разговоры были самозащитой. Люди не герои. И ситуация была не ясна. Когда люди в 68-м году шли на демонстрацию по поводу Чехословакии, то точно понимали, что они домой не вернутся; но они уже знали, на что идут. Здесь же некоторым казалось, что эта демонстрация не нужна, что она лишняя, что она только поставит всех под удар, не принесет никакой пользы.
Тогда в распространении этих идей и самого текста "Гражданского обращения" решающую роль сыграли молодые совсем люди. Имена многих из них - Буковского, Гинзбурга, Галанскова, Хаустова, Кушева, Вишневской, Батшева - через некоторое время замелькали по страницам антисоветской печати. А тогда они были известны лишь в кругах окололитературной молодежи, тех, кто в 1958-61 принимал участие в молодежно-поэтических сходках на площади Маяковского, был близок к СМОГу (в 65-м, к примеру, смогисты устроили у ЦДЛ шествие под лозунгами "Лишим соцреализм невинности!" и "Спорим пуговицы со сталинского френча советской литературы!"). Они-то помогли и с тиражированием машинописного обращения Есенина-Вольпина, и с его распространением.
Обращение расходилось по налаженным самиздатским каналам, по которым еще вчера шли стихи Мандельштама, Пастернака, литературные сборники. И благодаря им к декабрю практически все в Москве знали о готовящемся в День Конституции митинге.
Поначалу оживление было необычайное, только и разговоров по Москве, что об этой демонстрации. Но чем ближе к Дню Конституции, тем больше появлялось пессимизма и даже страха - никто не знал, чем эта затея кончится. Власть такая, она все может. Все-таки как-никак предстояла первая свободная демонстрация в стране с 1927 года (летом 1962 года в Новочеркасске был большой митинг рабочих с экономическими требованиями, но там пролилась кровь). А тут в 1965 митинг, одним из лозунгов которого было адресованное власти требование уважать собственную конституцию.
Демонстрация, по тогдашним временам, была событием небывалым. Хотя ничего грандиозного не произошло, по Москве поползли слухи. Небывальщина в них обретала эпические масштабы.
Я излагаю события по воспоминаниям их участников. Но на самом деле радиостанция - вторичный источник - у меня эти материалы есть в книге девяностых годов "Миф о застое", но и там - перепечатки из перестроечной прессы.
Но ладно, с финальной строкой понятно, осталось разобраться с начальной строчкой.
"Мороз трещит, как пулемет, трещит над полем боя,
И пять машин, как пять собак, рычат и жаждут крови,
И добровольный опервзвод стоит уже конвоем,
Им только б знак - а знак и так сорваться наготове!
Тут за стеною ставит суд законы вне закона.
Корреспонденты в стороне внимательно-нейтральны.
И горстка граждан жмется тут, как зеки в центре зоны,
пришли за правду порадеть и крест принять опальный!..
На тыщу академиков и член-корреспондентов,
на весь на образованный культурный легион
нашлась лишь эта горсточка больных интеллигентов
вслух высказать, что думает здоровый миллион!
Как я узнал из блога одного голландского русиста, адвокат Дина Каминская в январе 1968 защищала на суде правозащитника Галанскова.
Перерыв в заседании. Каминская видит, что на улице, где трещит мороз почти в 30 градусов ниже нуля, стоит группа сторонников Галанскова, окруженная агентами. Происходит следующий диалог среди людей, вышедших на перекур:
"Они приходят этой молчаливой демонстрацией от процесса к процессу, пока они сами не предстали перед судом". За спиной говорят: "Пулемет бы, и сразу всех ...". Все смеются...
Так что строчка "мороз трещит как пулемет" - либо поэтическое пророчество (такое часто случается, даже в моих стихах не раз было), либо два случая из жизни оппозиции склеились в одну песню. Впрочем, в ролике, завершающем эту запись, Ким отмечает, что дежурил именно перед дверьми суда над Галансковым сотоварищи. Так что скорее - второе.
