«ТОТ ВЕК ПРОШЕЛ, И ЛЮДИ ТЕ ПРОШЛИ» (К биографии М. В. Арсеньева, деда М. Ю. Лермонтова)
О Михаиле Васильевиче Арсеньеве известно крайне мало. Между тем по отношению к поэту М. Ю. Лермонтову он занимает особое положение. В письме к П. А. Крюковой бабушка поэта Е. А. Арсеньева пишет 17 января 1816 г. из Тархан: «...нрав его и свойства (Михаила Юрьевича - Л. Р.) совершенно Михаила Васильевича, дай боже, чтобы добродетель и ум его же был». Известно также, что именно в честь деда будущий поэт был назван Михаилом.
Круг источников о М. В. Арсеньеве весьма невелик, и все они касаются тех или иных моментов его биографии, совершенно не затрагивая таких понятий, как «нрав», «свойства», «ум и добродетель». В то время как именно эти стороны и являются для исследователей интересными и значимыми. В книге «Род дворян Арсеньевых», составленной Василием Сергеевичем Арсеньевым, находим в колене 14 под №439: «Михаил Васильевич 8.11.1769 - 2.01.1810 - елецкий помещик, капитан Преображенского полка. Жена его, Е. А. Столыпина, родилась в 1760, умерла в 1845 г.» В «Лермонтовской энциклопедии» о Михаиле Васильевиче нет отдельной статьи, а в общей статье «Арсеньевы», кроме уже указанного, упоминается о его бытности уездным предводителем чембарского дворянства, женитьбе на Е. А. Арсеньевой в 1794 г., увлечении А. М. Мансыревой и самоубийстве 2.01.1810.
Вероятно, впервые пристальное внимание на личность Михаила Васильевича обратили А. Д. Семченко и П. А. Фролов в книге «Мгновения и вечность». В четвертой главе приведен исчерпывающий обзор известных источников о деде поэта. Кроме уже указанных, это книга П. А. Висковатова о Лермонтове, известные публикации П. К. Шугаева (по воспоминаниям тарханских старожилов конца ХIХ в.) и письмо Евгения Александровича Вышеславцева в редакцию журнала «Вестник Европы» от 17.06.1809, напечатанное в №14 за тот же год. Здесь же приведен подробный анализ письма, поскольку это практически единственный источник, дающий возможность сделать выводы о нравственных сторонах личности Михаила Васильевича. Как констатируют авторы, «другими подобными документами мы не располагаем». Напомним, что речь в письме Вышеславцева идет о том, как М. В. Арсеньеву, тогда уездному чембарскому предводителю дворянства, удалось примирить двух издавна враждовавших дворян, причем тогда, когда суд уже вынес решение в пользу одного из них, практически гибельное для другого (он должен был заплатить по иску, превосходящему все его имение, т.е. пойти по миру). Нельзя удержаться, чтобы не процитировать этот документ: «Почтенный г. Арсеньев узнает о случившемся; оставя собственные дела, тотчас едет к г-ну М...му <...>; живыми красками изображает ему бедственное положением г-на М...ва; убеждает прекратить дело примирением; красноречиво, с жаром человеколюбия описывает великость благодеяния, которое г-н М...ой без труда оказать может ближнему, и тем доставить самому себе приятнейшее удовольствие. <...> Сделана уступка; еще просил - и г-н М...й решился взять самую умеренную сумму, единственно на одне проести им издержанную. - Вот примерное великодушие! Г. Арсеньев слезами радости благодарил г-на М...го как за свое собственное дело. Какие следствия твердой решительности благородного сердца! Тяжба окончена, взаимная вражда прекращена...»
