Архив по пятницам (4)
За два года до Мюнхена, за три до начала мировой войны журналист John Gunther выдал достаточно точный психологический портрет Гитлера. Трудно поверить, что у британских спецслужб не было более точной информации о германском фюрере. Тогда возникает вопрос, почему же Невиль Чемберлен поверил Гитлеру в Мюнхене? Вот что он написал в письме сестре после подписания мюнхенского соглашения: "...несмотря на его жесткость и жестокость, мне подумалось, что в его лице я увидел человека, которому можно доверять, если он дает слово." Если без сложностей от Джерольда Поста, руководителя ныне рассекреченного проекта по анализу психотипов лидеров, вы бы поверили лидеру, который не пьет, не курит и не живет с женщиной? Чемберлен поверил или хотел поверить, а Черчилль нет.
"Как у всех диктаторов его отличает большая работоспособность, но он не очень хороший управленец - рабочий стол у него часто завален бумагами, которые требуют его рассмотрения и решений. Он не любит принимать решения. Его приказы часто расплывчаты и противоречивы. Однако он умудряется очень много успеть сделать. Работоспособность диктатора или главы государства, как правило, означает умение читать и слушать. Большая часть работы Гитлера и Муссолини - чтение докладных записок и внимание к советам экспертов и подчиненных. Половина рабочего времени у них уходит на получение информации. Поэтому диктатору необходимо а) грамотно подбирать людей (большинство лучших людей Гитлер унаследовал из старой германской госслужбы); и б) внушить им веру в себя. Гитлер преуспел по обоим пунктам. И когда его подчиненные не справляются, он их убирает. У него высоко развито политическое чутье. Его расчеты хитры и продуманы на глубину малейших деталей. Например, два недавно принятых им решения - выход Германии из Лиги Наций и введение обязательной воинской службы -- были намеренно оглашены в субботу для того, чтобы смягчить шок общественного мнения заграницей. Когда ему надо дать объяснения по поводу нелицеприятных событий, например, 30 июня (расправа с Рёмом) он обычно делает это после восьми вечера, чтобы иностранные газеты успели получить только короткие и двусмысленные отчеты. Гитлер выжал все, что можно было практически выжать из антисемитизма. Нацисты пришли к власти в марте 1933 года с огромными, нереализуемыми электоральными обещаниями. Они обещали положить конец безработице, пересмотреть Версальскую систему, заполучить польский коридор, ассимилировать Австрию, отменить универмаги и проценты на кредиты, раздать населению землю, национализировать промышленность. Обо всем этом было проще говорить, чем делать. Но одно обещание они могли точно исполнить - бить евреев..."
"Гитлер принимает решения интуитивно. Дважды, в очень ответственные моменты, она его не подвела. Весной 1932 года самые влиятельне из его сторонников, например, Рём, настаивали на том, чтобы он возглавил путч. Гитлер отказался, будучи абсолютно уверенным, что власть легальным путем идет его руки. Снова, осенью 1932 года, после того, как нацисты потерпели тяжелое поражение на выборах в ноябре, значительный сегмент в его партии, ведомый Грегором Штрассером, требовал, чтобы он признал поражение и вступил в коалиционное правительство на невыгодных условиях. Гитлер отказал им с непревзойденной проницательностью. И через три месяца он получил власть, о которой не могли мечтать даже самые сумасшедшие из его последователей."
"Другой источник силы Гитлера в безличностном характере его власти. Он чрезвычайно тщеславен, но странным образом это не личное тщеславие. В нем нет ничего от павлина. С 1922 года Муссолини должно быть раздал автографы и фотографии нескольким тысячам своих последователей. Немцев, получивших фотографии с автографом своего фюрера, можно пересчитать на пальцах одной руки. Его тщеславие более эффективное, потому что оно проявляется в безличностной манере. Он орудие, инструмент, воли германского народа, или так, по крайней мере, он себя позиционирует. Отсюда его знаменитое высказывание после событий 30 июня о том, что двадцать четыре часа он выполнял роль Верховного суда Германии. Он человек страсти и инстинкта, не интеллекта. У него "интеллект" хамелеона, который знает, когда ему надо менять цвет; краба, который знает, когда забуриться в песок; у него "логика" голодной пантеры в поисках пропитания. Мозг у него маленький и вульгарный, ограниченный, узкий, подозрительный, но за ним стоит лампа накаливания страсти, которая сразу распознается, как алмаз в песке..."
"Наконец, о его ораторском искусстве. Это, наверное, главное внешнее объяснение прихода к власти Гитлера. Он проболтал дорогу наверх, к власти. Парадокс в том, что он плохой оратор. Он визжит; у него неуклюжие маньеризмы; голос у него часто срывается; он не знает, когда надо останавливаться, брать паузу. Геббельс гораздо более утонченный и совершенный оратор. Однако Гитлер с практически нулевым магнетизмом за столом переговоров, может легко возбудить аудиторию, загнать ее в транс, особенно если аудитория большая.
Конечно, он знает все уловки. В какой-то момент он усвоил использование фразы "мы немцы" (wir) хотим, не имеем, можем или не можем сделать. Местоимение "мы" он вбивал в головы слушателей с дикостью пневматической дрели. Затем Гитлер делал драматическую паузу, говорящей в этом вся наша проблема: в разобщенной Германии "мы" не имело значения, оно было утрачено.
