Загадка последней дуэли М. Ю. Лермонтова. Автор статьи Е.Л. Соснина
М. Ю. Лермонтов погиб на дуэли с Н. С. Мартыновым 27 (15-го по старому стилю) июля 1841 г. в Пятигорске. Каждый год город отмечает эту траурную дату. Но вот уже на протяжении полутора веков история поединка остаётся загадочной и противоречивой. Тем более, что многие документы, которые могли бы пролить свет на этот трагический исход до наших дней не были введены в научный оборот в полном объёме. До сегодняшнего дня существует множество спорных версий о самой причине дуэли. Когда в 1860 г. появилась одна из первых статей о Лермонтове, её автор, А. В. Дружинин, оставил в своей рукописи чистые листы, на них он собирался впоследствии поместить рассказ о событиях, приведших к ранней гибели поэта. Но до сих пор многие страницы биографии Лермонтова остаются пустыми.
Пересматривая коренным образом известные первоисточники и основываясь на новых, переводных материалах, мы предлагаем вниманию читателей своё видение цепи событий, приведших к трагедии у подножия Машука.
«Счастливый несчастливец»
«Само провидение указало им на дуэль»
А. П. Чехов
«Воистину, есть странные сближенья», - писал кода-то А. С. Пушкин, и невольно вспоминаешь эти слова, когда задумываешься о том, что в своё время отца будущего убийцы Лермонтова едва не лишил жизни грозный Емельян Пугачёв. В архивах США хранятся интереснейшие бумаги, относящиеся к различным эпизодам русской истории. В том числе и рукописный документ «Воспоминание о Пугачёве», написанный матерью известного церковного деятеля Петра Петровича Зубова и недавно опубликованный в книге Александра Кацуры «Поединок чести». Мемуаристка рассказывает о том, что когда донеслась весть о приближении Пугачёва и его необузданных войск до поместья Мартыновых Липяги там случился страшный переполох, «... тем более, что меньше недели перед этим жена Мартынова родила сына. Напуганные, все кое-как собрались и решили бежать из имения прямо в лес, а оттуда куда глаза глядят. Взяли с собой молодую мать, но оставили новорождённого сына с мамкой-кормилицей... К вечеру того же дня усталые, злые всадники разбойников подъехали к имению... Мамка-кормилица затряслась.
- А это что? - крикнул Пугачёв, дёргая ребёнка за голову из её рук. - Барчонок, что ли? Давай его!
- Не тронь! - закричала кормилица, - не тронь его, это мой сопляк!
Этим скверным словом она и спасла младенца. Напуганная мамка решила окрестить ребёнка до возвращения родителей, - повествуют далее воспоминания. - Пошла в церковь.
- А как назвать его? - спрашивает священник.
- А бог весть!- отвечает мамка. - Уж и не знаю.
- По святому назовём, - решил священник. - На сей день святой будет Соломон-царь. - Так и назовём.
Так и назвали.
«Наш друг Мартыш не Соломон», - скажет через много лет М. Ю. Лермонтов о сыне столь чудесным образом спасённого младенца. А свой первый опыт в прозе - неоконченный роман «Вадим» посвятит именно описанию «пугачёвшины без Пугачёва», какой она явилась в Пензенской губернии, где находилась усадьба его бабушки в Тарханах, где, впрочем, располагались и мартыновские Липяги. «...мой роман становится произведением, полным отчаяния, - писал Лермонтов в 1832 г. М. А. Лопухиной; - я рылся в своей душе, желая извлечь из неё всё, что способно обратиться в ненависть; и всё это я беспорядочно излил на бумагу». Странные слова. Но более всего странным представляется то, что Мартынов, словно орудие рока, всегда неотступно находится рядом с поэтом. В 1829 - 32 годах Лермонтов проводит летние каникулы в подмосковном Середникове, где по-видимому, бывают и члены семейства Мартыновых, так как их имение Знаменское-Иевлево располагается снова неподалёку. Кстати, вероятно, именно здесь Лермонтов и работал над «Вадимом», так что неизвестно, какие семейные предания питали его творчество в этот момент.