Перед непосредственным изложением фактов, являющихся предметом нашего сообщения, приведу суждение авторов книги «Мгновения и вечность», с которым полностью согласна: «Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, что при исключительной бедности имеющегося в нашем распоряжении фактического материала не может быть и речи о строгом доказательстве той или иной версии, объясняющей смысл приведенных выше слов бабушки поэта. Вместе с тем предлагаемый далее путь рассуждений полностью согласуется с нашей внутренней убежденностью в том, что они были справедливы, что по своим природным задаткам М. Ю. Лермонтов был менее всего Столыпин и более всего - Арсеньев. Думаем, не случайно многие его современники находили, что лицом и характером он был копия своей матери, которая, если принять во внимание ее доброту отзывчивость, ее поэтичность и потребность любить, наконец, ее большую душевную ранимость, тоже была не в мать, а в отца (т.е. Михаила Васильевича - Л. Р.), то есть не в Столыпиных, а в Арсеньевых».
Этим определяется значимость любого источника, способного рассказать новое о деде поэта Михаиле Васильевиче Арсеньеве. Такие сведения содержатся в записках Андрея Тимофеевича Болотова «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. 1738-1795». Отметим, что мы впервые указываем на этот источник сведений для биографии М. В. Арсеньева. Правда, составитель книги «Род Арсеньевых» В. С. Арсеньев называет записки Болотова, где «упоминаются многие из Арсеньевых», однако он не уточняет, о ком именно из Арсеньевых идет в них речь, и не ссылается на них.
В томе IV записок, в письме 227, где говорится о событиях 1787 года, Болотов пишет: «Приехал к нам в гости Василий Иванович Кислинский с двоюродным братом жены его, Михаилом Васильевичем Арсеньевым, учившимся у нас за несколько лет до сего, вместе с сыном моим в пансионе и сделавшимся через это его приятелем и положил прогостить у нас и дожидать приезда к нам тещи его Матрены Васильевны». О каком Михаиле Васильевиче идет речь? Василий Иванович Кислинский, помещик, был женат на Прасковье Андреевне Арцыбашевой. Ее отец, Андрей Абрамович Арцыбашев, в свою очередь имел жену - Матрену Васильевну, урожденную Арсеньеву. Именно приезда тещи своей, Матрены Васильевны Арцыбашевой-Арсеньевой и дожидался Василий Иванович Кислинский с двоюродным братом жены своей. И это совпадает, так как Матрена Васильевна - родная сестра Василия Васильевича Арсеньева, чьим сыном является Михаил Васильевич. Естественно, их дети - двоюродные брат и сестра. Все это легко устанавливается с помощью книги В. С. Арсеньева «Род дворян Арсеньевых». Необходимо отметить, что эта же Матрена Васильевна Арцыбашева-Арсеньева - родная тетка жены самого Андрея Тимофеевича Болотова, причем очень уважаемая, авторитетная и любимая им. Но о старшем поколении Арсеньевых скажем чуть позже, а пока займемся Михаилом Васильевичем.
