Дневники штурмана Рудневой
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
В.А. Жуковский «Воспоминание»
«Пока стучит сердце» - у этого издания такая хорошая обложка, и она меня прямо-таки греет - потому что светлая (такой солнечный и веселый у нее цвет) и с фотографией улыбающейся Жени на фоне лета и солнца, прямо невозможно не улыбнуться в ответ. Книга лежит у меня на письменном столе, и я, как только хотя бы даже взгляд брошу в ее сторону, - сразу становится тепло и светло, и настроение поднимается. Такой вот визуальный эффект.
Любопытно и то, что отыскала я ее 9 апреля - это день гибели Жени в 1944 году. Я только, перед памятником стоя, это обнаружила. Как-то так удивительно получилось, потому что это был спонтанный выплеск: в какой-то из дней вдруг вспомнила про Женю и ее дневники - и просто наудачу решила проверить интернет-ресурсы: авось что-нибудь где-нибудь и найду. И нашла. Вот такое совпадение.
Читать было интересно и радостно - вообще, я заметила, с каким-то особым нежным и светлым чувством читаются именно дневники юности, когда еще не хлебнул лиха человек и не знает, что ему предстоит, когда он еще восприимчив и не замутнен, полон надежд и планов, не горбится под тяжестью прожитого, а читатель-то, возможно, уже знает и то, что этому человеку выпадет в жизни, и как она закончится, - и от этого какую-то другую тональность принимает повествование (вот так же и с фотографиями - когда смотришь на ушедшего человека, каким он был маленьким, и только начинал свой путь и ничего-то из предстоящего ему не знал). И поэтому еще более щемящее чувство у меня в отношении Жениных страниц. В них, помимо событий, еще и много размышлений обо всем, иногда серьезных, иногда забавных, очень смешные вещи иногда ей в голову приходят, часто парадоксальные, и она во всем дотошно разбирается. Удивительная работоспособность, любознательность, последовательность и цельность - Женя много дисциплин изучает, много читает, как художественной литературы, так и научной, и на всё откликается, всё пытается прочувствовать, проанализировать. И уже с самого начала, со школьных лет видно, что это серьезный и глубокий человек, ответственный и целеустремленный. И строй мыслей соответствующий.
(Мне как человеку нецелеустремленному и недисциплинированному это тем более интересно.)
Что еще? Глубокие наблюдения касательно изучаемых дисциплин: литературы, химии, физики, любимой Женей астрономии. Любопытные человеческие характеристики. Философские размышления. Описания событий, мероприятий. Курьезные моменты, забавные рассуждения (про строевую подготовку, химию предметов или число «пи»). Рефлексия, привычка к анализу, высокая степень самоосознанности и постоянная душевная работа. И какой-то очень светлый, очень позитивный взгляд на жизнь - и в мирное время, и в военное. (Из фронтового письма родителям: «Здравствуйте, мои дорогие, родившие меня в этот прекрасный, несмотря на все его мерзости, мир!»)
Интонационно - всё довольно ровно и последовательно, без особых перепадов. Если упоминается плохое настроение, обида, усталость, злость, печаль, или наоборот, радость и приподнятость - то в тексте это сдержано и приглушено, что-то вроде констатации факта, минимум экспрессивной лексики - (при этом нужный эффект достигается: читатель понимает, насколько автору было плохо/хорошо) - и повествование движется дальше, такое же завораживающе ровное. Я поэтому подумала про текст, что он размеренно-медитативный. Вот бывают тексты энергичные (где в каждом абзаце как будто пружинка сжатая), тексты под напряжением (как высоковольтные ЛЭП), тексты заземленные и тексты глубоководные, тексты туманные, облачные, ветреные и приливно-отливные. Тексты взрывные и взрывоопасные, таранные и бронебойные, мятущиеся и суетливые, давящие и гипнотические. Тексты взахлеб и тексты вполголоса. Тексты жидкие, вялые, пассивные, астеничные. Тексты абстрактные и отрешенные, трансцендентные, зазеркально-колдовские. Тексты-матрешки и тексты-лабиринты, многоуровневые, многоходовые - как детская игрушка, где в прозрачном кубе надо металлический шарик по уровням гонять (а шарик - это и есть читательское восприятие). Однородные (по составу и характеристикам) и нет. А бывают такие вот, как у Жени: размеренно-медитативные, сдержанные, монохромные (что ничуть не умаляет их достоинства и является, мне кажется, отражением внутреннего мира/характера/темперамента автора).