Недавно Гитлер рассказал французскому репортеру о своей ранней победе на поприще оратора. Пятнадцать лет назад он выступл, в Баварии, в коммунистической твердыне. "В любой момент они готовы были выкинуть меня в окно. Страсти особенно накалились, когда они выкатили на меня инвалида войны, потерявшего зрение. Он с презрением говорил о вещах, которые священны для меня. К счастью, во время войны я тоже потерял на время зрение. И я сказал собравшимся: "Я знаю, что чувствует этот человек. Было время, когда я был в большем замешательстве, чем он, но я восстановил свое зрение."
"Как у всех диктаторов его отличает большая работоспособность, но он не очень хороший управленец - рабочий стол у него часто завален бумагами, которые требуют его рассмотрения и решений. Он не любит принимать решения. Его приказы часто расплывчаты и противоречивы. Однако он умудряется очень много успеть сделать. Работоспособность диктатора или главы государства, как правило, означает умение читать и слушать. Большая часть работы Гитлера и Муссолини - чтение докладных записок и внимание к советам экспертов и подчиненных. Половина рабочего времени у них уходит на получение информации. Поэтому диктатору необходимо а) грамотно подбирать людей (большинство лучших людей Гитлер унаследовал из старой германской госслужбы); и б) внушить им веру в себя. Гитлер преуспел по обоим пунктам. И когда его подчиненные не справляются, он их убирает. У него высоко развито политическое чутье. Его расчеты хитры и продуманы на глубину малейших деталей. Например, два недавно принятых им решения - выход Германии из Лиги Наций и введение обязательной воинской службы -- были намеренно оглашены в субботу для того, чтобы смягчить шок общественного мнения заграницей. Когда ему надо дать объяснения по поводу нелицеприятных событий, например, 30 июня (расправа с Рёмом) он обычно делает это после восьми вечера, чтобы иностранные газеты успели получить только короткие и двусмысленные отчеты. Гитлер выжал все, что можно было практически выжать из антисемитизма. Нацисты пришли к власти в марте 1933 года с огромными, нереализуемыми электоральными обещаниями. Они обещали положить конец безработице, пересмотреть Версальскую систему, заполучить польский коридор, ассимилировать Австрию, отменить универмаги и проценты на кредиты, раздать населению землю, национализировать промышленность. Обо всем этом было проще говорить, чем делать. Но одно обещание они могли точно исполнить - бить евреев..."
"Гитлер принимает решения интуитивно. Дважды, в очень ответственные моменты, она его не подвела. Весной 1932 года самые влиятельне из его сторонников, например, Рём, настаивали на том, чтобы он возглавил путч. Гитлер отказался, будучи абсолютно уверенным, что власть легальным путем идет его руки. Снова, осенью 1932 года, после того, как нацисты потерпели тяжелое поражение на выборах в ноябре, значительный сегмент в его партии, ведомый Грегором Штрассером, требовал, чтобы он признал поражение и вступил в коалиционное правительство на невыгодных условиях. Гитлер отказал им с непревзойденной проницательностью. И через три месяца он получил власть, о которой не могли мечтать даже самые сумасшедшие из его последователей."
"Другой источник силы Гитлера в безличностном характере его власти. Он чрезвычайно тщеславен, но странным образом это не личное тщеславие. В нем нет ничего от павлина. С 1922 года Муссолини должно быть раздал автографы и фотографии нескольким тысячам своих последователей. Немцев, получивших фотографии с автографом своего фюрера, можно пересчитать на пальцах одной руки. Его тщеславие более эффективное, потому что оно проявляется в безличностной манере. Он орудие, инструмент, воли германского народа, или так, по крайней мере, он себя позиционирует. Отсюда его знаменитое высказывание после событий 30 июня о том, что двадцать четыре часа он выполнял роль Верховного суда Германии. Он человек страсти и инстинкта, не интеллекта. У него "интеллект" хамелеона, который знает, когда ему надо менять цвет; краба, который знает, когда забуриться в песок; у него "логика" голодной пантеры в поисках пропитания. Мозг у него маленький и вульгарный, ограниченный, узкий, подозрительный, но за ним стоит лампа накаливания страсти, которая сразу распознается, как алмаз в песке..."
"Наконец, о его ораторском искусстве. Это, наверное, главное внешнее объяснение прихода к власти Гитлера. Он проболтал дорогу наверх, к власти. Парадокс в том, что он плохой оратор. Он визжит; у него неуклюжие маньеризмы; голос у него часто срывается; он не знает, когда надо останавливаться, брать паузу. Геббельс гораздо более утонченный и совершенный оратор. Однако Гитлер с практически нулевым магнетизмом за столом переговоров, может легко возбудить аудиторию, загнать ее в транс, особенно если аудитория большая.
Конечно, он знает все уловки. В какой-то момент он усвоил использование фразы "мы немцы" (wir) хотим, не имеем, можем или не можем сделать. Местоимение "мы" он вбивал в головы слушателей с дикостью пневматической дрели. Затем Гитлер делал драматическую паузу, говорящей в этом вся наша проблема: в разобщенной Германии "мы" не имело значения, оно было утрачено.
Недавно Гитлер рассказал французскому репортеру о своей ранней победе на поприще оратора. Пятнадцать лет назад он выступл, в Баварии, в коммунистической твердыне. "В любой момент они готовы были выкинуть меня в окно. Страсти особенно накалились, когда они выкатили на меня инвалида войны, потерявшего зрение. Он с презрением говорил о вещах, которые священны для меня. К счастью, во время войны я тоже потерял на время зрение. И я сказал собравшимся: "Я знаю, что чувствует этот человек. Было время, когда я был в большем замешательстве, чем он, но я восстановил свое зрение."