В приведенном тексте упоминается сын Болотова, Павел Андреевич, родившийся в 1771 г. Он на три года моложе Михаила Васильевича, родившегося в 1768 г. То есть по возрасту они могли быть и были, как пишет Болотов, приятелями. И, наконец, о каком пансионе, в котором учились мальчики, идет речь? О нем подробно пишет Андрей Тимофеевич в третьем томе записок, в письме №194. Основание пансиона произошло весной 1778 г. В нем преподавал единственный учитель - француз г-н Дюблие, знавший немецкий и французский языки, а также довольно хорошо и русский, что было немаловажно при обучении русских мальчиков, совсем не знающих языков. Кроме того в пансионе преподавались история, география, математика. Г-н Дюблие «был человек тихого, веселого и дружелюбного характера, и при том еще во всем любопытный, и умеющий даже играть на скрипке; а что всего лучше, <...> мог принимать к себе посторонних учеников, которые могли бы жить у него на содержании». Таковые посторонние ученики - дети соседних дворян - сразу же отыскались, среди них и М. В. Арсеньев. Кроме обучения в пансионе, Андрей Тимофеевич учил мальчиков и сам. «Все они, как я уже упоминал, учились языкам в нашем пансионе, ездивши и ходивши в оный ежедневно, ибо был он от нас с полверсты расстоянием, на краю слободы городской; но как в послеобеденное время по средам и по субботам учения у них не было, то сие праздное время и хотелось мне обратить им в пользу и употребить его на обучение <...> геометрии, физике и нравоучению. <...> Итак, приглашал я всех учащихся в пансионе детей в каждую среду и субботу после обеда к себе, сначала будто бы в гости, угощая их кое-чем, стал мало-помалу приучать их сперва чертить геометрию, а потом, севши кругом большого стола, слушать, что я им читать и рассказывать стану. К таковому чтению избрал я опять мою «Детскую философию», которой сочинено было уже у меня много частей, и все дети чтение и делаемое мною всему толкования и объяснения так полюбили, что они всякий раз с превеликою охотою ко мне в помянутые дни прихаживали и приезжали, и все послеобеденное время у меня в слушании и в разговорах со мною с особенным удовольствием провождали». Подробное описание Андреем Тимофеевичем своей системы воспитания и обучения не нуждается в комментариях.
Как мог Василий Васильевич Арсеньев узнать о пансионе? Прежде всего, через часто упоминаемых уездных богородицких судей - среди них было несколько Арсеньевых, дальних родственников. Второй путь - через своего родного брата Дмитрия Васильевича, очень часто бывавшего у Болотовых. Наконец, сам Василий Васильевич был знаком с Андреем Тимофеевичем, и последний в записках оставил характеристику матери и отца Михаила Васильевича, то есть прадеда и прабабки поэта. Приведем их чуть позже.
Итак, с 1779 года Михаил Васильевич, в то время десятилетний мальчик, обучается в Богородицком пансионе А. Т. Болотова и в его доме. Обучение продолжалось, по всей видимости, до 1782 г. В письме №209 А.Т. Болотов пишет, что учителя переманил какой-то князь Волконский, и Дюблие, «взветрив», уехал. Пансион перешел к другому учителю в 1783 году, но «ученики от него множайшие отцами были поразобраны». В пансионе остались лишь сыновья Болотова и помещика Толбузина . Однако дружеские связи между М. В. Арсеньевым и семьей Болотова сохранялись, как мы видим, во всяком случае, до конца 1780-ых годов. Трудно переоценить влияние личности Андрея Тимофеевича Болотова на юного Михаила Васильевича. Заметим, что это влияние пришлось на самый ответственный, подростковый возраст - 10 - 14 лет, когда закладываются основы в том числе и нравственности личности.
Андрей Тимофеевич Болотов - уникальная личность. Выходец из самых бедных уездных дворян Тульской губернии, рано оставшись сиротой, он сам себя обучил и образовал. Длительное время он являлся управляющим императорской вотчины в Богородицке, руководя, планируя и практически занимаясь ее благоустройством: строительством дворцов, служб, разбивкой садов, украшением парков и т.д. (Именно к этому времени относится и учреждение пансиона.) Он медик, экономист, агроном, садоустроитель, философ, физик и химик-естествоиспытатель, наконец, редактор и почти единственный автор журнала «Экономический магазин», писатель, переводчик с немецкого и французского, которые выучил самостоятельно. Кстати, и сын пошел по его стопам. Личная библиотека Болотова к концу 1770-х годов насчитывала около трех тысяч томов на русском, немецком, французском языках. Разумеется, близость к такому человеку и приятельство с его сыном не могло не сказаться на нравственном облике юного Михаила Васильевича, воспитывая в нем отмеченное современниками “благородство сердца”.
