Эпикурейство
В очередной раз столкнулся с неправильным пониманием филосифии Эпикура, и, в частности, с подменой эпикурейского понятия "наслаждение". Этим начали грешить уже древние ленивые и недалекие последователи эпикура, а затем его идеи многократно сознательно извращались римскими сибаритами, чтобы оправдать жизнь в роскоши и праздности. Но древние философы и философствующие обыватели, искажая чьи-то учения, часто нарочито или без умысла создавали собственные. Сейчас же под знамена Эпикура спешит примкнуть множество малограмотных лоботрясов и разгильдяев, которым посчастливилось, уж и не знаю где, правда, услышать об этом учении. Образование же их, или точнее будет сказать грамотность, не позволяет в замен растерзанных идей сформулировать никакой внятной концепции. В результате в массовом сознании философия эпикурейцев претерпела критические изменения и, потеряв полноту и системность, практически свелась к единственной сентенции: Все хорошо, что приносит наслаждение! Жить нужно в кайф! Сложность заключается в том, что согласно филосифии Эпикура эти утверждения, строго говоря, не являются абсолютной ложью. Однако подмена самого понятия "наслаждение" придает им абсолютно противоположный первоначальному смысл.
Необходимо ещё раз напомнить в чем же заключается истинный смысл эпикурейства. Попробую обобщить и упорядочить основные постулаты. Начнем с цитат.
Эпикур: ”...когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, - нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение, исследующее причины всякого нашего предпочтения и избегания и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе” (Диоген Лаэртский. X, 132).
“Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет; даже хлеб и вода доставляют величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден. Поэтому привычка к простым и недорогим кушаньям и здоровье нам укрепляет, и к насущным жизненным заботам нас ободряет…” (Диоген Лаэртский. X, 130-131).
Сенека: “...не Эпикур побуждает их предаваться излишествам роскоши: преданные лишь собственным порокам, они спешат прикрыть их плащом философии и со всех сторон сбегаются туда, где слышат похвалу наслаждению. Они не в состоянии оценить, насколько трезво и сухо то, что зовет наслаждением Эпикур” (Сенека. О блаженной жизни. XIII). (Дальше я не буду приводить первоисточники, ибо они утежеляют текст. Интересующимся да придет на помощь Великий Гугл!)
Да и вовсе не голое чувственное ощущение и стихийное наслаждение являеются принципом эпикурейской логики и эстетики. Чувственность и чувственное наслаждение берутся только в своей структурной упорядоченности. Уже из этого можно видеть, насколько же всегда ошибались те излагатели эпикурейства, которые выдвигали в этом последнем только один голый принцип чувственного ощущения и удовольствия.
Эпикур учитывает и то обстоятельство, что за иным удовольствием следует страдание, как, правда, и то, что за иным страданием следует удовольствие. Хотя и "всякое удовольствие хорошо уже по своей собственной природе" и "никакое удовольствие само по себе не плохо", но в общей совокупности, если иметь в виду конечную цель внутреннего блаженства, за иным удовольствием может последовать то, что уже противоречит этой общей цели. В результате и о страдании вопрос уже не решается так просто. "Всякое страдание есть зло, но не всякого страдания надо всегда избегать". "В иное время мы пользуемся благом как злом и - злом, в свою очередь, как благом". Поэтому "совокупное измерение вещей" и "наблюдение полезного и неполезного" - вот что должно быть нашим руководством в стихии наслаждения. Наслаждающийся - мудр в своем наслаждении. "Мудрость приуготовляет вещи к блаженству целой жизни", так что "ты будешь жить как бог среди людей". В нем все размерено и обдумано, все распределено и уравновешено. Наслаждение плещется в его душе как спокойное море в твердых берегах; и мудрец погружен в этот равномерный и прекрасно-однообразный прибой и отбой самонаслаждения его души. Он безмолвен и свободен, и над ним уже не властна судьба.
Блаженство, вытекающее из уравновешенного наслаждения, должно быть прежде всего доступно. Эпикур хочет сделать его даже общедоступным. Для этого он исключает отсюда все, что можно достигнуть только в особых условиях. Эпикур исключает богатство, роскошь, почести, власть. Все это вещи, которых можно достигнуть только с большим трудом. Но что же тогда остается? Эпикур дает следующую классификацию желаний (вожделений):
"Среди вожделений одни природны и необходимы, другие природны и не необходимы, третьи - ни природны, ни необходимы, но являются порождением пустого мнения".
