Я сегодня была на
хореографической постановке "Вопрос к воде" Пекинской компании современного танца в рамках Фестиваля китайской культуры в Центре им. Вс. Мейерхольда .
Это надо видеть. Правда, у меня теперь голова болит, надеюсь, они мне хотя бы не приснятся, и второй раз я это смотреть не хочу, но один раз познакомиться стоило.
Из всего, что я до сих пор видела на сцене, китайское - самое непонятное, с монгольским, к примеру, не сравнить. Сегодняшняя постановка состояла из двух отделений. В первом несколько относительно коротких номеров, во втором - один длинный. Во всех очень не хватало знания контекста, образов, кодов. Понятно, что все движения, костюмы, взаимодействие танцоров, музыка что-то значат, отсылают к каким-то сюжетам, но к каким совершенно непонятно.
Тем не менее все это, хоть и непонятно, но очень сильно эмоционально воздействует. И воздействует неприятно, раздражающе. Тревожная музыка, резкие движения танцоров, специфическая пластика движений, мимика, продуманный свет - все это создает настроение, нервное, гнетущее.
Один из сюжетов первой части показался мне относительно понятным. Главный герой был чем-то очень напуган, другие танцоры изображали тех кого, он боялся - то ли его видения, то ли демонов. Лицо солиста выражало такой ужас, что я просто не могла на него смотреть. Если бы это было сыграно не так хорошо, было бы смешно, но это было совсем не смешно.
Меня раздражали движения танцоров. Вместо оттянутого носка, привычного в балете, акцентированные пятки, угловатые движения рук, неприятно выгнутые пальцы. Все это неслучайно, это непонятный художественный язык. И это очень хорошо сделано. Раздражает и завораживает.
Вторая часть несколько раз, казалось, заканчивалась - выключался свет, наступала тишина, - и продолжалась дальше. Насколько я поняла, она была посвящена отношениям двух женщин, старшей и младшей, наверное, матери и дочери, женской инициации. Не знаю, правильно ли я поняла, но я увидела там тему бинтования ног, которому подвергались девочки. Конфликт матери, которая вынуждена причинять боль собственной дочери, но не может пойти против обычая, дочери, которая боится, но знает, что от этого не уйти. Судя по туфле, которую одна танцовщица передала другой и по тому, как она с ней танцевала, как двигалась, надев ее, я поняла правильно. И от эстетизации этого чудовищного обычая просто тошнит.
Я иногда закрывала глаза или смотрела в сторону, если бы сидела с краю и одна, может быть, и ушла бы. Тяжелое впечатление, но очень яркое.