Таковые качества были редкостью в уездном провинциальном помещичьем обществе той поры. Об этом свидетельствует и сам Болотов, описывая родителей и родственников Михаила Васильевича. Об атмосфере, тоне этой семьи нам ранее ничего не было известно. П. А. Вырыпаев в книге «Лермонтов. Новые материалы к биографии» указывает лишь на то, что у них всегда было много гостей, а их сыновья занимали высокие посты. Это можно подтвердить сведениями из книги «Род дворян Арсеньевых». Вот что пишет А. Т. Болотов в 1764 году о Василии Васильевиче, жене его Анфимье Никитичне, его братьях и сестрах. «Из села Коростина ездили мы потом в село Луховицы для отвезения своего визита и благодарности г-ну Арсеньеву, Василию Васильевичу, как бывшему у нас на свадьбе и бравшем во всем нашем деле соучастие. Поскольку был он помянутой тетке жены моей, Матрене Васильевне, родной брат, то и жили наши как с ним, так и с женою его, Анфимьею Никитичною, боярынею умною и ласковою, в особливом дружелюбии».
В 1770 г. Болотовы и В. В. Арсеньев с женою были приглашены на свадьбу к соседям Хотяинцевым, дальним родственникам Арсеньевых. В. В. Арсеньев согласился быть посаженным отцом. На второй день свадьбы почетные гости со стороны жениха - бригадир и воевода - не явились. «Жена товарища моего г. Арсеньева, будучи боярынею умною, но в таких случаях щекотливою и с наровою и игравшая роль матери посаженной, сочла то великою обидою и презрением ее и всей нашей стороны». Когда, наконец, воевода пожаловал, «г-жа Арсеньева не могла утерпеть, чтобы не изъявить чувствительности своей жене воеводы <...>, то тем дела не поправила, а подала повод к дальнейшим дамским сплетням». Как видим, хотя и были Василий Васильевич и Анфимья Никитична, прадед и прабабка поэта, «людьми умными и приветливыми», но не выходили за общий уровень признанной морали, вкусов, обычаев и уездных сплетен. Тем более значительным и определяющим для формирования личности их сына Михаила Васильевича, деда поэта, является период его учения у А. Т. Болотова. В записках Болотова содержится очень много замечаний о биографических событиях и нравах дядей и теток Михаила Васильевича, но все это имеет уже сравнительно отдаленное отношение к личности самого деда М. Ю. Лермонтова. Однако есть еще один аспект во вновь открытых нами обстоятельствах, касающийся поэта довольно близко. Речь идет о благоустройстве усадьбы Тарханы, где прошли его детские годы. Итак, в 1787 г. девятнадцатилетний М. В. Арсеньев по-приятельски приезжает к Болотовым в Богородицк. Вероятно, бывает там и позже. В 1794 г. двадцатишестилетний Арсеньев женится на Е. А. Столыпиной и начинает жить в тарханской усадьбе как хозяин. Мы вполне согласны с убеждением авторов книги «Мгновения и вечность», что обустройством усадьбы занимался именно Михаил Васильевич, а не жена его Елизавета Алексеевна. Однако «поражающую оригинальность и выдумку» М. В. Арсеньева, как пишут авторы, при устройстве аллей, обсаженных липами, боскетов и беседок, «живописных прудов» и теплицы «для выращивания цветов» - мы бы не стали преувеличивать. «Польза и красота» - один из основных принципов существования провинциальной дворянской усадьбы. И все вышеперечисленные авторами «выдумки» М. В. Арсеньева имели крепкую практическую основу, которую не могла не поддержать Е. А. Арсеньева. Усадебное хозяйство нуждалось в воде, поэтому необходимы были «живописные» пруды. Теплица была нужна не только для цветов, даже совсем не для цветов, а для сохранения и выращивания в нашем холодном климате с возвратными заморозками теплолюбивых фруктовых деревьев.
И тем не менее, вполне логично предположить, что опыт и труды Болотова и его обустройство Богородицка повлияли на Михаила Васильевича. Знаменитый садоустроитель подробнейшим образом описывал не только устройство в парках императорской вотчины фонтанов, лабиринтов, гротов, боскетов и т.п., но и рассказывал о своих взглядах на принципы организации территории, создания русских натуральных садов.