Природны и необходимы для Эпикура те, которые освобождают от страдания, например, питье во время жажды; природны, не необходимы те, которые разнообразят удовольствие, могут быть удалены без всякого страдания; как, например, дорогие блюда; наконец, ни природны и ни необходимы такие, например, как увенчивание и получение статуй.
Только первого рода желания должны культивироваться у мудреца, - природные и необходимые, ибо без их удовлетворения было бы страдание. Что же касается вторых, а тем более третьих, то есть тех желаний, которые только щекочут душу или дают ей голое эстетическое удовлетворение, то они или вовсе должны быть изгнаны, или "трезвое рассуждение" философа должно их всецело подчинить общенравственным целям.
Но что же тогда остается? Эпикур говорит: "Удовольствие не возрастает в теле, если совсем уничтожено то, что доставляет страдание из-за необходимости, но оно только разнообразится". Это разнообразие, вернее пестроту, Эпикур тоже отбрасывает. Что же остается? Остается все то же основное наслаждение от желудка, то есть от пищи и питья, но теперь уже ясно: это есть наслаждение от умеренного здорового питания, из которого исключено всякое излишество и которое "разнообразно" только лишь в меру естественных потребностей организма, только - в тех размерах, чтобы уничтожить страдание, ибо лишение страдания само по себе есть, по Эпикуру, наслаждение. Дайте ему ячменного хлеба и воды, и он "поспорит в блаженстве с самим Зевсом". Значит, вот к чему пришла эпикурейская теория наслаждения! Эпикур строит свое наслаждение только на хлебе и воде. Уже этих блюд достаточно для того, чтобы эпикурейский мудрец мог почувствовать себя божественным.
Предел наслаждения и блаженства - это избавиться от страданий.
"Когда мы избавлены от страдания, мы радуемся самому освобождению и избавлению от всякой тягости"; "когда отпали страдания, то мы радуемся в том случае, если не последовало никакого удовольствия, которое бы возбуждало чувства".
Вывод отсюда ясный: принципом эпикурейства является не просто наслаждение само по себе, но - тот безмятежный, безмолвный покой души, когда за размеренным удовлетворением потребностей организма наступило полное отсутствие всяких страстей и тягостей. Это не надо понимать чисто отрицательно, как проповедь некой чувственной нирваны. По-видимому, Эпикур признает, что в человеческом теле, если оно здорово, все время существует некое самонаслаждение, и достаточно, путем мудрых мер, избегать страданий, чтобы уже испытывать тихое и глубокое, сосредоточенное и ровное наслаждение.
Вот, пожалуй, и все. Отмечу лишь, что все вышесказанное касается только телесных удовольствий. Но Эпикур в отличие от, по-моему, Аристиппа признавал и душевные удовольствия, хотя это в данном случае не так важно, ибо в этой части его учение менее подвержено извращению, поскольку и менее известно, и менее приминимо в популистских целях.
Необходимо ещё раз напомнить в чем же заключается истинный смысл эпикурейства. Попробую обобщить и упорядочить основные постулаты. Начнем с цитат.
Эпикур: ”...когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, - нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение, исследующее причины всякого нашего предпочтения и избегания и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе” (Диоген Лаэртский. X, 132).
“Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет; даже хлеб и вода доставляют величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден. Поэтому привычка к простым и недорогим кушаньям и здоровье нам укрепляет, и к насущным жизненным заботам нас ободряет…” (Диоген Лаэртский. X, 130-131).
Сенека: “...не Эпикур побуждает их предаваться излишествам роскоши: преданные лишь собственным порокам, они спешат прикрыть их плащом философии и со всех сторон сбегаются туда, где слышат похвалу наслаждению. Они не в состоянии оценить, насколько трезво и сухо то, что зовет наслаждением Эпикур” (Сенека. О блаженной жизни. XIII). (Дальше я не буду приводить первоисточники, ибо они утежеляют текст. Интересующимся да придет на помощь Великий Гугл!)
Да и вовсе не голое чувственное ощущение и стихийное наслаждение являеются принципом эпикурейской логики и эстетики. Чувственность и чувственное наслаждение берутся только в своей структурной упорядоченности. Уже из этого можно видеть, насколько же всегда ошибались те излагатели эпикурейства, которые выдвигали в этом последнем только один голый принцип чувственного ощущения и удовольствия.
