МОСКОВСКИЙ МУЗЕЙ "ПАЛАТЫ БОЯР РОМАНОВЫХ"
Фотографии synthesizer
Кто бы мог подумать, что московские купцы еще во второй половине шестнадцатого века вовсю торговали с американскими индейцами! Есть, однако, тому неопровержимые свидетельства. Среди женских вещей, сложенных в окованные медью сундуки бояр Романовых, есть удивительной красоты кокошник, «низанный в узор мелким жемчугом с изумрудцами» и отороченный ярко-зеленым, с синим отливом, мехом. Упорными исследованиями сотрудников музея было установлено, что это мех мексиканского тушкана. В подтверждение этому факту нашлась в путевых заметках архангельского купца Мелентия Удивительного запись о том, как вся команда его семивесельного коча «сапоги с ногами мыша и портянки в окияне полоскаша». Сам того не желая, словам Удивительного вторит вице-король одной из прибрежных испанских деревень Хуан Франсиско Мария Текила дель Соль и Лимон, который в одном из своих донесений в Мадрид сообщает о разразившейся экологической катастрофе как раз после описанного Удивительным события.
Набор детских игрушек Михаила Романова поражает своим многообразием - здесь и игрушечный трон, украшенный затейливой резьбой, и набор раскрашенных деревянных бояр с выдолбленными головами, в которые можно свистеть через уши, и стрельцы с пищалями, пищащими игрушечным мышиным писком, и даже несколько гончих собак величиной с мизинец, отлитых из серебра, для охоты на микроскопических зайцев из персидского плюша. Отдельного упоминания заслуживает большой деревянный медведь с подвижными лапами, глазами и заводными зубами. На плече у игрушки современные исследователи при помощи инфракрасной спектроскопии обнаружили нечитаемую надпись «Мишка - дуракъ», судя по почерку, процарапанную гвоздиком родной сестрой будущего венценосца, Татьяной.
В кабинете Федора Никитича Романова интересна чернильница перегородчатой эмали с двумя перьями. Белое перо самое обычное - гусиное, а вот палевое, в черную крапинку, незаметно выдернуто верным человеком Романова из хвоста Бориса Годунова аккурат в тот момент, когда он распускал его перед иностранными послами. Федор Никитич хотел воткнуть перо в… но не успел, поскольку был схвачен по навету и выслан в Сибирь.
На одной из стен кабинета висит гравюра, изображающая молодого москвича и москвичку второй половины семнадцатого века в ферязях, с засученными рукавами. Рукава у ферязей были длинные, до земли. Засучив их, молодые люди становились похожими на шарпеев. Боярская молодежь любила устраивать даже соревнования - кто быстрее засучит. Бывало так войдут в раж, что остановиться не могут и засучивают все, что под руку попадется - рукав ли, штанина ли, подол ли… Парни хохочут, девки визжат…
На втором этаже женской половины палат устроена девичья светелка, где незамужние боярышни и их строгие мамки чесали лен, шерсть и пряли из начесанного пряжу. Молодежь чесала руками, а опытные в искусстве чесания мамки и руками, и языком. Спичек тогда не было и детям нечем было баловаться. Не было даже кофейной гущи, чтобы на ней погадать. Жгли лучину, пели незамужние песни, зевали до судорог. Или вот еще забава была - начнут вспоминать кого-нибудь так, чтоб ему икалось. Каждая сидит за своим веретеном, молчит, как воды в рот набрала и вспоминает изо всех сил свою товарку, сидящую за соседним веретеном. Кто первый икнул - тот и проиграл. Бывало, так крепятся, чтоб не икнуть - аж колики желудочные начинаются. Потом неделями об этом вспоминают и смеются, смеются… Вот такая страшная тоска их душила.