Вообще, с текстами такая штука: даже по стилю и размеру (размеренности) повествования, я уж не говорю о содержании, вполне можно автора себе представить. Я имею в виду не столько художку, сколько дневники и личные записи, которые наименее стилизованы. У Жени стилизации нет - она писала для себя и для близких, - но определенно присутствует самоцензура: в письмах она старается не упоминать о трудностях или пишет о них с юмором, чтобы не волновать главных своих адресатов - родителей. При этом, что касается личной жизни - тут она с родными очень откровенна: такая степень близости, столько доверия - читаю, и глазам своим не верю: бывает же так!
Наряду с мудростью и рассудительностью есть в Жене некая идеологическая восторженность, присущая советской молодежи того времени: восхищение происходящими событиями, набирающей силу и мощь страной, мудрой партией, старшими товарищами, чувство причастности ко всему, чувство долга, готовность жертвовать собой ради всего вышеперечисленного. Тут сыграло роль патриотическое воспитание: газеты, фильмы, книги, личный пример выдающихся людей - гипнотическое воздействие, после которого происходила постоянная примерка на себя героических деяний. Меня не покидает ощущение, что она, Женя, целенаправленно к этой высокой планке шла, если не сказать: готовилась, - как будто знала, что так и будет. Что ей придется свою родину защищать и за нее умирать. И эту готовность она в себе растила и воспитывала, может даже неосознанно, с самого начала. Причем в своем же духе - ровно и спокойно, без фанатизма. Надо так надо. Одна из любимых ее книг - «Как закалялась сталь», из фильмов - «Ленин в октябре», писатель - Н.А. Некрасов.
Но дело не столько в ней, сколько в эпохе. Это такое время было - 20-30-е годы - когда страна поднималась из руин, развивалась, строилась, наращивала темпы, обретала небывалую мощь и размах - и взращенное этой страной молодое поколение стремилось быть в первых рядах новой, трудной, но достойной (а еще и увлекательной!) жизни. Для молодежи открылись широкие возможности - в том числе для женщин. Люди были готовы не пить, не есть, не спать - лишь бы творить эпоху, принимать участие в этом масштабном строительстве, в открытиях, свершениях, преодолениях. Их не пугали лишения и невзгоды - они были молоды и верили в себя, в правильность своего пути. Да, это был фанатизм, но это было и подвижничество. И это была грандиозная, проведенная государством, идеологическая и воспитательно-патриотическая работа! Когда я читаю воспоминания многих представителей того поколения, то вижу плоды этой работы - в каждой фразе, в каждой строке, между строк. Для них коммунистическая партия была всем (потому что дала то, что они хотели и что больше никто не смог дать), они считали себя обязанными ей и пожертвовали бы ради нее жизнью, если бы потребовалось. (Они и пожертвовали, когда пришло время.) Такие единодушие и самоотречение, присущие поколению, - это, безусловно, продукт эпохи. Да они и сами - дети своей эпохи. И тут я зря пускаюсь в сравнения и примерки, потому что я - дитя своей эпохи. Точнее, ее крушения и пришедшего на смену ей хаоса. Так уж получилось, что мое поколение формировалось на стыке эпох: одна система рухнула, а другая еще не состоялась. Что называется, от одного берега отстали, к другому не пристали. И я, даже если бы захотела, не смогла (и не могу) мыслить так здраво и цельно, как люди советской закалки, жить с таким энтузиазмом и напряжением, в такой устремленности к цели. Потому что всегда внутри - память о разломе, развале. О том, что всё внезапно может перевернуться и даже, казалось, незыблемое - стать зыбким и неустойчивым. Надежное - ненадежным. Ценное - обесцененным. Нужное - ненужным. А еще и зная всё то, что я знаю про XX век (а они-то в этом своем XX веке еще не знали)...