Воспользовался ли и в какой мере Михаил Васильевич этими благоприятными обстоятельствами? Полагаем, что да. Наличие особо устроенных садов, не говоря уж о парковой части, в имениях пензенских помещиков конца XVIII - начала ХIХ в. является очень большой редкостью. Даже и много позже вся организация садов и парков заключалась в разбивке на квадраты и обсадке липами, березами и проч., а также в устройстве самых простых беседок, прудов-сажалок, дерновых скамей, сиделок и т.п. Вообще говоря, разность дворянства в зависимости от близости к Москве, не всегда только географической, особенно остро ощущалась на «переломе» культур, т. е. во второй половине ХVIII в. Здесь огромную роль играл не только уровень достатка, как можно было бы предположить, а личность самого владельца, его просвещенность, знание столичных, а может быть, и европейских образцов, желание щегольнуть устройством, как пишет А. Т. Болотов, «по-московски, прибористо, щеголевато и хорошо, и <...> совсем инаково, нежели в (уездном - Л. Р.) угле, <...> где все было смешано еще несколько со стариною» и где «все было более по-деревенски и без дальних затеев и церемониалов».
Для всякого, знакомого с тарханским парком, очевидно, что он выделяется из общего числа пензенских усадеб того же периода как раз умелой планировкой местности со сложным рельефом, продуманностью видовых перспектив, некоторыми «затеями». Кстати, об одной из них, террасированных склонах, сверстник А. С. Пушкина, московский дворянин, владелец усадьбы в Серпуховском уезде Московской губернии, Д. Н. Свербеев писал: «С легкой руки Людовика XIV везде, сперва в Германии, а потом и у нас, завелись большею частию неудачные подражания этим версальским террасам, начиная с Петергофа, с дворцового сада Александрия в Москве до заросших и совершенно разрушенных террас, бывших когда-то дрян-ными садишками в деревушке Филчаковой возле Кузменок, <...> где во время оно я еще застал груду каменных развалин, принадлежащих какой-то госпоже Зыбиной. <...> И у нас в Михайловской не обошлось без террас, которых никто теперь кроме меня не знает и не отыщет». Замечания Д. Н. Свербеева касаются Московской губернии, в провинции же террасы в конце ХVIII в. еще не стали популярными.
Литература:
1. Статья является обновленным вариантом работы, опубликованной в журнале «Лепта». 1994. №20.
2. Литературное наследство. Т. 45 - 46. Лермонтов II. М. 1948.
3. Лермонтовская энциклопедия. М. 1981.
4. [Арсеньев В. С.] Род дворян Арсеньевых. 1389 - 1901 / Сост. В. С. Арсеньев. Тула. 1903. С. 53. Даты рождения здесь указаны неверно (М. В. Арсеньев родился в 1768 г., Е. А. Арсеньева - в 1773 г.).
5. Семченко А. Д., Фролов П. А. Мгновения и вечность. Саратов.
6. Вестник Европы. 1809. №14.
7. [Болотов А. Т.] Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. 1738-1795. Т. IV. СПб. 1873.
8. Вырыпаев П. А. Лермонтов. Новые материалы к биографии. Саратов, 1976.
9. Подробнее об Арсеньевых см.: Рассказова Л. В. Арсеньевы // Пензенский временник любителей старины. Вып. 3. Пенза, 1991.
10. Агальцова В. А. Сохранение мемориальных лесопарков. М., 1980.
11. [Свербеев Д. Н.] Записки Дмитрия Николаевича Свербеева // Дворянское собрание. 1998. №8.
"Тарханский вестник" №16, л.57-65
Рассказова Лариса Викторовна - кандидат культурологии,
главный хранитель Объединения государственных литературно-мемориальных
музеев Пензенской области (г. Пенза)