В то время как Лермонтов увлечённо занимался своими первыми литературными опытами, Середниково посещали гости. Среди них оказалась и очаровательная мадемуазель Сушкова, ставшая предметом юношеского увлечения поэта. Черноокая обольстительница не замечала Лермонтова, который был моложе её на два года, а Лермонтов не замечал светловолосую девочку-подростка, совершенно очарованную его поэзией. В ней было «что-то милое и ласковое», - скажет о ней потом А. И. Тургенев. Это трогательное существо (сестру Мартынова) впоследствии многие из современников поэта назовут одной из возможных причин его роковой дуэли. Версия о том, что Мартынов вызвал Лермонтова, защищая честь сестры, появилась сразу после поединка. В Москву она дошла ещё в августе 1841 года. Приятели из ближайшего пятигорского окружения поэта утверждали, что Лермонтов вывел в образе княжны Мери сестру своего будущего убийцы. А. Елагин, Т. Грановский, А. Арнольди, А. Смолянинов и другие современники поэта, явившиеся непосредственными свидетелями роковых событий, связывали имя Натальи Соломоновны Мартыновой с последней дуэлью Лермонтова.
Так, студент Андрей Елагин писал 22 августа 1841 года отцу в деревню: «Как грустно слышать о смерти Лермонтова, и, к несчастью, эти слухи верны. Мартынов, который вызвал его на дуэль, имел на то полное право, ибо княжна Мери сестра его. Он давно искал случая вызвать Лермонтова... У них была картель... я думаю, что за сестру Мартынову нельзя было поступить иначе...»
И это лишь одно из многочисленных свидетельств. А. Ф. Тиран, приятель Лермонтова, в своих воспоминаниях о поэте свидетельствует о том, что Н. Мартынов даже сделал выговор сестре по поводу того, что она «так ветрено ведёт себя, что даже Кавказ про неё рассказывает...».
По-видимому, Лермонтов действительно нравился Наталье Соломоновне с юных лет. И привязанность эта была достаточно глубокой и долгой, тем более, что жизненные пути Лермонтова и Мартыновых пересекались постоянно. Лермонтов и Николай Мартынов вместе учатся в Школе юнкеров. Летом 1837 года Мартыновы приезжают в Пятигорск, где снова общаются с сосланным на Кавказ поэтом. Это общение имело самые интересные последствия. Во-первых, вернувшись с Кавказа, Наталья Соломоновна бредила Лермонтовым и рассказывала, что она изображена в «Герое нашего времени».
А во-вторых, всё это совсем не нравилось её матери, Елизавете Михайловне. Поэтому, передав сыну через Лермонтова письма и деньги и узнав, что они загадочным образом пропали по дороге, она тут же выразила подозрение в том, что он умышленно скрыл распечатанный им пакет с её письмами, а главное, с письмами её дочерей, доверенный ему для передачи Н. С. Мартынову. Сделал это всё Лермонтов, разумеется, потому (согласно её рассуждениям), что горел нетерпением узнать, что же доверительно сообщала Наталья Соломоновна о нём своему брату.
Однако история с письмами не помешала Лермонтову и Мартыновым общаться и дальше. В течение своего пребывания в Москве в 1840 году поэт часто навещал Мартыновых и даже «любезничал» с сестрами своего будущего убийцы, в том числе и с мнимой княжной Мери. Об этом записывает в своём дневнике и А. И. Тургенев. Мать Н. С. Мартынова тоже пишет в 1840 году сыну, что Лермонтов часто бывает у них, и что его визиты ей неприятны. «Он выказывает полную дружбу твоим сестрам, - сообщает она, - эти дамы находят большое удовольствие в его обществе».
П. А. Вяземский также отмечает ухаживанья Лермонтова, но не у него в доме, а в дружественном ему доме Оболенских: «Лермонтов ведёт здесь осаду Трои, - пишет он в это время в Петербург, - то есть трёх сестёр».