Женины современники, та новая советская молодежь, вряд ли представляла, что есть другая сторона медали, другая сторона деятельности партии и системы. Наверно, Женя удивилась бы, расскажи ей кто-нибудь интересные подробности про гражданскую войну и революцию, голод и коллективизацию, чистки и репрессии. Удивилась, возмутилась и не поверила бы. А так, наивная советская школьница/студентка, - она искренне стремилась быть в комсомоле и в партии, строить счастливое будущее, искренне горевала о смерти Кирова, Орджоникидзе, горячо возмущалась проискам враждебных СССР империалистических стран.
...Последние годы перед войной Женя с семьей жила в районе Лосиноостровской. Забавно, когда в дневнике встречаю фразы типа: «завтра надо ехать в Москву из Лосиноостровской», а я думаю, куда ехать, в какую такую Москву, ведь Лосиноостровская это же и есть - Москва! Потом секунды проходят, прежде чем понимаю, ах, да, это сейчас Москва, а тогда-то нет. Теперь там, в Лосинке, где она жила, есть улица ее имени.
А я дома в инете посмотрела, что к улице Рудневой (Бабушкинский район) от нас можно добраться через Гольяново и Лосиноостровский лес, а в Лосинке я время от времени гоняю на веле. И подумала, что при случае наведаюсь, посмотрю на эту улицу. Просто по ней прошвырнусь. И в прошлое воскресенье не то чтобы я целенаправленно туда ехала, просто каталась, а потом подумала, раз уж я недалеко, то почему бы нет. И как-то само собой получилось, само собой нашлось направление: ехала ровно по тем по тем лесным дорожкам и просекам, где надо, и по тем улицам, где надо, и на перекрестках поворачивала, где надо, - выехала к Ярославскому шоссе, через него перевалила, потом через железнодорожный мост на станции «Лосиноостровская» (опять же - поглазеть на поезда!), и еще там такой храм симпатичный, деревянный, прямо около станции, подумалось, как-нибудь тоже загляну. А потом еще чуть-чуть - и вот она, улица Рудневой, улочка, я бы сказала, небольшая, под уклон, домов не много, крайний по четной стороне - десятый. А в конце улицы, через дорогу - сквер и памятник Евгении Максимовне Рудневой (12.XII.1920 - 09.IV.1944), небольшой бюст на постаменте, кстати даже похож, (но как же мне не нравится называть соответствующую скульптурную форму бюстом!). Постояла, посмотрела вокруг. Деревья, скамейки, дома. Троллейбусы, автобусы, машины, люди озабоченно туда-сюда мелькают, гопота на лавках в сквере колдырит, прямо около памятника, базары свои невнятные ведет. Голуби, дети, коляски, самокаты. На балконах белье сушится: простыни, подштанники. Всё, как обычно. Жизнь продолжается. Жизнь продолжается, и Женя в ней как звездочка, как ориентир, какие встречаются время от времени на моем пути. Один только факт существования таких людей-ориентиров меня греет, меня высветляет и выручает, иногда прямо-таки из болота вытаскивает, потому что когда я их светлое читаю и о них знаю, мне и самой становится светлее и легче. Знала бы сама Женя, писавшая эти строки, в первую очередь, для себя, что кто-то в XXI веке будет это читать и ему оно будет светить!
Подумалось: всегда в трудные минуты мне на помощь приходят книги. И всякий раз - очень своевременно, ровно тогда, когда необходимо. Именно тексты, а не люди, живые, ближние и дальние, которые меня окружают. Уж как-то так получается. Стоит ли удивляться, что книгам я благодарна больше, чем людям, и интересуюсь ими больше, чем людьми. Возможно, так происходит потому, что лучше всего я воспринимаю информацию именно через книги, через чтение. И всё наиболее важное и ценное, что жизнь до меня пытается донести, лучше всего доходит до меня посредством печатного текста.
(Но книги пишут - люди, а значит, и они к жизни моей причастны, пусть и опосредованно. Значит, и они... Обратная закономерность: и я к ним опосредованно - через тексты.)