В любом случае, песня нравится до сих пор. Ведь тогда инакомыслие еще никак не могло быть профессией и не склеивалось со словом "предательство".
Юлий Ким на 40-летии "Хроники текущих событий"
Предлагаю (как бы на ускоренной перемотке) проделать со мной тот же путь - сначала послушать, а уже потом залезть под кат за объяснениями.
...И вот стоят лицо в лицо. И суть не в поколеньях:
не сыновья против отцов, а сила против правды!
Видать, опять пора решать, стоять ли на коленях
иль в Соловки нам поспешать, иль в опер-лейтенанты...
Ах, как узок круг этих революционеров!
То-то так легко их окружили во дворе.
И тоже вне народа, и тоже для примера.
И дело происходит тоже в старом декабре...
Так кончается песня.
Намек на старый декабрь в устах учителя истории Кима - это, конечно, намек на восстание декабристов, причем в положительном ключе - тогда о том, что это группа заговорщиков, отравленных массонскими идеями, желавшая сместить законную власть, никто особо не задумывался, даже Юлий Черсанович, надо полагать.
А что за новый декабрь? Оказывается, это 5 декабря 1965, день сталинской конституции и несанкционированная властями демонстрация в национальный праздник.
Почти тремя месяцами раньше, в сентябре 65-го, были арестованы Синявский и Даниэль. Их арестовали за их художественные произведения, тайно, под псевдонимами, напечатанные ими за рубежом. Слухи об этих арестах довольно быстро распространилось среди столичной, а затем и провинциальной интеллигенции и вызывали в этих кругах разнообразные и сильные чувства - от страха до гнева. Их арест о воспринимался в культурных кругах как знак поворота нового руководства к неосталинизму. Такое восприятие событий усугублялось тем, что до начала 66-го года в советской прессе не было никаких официальных публикаций о "деле Синявского-Даниэля", и это порождало смутные параллели с тайными арестами сталинских времен. Вот фон, на котором по Москве стал распространятся неподписанный документ, озаглавленный "Гражданское обращение".
У граждан есть средства борьбы с судебным произволом, это - "митинги гласности", во время которых собравшиеся скандируют один-единственный лозунг "Тре-бу-ем глас-но-сти су-да над..." (следуют фамилии обвиняемых), или показывают соответствующий плакат. Какие-либо выкрики или лозунги, выходящие за пределы требования строгого соблюдения законности, безусловно являются при этом вредными, а возможно, и провокационными и должны пресекаться самими участниками митинга. Во время митинга необходимо строго соблюдать порядок. По первому требованию властей разойтись - следует расходиться, сообщив властям о цели митинга.
Ты приглашаешься на митинг гласности, состоящийся 5 декабря с.г. в 6 часов вечера в сквере на площади Пушкина, у памятника поэту. Пригласи еще двух граждан посредством текста этого обращения.
Автором этого обращения был математик и поэт, сын Сергея Есенина, Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. В 1965-м ему был 41 год, и в "багаже" его кроме поэтических сочинений и работ по математической логике было два ареста с последующими отсидками в "дурдоме" (первый раз в 49-м - за написание и чтение "антисоветских стихов", второй - тоже по политическому обвинению - в 59-м). На аресты Синявского и Даниэля, сочинений которых он к тому времени не читал - аресты за писательство! - такой человек не среагировать не мог.
Сама подготовка к демонстрации заняла очень немного времени - недели три, не больше месяца. А "Гражданское обращение" появилось в ноябре.
Есенину-Вольпину говорили, что просто всех посадят. На 80 процентов эти разговоры были самозащитой. Люди не герои. И ситуация была не ясна. Когда люди в 68-м году шли на демонстрацию по поводу Чехословакии, то точно понимали, что они домой не вернутся; но они уже знали, на что идут. Здесь же некоторым казалось, что эта демонстрация не нужна, что она лишняя, что она только поставит всех под удар, не принесет никакой пользы.