Хотя ранее ни тот же Вяземский, ни кто-либо другой не замечал заинтересованности Лермонтова барышнями Мартыновыми. Да и была ли такая заинтересованность со стороны поэта? - Скорее лишь чисто внешние знаки внимания к подросшим и превратившимся в очаровательных девушек, знакомым с детских лет сестрам давнего приятеля. Ведь даже отзвука мимолётного увлечения мы не находим в его творчестве. В качестве примера можно вспомнить стихи Лермонтова, адресованные одной из сестёр Мартыновых, написанные в 1830 году:
Когда поспорить вам придётся,
Не спорьте никогда о том,
Что невозможно быть с умом
Тому, кто в этом признаётся.
Кто с вами раз поговорил,
Тот с вами вечно спорить будет,
Что ум ваш вечно не забудет
И что другое всё забыл.
Можно ли найти в этом стихотворении хотя бы какой-то намёк на сердечные отношения? Видимо, прав был Мартьянов, когда писал: «Очевидно, что все... откровения сентиментальной девицы... не что иное, как рia desideria влюблённой барышни, принявшие в её головке форму факта».
Что касается Натальи Соломоновны, видимо, она была увлечена не на шутку. Д. Д. Оболенский свидетельствует: «...когда Лермонтов уезжал из Москвы на Кавказ, то взволнованная Н. С. Мартынова провожала его до лестницы; Лермонтов вдруг обернулся, громко захохотал ей в лицо и сбежал с лестницы, оставив в недоумении провожавшую».
Несмотря на эту выходку, Мартынов продолжает с ним приятельские отношения, которые поддерживаются и в Пятигорске в 1841 году. Взрослый сын Мартынова утверждал в 1898 г., что его отец потому не порывал дружеских отношений с Лермонтовым, что ждал от него в 1841 г. в Пятигорске формального предложения Наталье. Сам Николай Соломонович уверял редактора «Русского Архива» П. И. Бартенева, что незадолго до дуэли Лермонтов приезжал к нему в степь, где у него, недалеко от Пятигорска, стоял шатёр «вроде калмыцкого улуса», и провёл там целый день, желая «отвести душу». О чём говорили? - Не знаем. Поражает лишь резкая перемена в их отношениях. Мартынов становится раздражительным и злым. Теперь любой шутки со стороны поэта для него достаточно для того, чтобы вызвать Лермонтова на дуэль. Здесь остаётся что-то неясное. Нет какого-то связующего звена. Впоследствии слухи обрастают легендами. Но упорно повторяется одно и тоже: поводом к дуэли послужили шутки и эпиграммы Лермонтова. Вот, например, одна из них:
Скинь бешмет свой, друг Мартыш,
Распояшься, сбрось кинжалы,
Вздень броню, возьми бердыш
И блюди нас, как хожалый.
Здесь, кстати, тоже остаётся много неясного. Ну почему, скажем, «как хожалый»? Известный исследователь творчества и биографии поэта Эмма Герштейн делает предположение, что здесь кроется «может быть, глухой намёк на какие-то связи Мартынова с полицией или жандармерией”, а в знаменитой фразе Лермонтова, произнесенной по-французски в адрес Мартынова («Горец с большим кинжалом»), послужившей, по словам Э. А. Шан-Гирей, фактическим поводом к дуэли, французское слово «montagnard» (горец) якобы имеет второй смысл - «революционер», что жестоко обидело Николая Соломоновича и спровоцировало поединок. Так всё-таки «хожалый» или «революционер»? Понятия, надо сказать, прямо противоположные. И не слишком ли это политизированная версия? В Пятигорске, так вдруг, после стольких лет знакомства политическая дуэль? Вряд ли... Может быть, дело обстояло несколько проще. Проще и сложнее. Просто молодёжь, как ей и положено в нежном возрасте, болела адюльтером? А Мартынов всё ждал предложения в отношении сестры... Тем более, что сестра была бы скомпрометирована, если бы такого предложения не последовало. Уж слишком многие были посвящены в версию с «Княжной Мери». Примечательно, что впоследствии именно на эту причину гибели поэта указывал и его секундант М. П. Глебов, часто беседовавший о Лермонтове с его биографом Фр. Боденштедтом. А ведь Глебов, собственно, и закрыл глаза своему убитому другу. Кому же верить, как не ему?