Женины дневники я дочитала. Они и вправду очень личные. В них, помимо описания внешних событий, много переживаний и чувствований, беспокойства, рефлексии, даже иногда неудобно было - как если в чью-то жизнь лезешь без приглашения. Не то что подглядываешь, но, возможно, видишь что-то, не предназначенное для чужих глаз. Потому что автором для себя писано, не для публикаций.
Читать было радостно, несмотря на то, что больно. Расставалась с трудом, теперь грустно, что всё закончилось. Что всё это было и уже закончилось. Как будто долго общалась с хорошим знакомым, а потом он ушел. Просто потому что надо уходить. Всем надо уходить, рано или поздно.
Женя как Маленький Принц (которому тоже надо было уходить), и даже астероид у нее теперь есть свой: «(1907) Руднева» - в главном поясе астероидов, между Марсом и Юпитером. Невооруженным глазом не разглядеть. Но! Это ли не подарок для человека, любившего небо и звезды и мечтавшего посвятить им жизнь? После войны...
Печаль моя светла.
И день был светел, когда я у памятника стояла, но близился к закату, и я повернула назад. Два часа туда, два обратно - чтобы пять минут у памятника постоять. Вот так всегда в моей жизни - такая неравнозначность времени. В принципе не жалко - когда есть ради чего.
Еще я удивилась и обрадовалась, что хорошо сориентировалась в незнакомой местности, нигде не плутала (типичные штурманские заморочки!) и всё нашла с первого раза, но тут уж такая штука: если очень надо, то обязательно получится, и всё оптимально сложится, и рано или поздно дорога приведет к нужным местам, людям, событиям. Конечно, в случае, если это тебе действительно нужно. И вот когда всё удачно складывается и идет как по маслу, такое чувство, что тебя направляют, ведут, чуть ли не за ручку, - туда, куда надо. И это чувство, оно чаще радует, но бывает, что и злит. Типа: что это меня за ручку, как маленькую, я что, сама уже не могу решить, куда и когда мне идти?! Могу-то могу, но, как выяснилось, и в трех соснах с легкостью заблудиться тоже сумею. Сама, сама! Поэтому иногда не хочется самодеятельности, а хочется, чтобы кто-то провел - как по ниточке - туда, куда нужно.
Иногда мне кажется, что я совсем не понимаю, чего я хочу. Вот чем больше живу, тем меньше это понимаю. Потому что очень часто оказывается, что то, чего я хочу, это совсем не то, чего я хочу, в ближайшем рассмотрении. Или не то, что мне нужно. И теперь я даже осторожничать стала в метафизических просьбах и обращениях. И уже ничего особо не прошу и не загадываю - пусть идет как идет. Уж куда-нибудь придет, рано или поздно.
...Домой вернулась уже в сумерки, в общей сложности километров сорок по пересеченной местности намотав. Еле докрутила педали в конце. И свалилась дома с велосипеда, как куль.
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
В.А. Жуковский «Воспоминание»
«Пока стучит сердце» - у этого издания такая хорошая обложка, и она меня прямо-таки греет - потому что светлая (такой солнечный и веселый у нее цвет) и с фотографией улыбающейся Жени на фоне лета и солнца, прямо невозможно не улыбнуться в ответ. Книга лежит у меня на письменном столе, и я, как только хотя бы даже взгляд брошу в ее сторону, - сразу становится тепло и светло, и настроение поднимается. Такой вот визуальный эффект.
Любопытно и то, что отыскала я ее 9 апреля - это день гибели Жени в 1944 году. Я только, перед памятником стоя, это обнаружила. Как-то так удивительно получилось, потому что это был спонтанный выплеск: в какой-то из дней вдруг вспомнила про Женю и ее дневники - и просто наудачу решила проверить интернет-ресурсы: авось что-нибудь где-нибудь и найду. И нашла. Вот такое совпадение.