Тогда в распространении этих идей и самого текста "Гражданского обращения" решающую роль сыграли молодые совсем люди. Имена многих из них - Буковского, Гинзбурга, Галанскова, Хаустова, Кушева, Вишневской, Батшева - через некоторое время замелькали по страницам антисоветской печати. А тогда они были известны лишь в кругах окололитературной молодежи, тех, кто в 1958-61 принимал участие в молодежно-поэтических сходках на площади Маяковского, был близок к СМОГу (в 65-м, к примеру, смогисты устроили у ЦДЛ шествие под лозунгами "Лишим соцреализм невинности!" и "Спорим пуговицы со сталинского френча советской литературы!"). Они-то помогли и с тиражированием машинописного обращения Есенина-Вольпина, и с его распространением.
Обращение расходилось по налаженным самиздатским каналам, по которым еще вчера шли стихи Мандельштама, Пастернака, литературные сборники. И благодаря им к декабрю практически все в Москве знали о готовящемся в День Конституции митинге.
Поначалу оживление было необычайное, только и разговоров по Москве, что об этой демонстрации. Но чем ближе к Дню Конституции, тем больше появлялось пессимизма и даже страха - никто не знал, чем эта затея кончится. Власть такая, она все может. Все-таки как-никак предстояла первая свободная демонстрация в стране с 1927 года (летом 1962 года в Новочеркасске был большой митинг рабочих с экономическими требованиями, но там пролилась кровь). А тут в 1965 митинг, одним из лозунгов которого было адресованное власти требование уважать собственную конституцию.
Демонстрация, по тогдашним временам, была событием небывалым. Хотя ничего грандиозного не произошло, по Москве поползли слухи. Небывальщина в них обретала эпические масштабы.
Я излагаю события по воспоминаниям их участников. Но на самом деле радиостанция - вторичный источник - у меня эти материалы есть в книге девяностых годов "Миф о застое", но и там - перепечатки из перестроечной прессы.
Но ладно, с финальной строкой понятно, осталось разобраться с начальной строчкой.
"Мороз трещит, как пулемет, трещит над полем боя,
И пять машин, как пять собак, рычат и жаждут крови,
И добровольный опервзвод стоит уже конвоем,
Им только б знак - а знак и так сорваться наготове!
Тут за стеною ставит суд законы вне закона.
Корреспонденты в стороне внимательно-нейтральны.
И горстка граждан жмется тут, как зеки в центре зоны,
пришли за правду порадеть и крест принять опальный!..
На тыщу академиков и член-корреспондентов,
на весь на образованный культурный легион
нашлась лишь эта горсточка больных интеллигентов
вслух высказать, что думает здоровый миллион!
Как я узнал из блога одного голландского русиста, адвокат Дина Каминская в январе 1968 защищала на суде правозащитника Галанскова.
Перерыв в заседании. Каминская видит, что на улице, где трещит мороз почти в 30 градусов ниже нуля, стоит группа сторонников Галанскова, окруженная агентами. Происходит следующий диалог среди людей, вышедших на перекур:
"Они приходят этой молчаливой демонстрацией от процесса к процессу, пока они сами не предстали перед судом". За спиной говорят: "Пулемет бы, и сразу всех ...". Все смеются...
Так что строчка "мороз трещит как пулемет" - либо поэтическое пророчество (такое часто случается, даже в моих стихах не раз было), либо два случая из жизни оппозиции склеились в одну песню. Впрочем, в ролике, завершающем эту запись, Ким отмечает, что дежурил именно перед дверьми суда над Галансковым сотоварищи. Так что скорее - второе.
В любом случае, песня нравится до сих пор. Ведь тогда инакомыслие еще никак не могло быть профессией и не склеивалось со словом "предательство".
Юлий Ким на 40-летии "Хроники текущих событий"