Сам Мартынов, по свидетельству некоего Ф. Ф. Маурера, владельца богатого московского особняка, где бывал убийца поэта, «весь сжимался», если кто-либо заговаривал о Лермонтове. Хозяин предупреждал об этом своих гостей и просил не говорить о поэте в присутствии Мартынова. Но однажды в очень тесной мужской компании «Мартынова прорвало», и он сказал: «Обиднее всего то, что все на свете думают, что дуэль моя с Лермонтовым состоялась из-за какой-то пустячной ссоры на вечере у Верзилиных. Между тем это не так... Нет, поводом к раздору послужило то обстоятельство, что Лермонтов распечатал письмо, посланное с ним моей сестрой для передачи мне. Поверьте также, что я не хотел убить великого поэта... и только несчастный случайности нужно приписать роковой выстрел».
Версия о распечатанном письме приобрела к 90-м годам такие права достоверности, что Д.Оболенский ввёл её в свою статью о Мартынове в Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона.
В версию о «Княжне Мери» много лет спустя верили даже сыновья Мартынова, пытавшиеся в 1893 г. выступить в печати с публикацией сохранившихся у них материалов, дабы пролить свет на трагическое событие.
Однако если вспомнить литературный роман Лермонтова, рядом с образом невинной, наивной и страдающей Мери, вырисовывается другой пленительный образ замужней женщины, которую герой никогда «не в силах был бы обмануть». За ней он готов был мчаться куда угодно, загоняя коня. И речь здесь шла скорее не об обычном адюльтере, а о глубоком чувстве, уберечься от которого герой не смог бы даже под неусыпным взором «хожалого».
Посмотрим, в чём признавался Лермонтов в 1841 году в разговоре «по душам» с одним из своих приятелей. В лермонтоведении известны крайне редко цитируемые воспоминания барона фон Майделя, на которые ссылаются первые биографы поэта П. К. Мартьянов и П. А. Висковатый. Е. И. фон Майдель - генерал от инфантерии - до того как стал комендантом Петропавловской крепости (1876 г.), почти всю свою военную службу провёл на Кавказе, участвуя в многочисленных экспедициях, куда, впрочем, был переведён уже после смерти Лермонтова в 1842 г. Окончив ту же школу гвардейских подпрапорщиков, что и поэт, и, будучи знаком с ним, он рассказывал о том, что Лермонтов был с ним откровенен и в роковом 1841 году признался ему в своём увлечении к одной французской даме. «Знаете ли, барон, - говорил он, - я прошлой осенью ездил к ней в Ялту, я в тележке проскакал до двух тысяч вёрст, чтобы несколько часов пробыть наедине с нею. О, если бы вы знали, что это за женщина! Умна и обольстительна, как фея. Я ей написал французские стихи...» Е. И. Майдель называет и имя этой женщины - это была супруга французского консула в Одессе, известного учёного-геолога Ксавье Оммера де Гелля. Звали её Жанна-Адель Эрио Оммер де Гелль. В лермонтоведение она вошла под именем Адель Оммер де Гелль.
Вопрос «М. Ю. Лермонтов и госпожа А. Оммер де Гелль» в литературе о поэте освещён достаточно широко (начиная с мистификации П. П. Вяземского, появившейся в 1887 г., и заканчивая современными публикациями, где говорится о том, что вопрос этот всё-таки открыт для исследования). Хотелось бы упомянуть лишь то, что материалы каспийских экспедиций академика К. М. Бэра, опубликованные ленинградским отделением Академии наук СССР в 1984 г., подтвердили факт пребывания четы де Гелль на юге России в 1839, 1840 и в 1841 гг. Факт же написания М. Ю. Лермонтовым в это время «французских» стихов также известен. 10 мая 1841 года он пишет из Ставрополя своей приятельнице Софье Карамзиной: «Я дошёл до того, что стал сочинять французские стихи, - о, разврат!» Речь идёт о стихотворении «Ожидание». Интересно, что первые биографы поэта приписывали Лермонтову посвящение этих стихов госпоже А. Оммер де Гелль. Затем это предположение отринули главным образом из-за «разоблачения» литературной мистификации П. П. Вяземского. Но, помимо мистификации, есть и другие свидетельства. К ним относится, например, эпиграмма, якобы написанная Мартыновым и адресованная Лермонтову:
Mon cher Michel!