Эпикур учитывает и то обстоятельство, что за иным удовольствием следует страдание, как, правда, и то, что за иным страданием следует удовольствие. Хотя и "всякое удовольствие хорошо уже по своей собственной природе" и "никакое удовольствие само по себе не плохо", но в общей совокупности, если иметь в виду конечную цель внутреннего блаженства, за иным удовольствием может последовать то, что уже противоречит этой общей цели. В результате и о страдании вопрос уже не решается так просто. "Всякое страдание есть зло, но не всякого страдания надо всегда избегать". "В иное время мы пользуемся благом как злом и - злом, в свою очередь, как благом". Поэтому "совокупное измерение вещей" и "наблюдение полезного и неполезного" - вот что должно быть нашим руководством в стихии наслаждения. Наслаждающийся - мудр в своем наслаждении. "Мудрость приуготовляет вещи к блаженству целой жизни", так что "ты будешь жить как бог среди людей". В нем все размерено и обдумано, все распределено и уравновешено. Наслаждение плещется в его душе как спокойное море в твердых берегах; и мудрец погружен в этот равномерный и прекрасно-однообразный прибой и отбой самонаслаждения его души. Он безмолвен и свободен, и над ним уже не властна судьба.
Блаженство, вытекающее из уравновешенного наслаждения, должно быть прежде всего доступно. Эпикур хочет сделать его даже общедоступным. Для этого он исключает отсюда все, что можно достигнуть только в особых условиях. Эпикур исключает богатство, роскошь, почести, власть. Все это вещи, которых можно достигнуть только с большим трудом. Но что же тогда остается? Эпикур дает следующую классификацию желаний (вожделений):
"Среди вожделений одни природны и необходимы, другие природны и не необходимы, третьи - ни природны, ни необходимы, но являются порождением пустого мнения".
Природны и необходимы для Эпикура те, которые освобождают от страдания, например, питье во время жажды; природны, не необходимы те, которые разнообразят удовольствие, могут быть удалены без всякого страдания; как, например, дорогие блюда; наконец, ни природны и ни необходимы такие, например, как увенчивание и получение статуй.
Только первого рода желания должны культивироваться у мудреца, - природные и необходимые, ибо без их удовлетворения было бы страдание. Что же касается вторых, а тем более третьих, то есть тех желаний, которые только щекочут душу или дают ей голое эстетическое удовлетворение, то они или вовсе должны быть изгнаны, или "трезвое рассуждение" философа должно их всецело подчинить общенравственным целям.
Но что же тогда остается? Эпикур говорит: "Удовольствие не возрастает в теле, если совсем уничтожено то, что доставляет страдание из-за необходимости, но оно только разнообразится". Это разнообразие, вернее пестроту, Эпикур тоже отбрасывает. Что же остается? Остается все то же основное наслаждение от желудка, то есть от пищи и питья, но теперь уже ясно: это есть наслаждение от умеренного здорового питания, из которого исключено всякое излишество и которое "разнообразно" только лишь в меру естественных потребностей организма, только - в тех размерах, чтобы уничтожить страдание, ибо лишение страдания само по себе есть, по Эпикуру, наслаждение. Дайте ему ячменного хлеба и воды, и он "поспорит в блаженстве с самим Зевсом". Значит, вот к чему пришла эпикурейская теория наслаждения! Эпикур строит свое наслаждение только на хлебе и воде. Уже этих блюд достаточно для того, чтобы эпикурейский мудрец мог почувствовать себя божественным.
Предел наслаждения и блаженства - это избавиться от страданий.
"Когда мы избавлены от страдания, мы радуемся самому освобождению и избавлению от всякой тягости"; "когда отпали страдания, то мы радуемся в том случае, если не последовало никакого удовольствия, которое бы возбуждало чувства".
Вывод отсюда ясный: принципом эпикурейства является не просто наслаждение само по себе, но - тот безмятежный, безмолвный покой души, когда за размеренным удовлетворением потребностей организма наступило полное отсутствие всяких страстей и тягостей. Это не надо понимать чисто отрицательно, как проповедь некой чувственной нирваны. По-видимому, Эпикур признает, что в человеческом теле, если оно здорово, все время существует некое самонаслаждение, и достаточно, путем мудрых мер, избегать страданий, чтобы уже испытывать тихое и глубокое, сосредоточенное и ровное наслаждение.
Вот, пожалуй, и все. Отмечу лишь, что все вышесказанное касается только телесных удовольствий. Но Эпикур в отличие от, по-моему, Аристиппа признавал и душевные удовольствия, хотя это в данном случае не так важно, ибо в этой части его учение менее подвержено извращению, поскольку и менее известно, и менее приминимо в популистских целях.