Оставь Аdel...
А нет сил,
Пей элексир...
Некоторые исследователи, прочтя её, выдвинули версию о литературном соперничестве Мартынова и Лермонтова (!), и даже нашли в ней элементы подражания поэту. Трудно не согласиться с мнением Э. Герштейн, высказанным по этому поводу, о том, что подобная версия производит парадоксальное впечатление. Само подобное сопоставление выглядит довольно наивно. Пожалуй, трагедия в Пятигорске вовсе не вписывается
в проблему «Моцарта и Сальери». Однако, та же Герштейн, видимо, не права, называя упомянутую эпиграмму «беззубыми стишками» Мартынова. Эти анонимные вирши, обнаруженные исследовательницей И. Гладыш в Центральном Государственном архиве в 1963 г., таят в себе две очень важные вещи: в них упомянуто женское имя «Адель», и под текстом эпиграммы имеется помета: «Подлец Мартышка!». Рукой ли Лермонтова сделана эта надпись, или же, как полагают Д. Алексеев и Е. Рябов, рукой мистификатора, - в любом случае здесь содержится явный намёк на то, что отношения поэта с Мартыновым должны были испортиться и на причину этого.
В свете подобных рассуждений эпиграмма может быть рассмотрена как то недостающее звено, что мешало нам понять резкую перемену во взаимоотношениях двух давних приятелей. А если предположить, что в разговоре с Мартыновым «по душам» в его шатре, Лермонтов сказал ему то же, в чём признался накануне Майделю? - Всё становится на свои места - раздражение Мартынова, нелепый повод, приведший к дуэли, упорное молчание секундантов. Ведь здесь была затронута честь сразу нескольких женщин: замужней французской дамы, Натальи Соломоновны, да и других сестёр Мартынова - пострадавшая репутация одной из них отбрасывала тень на всех членов семьи. А одна из сестёр, Елизавета Соломоновна, была замужем за самим П. В. Шереметевым!
Отсюда становится понятно, почему никто ничего не хотел говорить по поводу трагической дуэли. Русские дворяне кодекс чести соблюдали строго. Но, правда, кое-кто молчать никак не мог. И П. П. Вяземский, женившийся на родной сестре А. А. Столыпина - родственника и секунданта М. Ю. Лермонтова на роковом поединке - таким образом, вошедший в эту семью и, вероятно, узнавший многие её тайны, пишет свою литературную мистификацию «Поэт Лермонтов и г-жа Адтель Оммер де Гелль в 1840 г.», где рассказывает о головокружительном романе русского поэта и французской путешественницы. Сам А. А. Столыпин, всё время бывший рядом с Лермонтовым в его последнее лето в Пятигорске, не проронил о дуэли ни слова. Никогда. Никому. Он только сделал одну очень важную вещь. Перевёл именно роман «Герой нашего времени» именно на французский язык.
Госпожа Адель Оммер де Гелль, напротив, запретила свою книгу о путешествии по Югу России к переводу.
Мартынов же после дуэли, говорят, сделался мистиком, повидимому, занимался вызыванием духов, и стены его кабинета были увешаны картинами самого таинственного содержания. Молодёжь его прозвала «Статуей Командора». Но среди своих современников он был более известен лишь как «Мартынов Лермонтовский». Или же, что, наверное, более точно, - «счастливый несчастливец».
"Тарханский вестник" №20, л. 94-103
Соснина Екатерина Леонидовна - кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник Государственного Лермонтовского
музея-заповедника М. Ю. Лермонтова (г. Пятигорск Ставропольского края)
Полностью публикация Е.Л. Сосниной "Загадки и тайны Кавказа [Малоизвестные страницы истории Северного Кавказа и района Кавказских Минеральных Вод]" в формате .pdf доступна на сайте Либрусек
Литература:
А. Кацура. Поединок чести. М., 1999.