Читать было интересно и радостно - вообще, я заметила, с каким-то особым нежным и светлым чувством читаются именно дневники юности, когда еще не хлебнул лиха человек и не знает, что ему предстоит, когда он еще восприимчив и не замутнен, полон надежд и планов, не горбится под тяжестью прожитого, а читатель-то, возможно, уже знает и то, что этому человеку выпадет в жизни, и как она закончится, - и от этого какую-то другую тональность принимает повествование (вот так же и с фотографиями - когда смотришь на ушедшего человека, каким он был маленьким, и только начинал свой путь и ничего-то из предстоящего ему не знал). И поэтому еще более щемящее чувство у меня в отношении Жениных страниц. В них, помимо событий, еще и много размышлений обо всем, иногда серьезных, иногда забавных, очень смешные вещи иногда ей в голову приходят, часто парадоксальные, и она во всем дотошно разбирается. Удивительная работоспособность, любознательность, последовательность и цельность - Женя много дисциплин изучает, много читает, как художественной литературы, так и научной, и на всё откликается, всё пытается прочувствовать, проанализировать. И уже с самого начала, со школьных лет видно, что это серьезный и глубокий человек, ответственный и целеустремленный. И строй мыслей соответствующий.
(Мне как человеку нецелеустремленному и недисциплинированному это тем более интересно.)
Что еще? Глубокие наблюдения касательно изучаемых дисциплин: литературы, химии, физики, любимой Женей астрономии. Любопытные человеческие характеристики. Философские размышления. Описания событий, мероприятий. Курьезные моменты, забавные рассуждения (про строевую подготовку, химию предметов или число «пи»). Рефлексия, привычка к анализу, высокая степень самоосознанности и постоянная душевная работа. И какой-то очень светлый, очень позитивный взгляд на жизнь - и в мирное время, и в военное. (Из фронтового письма родителям: «Здравствуйте, мои дорогие, родившие меня в этот прекрасный, несмотря на все его мерзости, мир!»)
Интонационно - всё довольно ровно и последовательно, без особых перепадов. Если упоминается плохое настроение, обида, усталость, злость, печаль, или наоборот, радость и приподнятость - то в тексте это сдержано и приглушено, что-то вроде констатации факта, минимум экспрессивной лексики - (при этом нужный эффект достигается: читатель понимает, насколько автору было плохо/хорошо) - и повествование движется дальше, такое же завораживающе ровное. Я поэтому подумала про текст, что он размеренно-медитативный. Вот бывают тексты энергичные (где в каждом абзаце как будто пружинка сжатая), тексты под напряжением (как высоковольтные ЛЭП), тексты заземленные и тексты глубоководные, тексты туманные, облачные, ветреные и приливно-отливные. Тексты взрывные и взрывоопасные, таранные и бронебойные, мятущиеся и суетливые, давящие и гипнотические. Тексты взахлеб и тексты вполголоса. Тексты жидкие, вялые, пассивные, астеничные. Тексты абстрактные и отрешенные, трансцендентные, зазеркально-колдовские. Тексты-матрешки и тексты-лабиринты, многоуровневые, многоходовые - как детская игрушка, где в прозрачном кубе надо металлический шарик по уровням гонять (а шарик - это и есть читательское восприятие). Однородные (по составу и характеристикам) и нет. А бывают такие вот, как у Жени: размеренно-медитативные, сдержанные, монохромные (что ничуть не умаляет их достоинства и является, мне кажется, отражением внутреннего мира/характера/темперамента автора).
Вообще, с текстами такая штука: даже по стилю и размеру (размеренности) повествования, я уж не говорю о содержании, вполне можно автора себе представить. Я имею в виду не столько художку, сколько дневники и личные записи, которые наименее стилизованы. У Жени стилизации нет - она писала для себя и для близких, - но определенно присутствует самоцензура: в письмах она старается не упоминать о трудностях или пишет о них с юмором, чтобы не волновать главных своих адресатов - родителей. При этом, что касается личной жизни - тут она с родными очень откровенна: такая степень близости, столько доверия - читаю, и глазам своим не верю: бывает же так!
Наряду с мудростью и рассудительностью есть в Жене некая идеологическая восторженность, присущая советской молодежи того времени: восхищение происходящими событиями, набирающей силу и мощь страной, мудрой партией, старшими товарищами, чувство причастности ко всему, чувство долга, готовность жертвовать собой ради всего вышеперечисленного. Тут сыграло роль патриотическое воспитание: газеты, фильмы, книги, личный пример выдающихся людей - гипнотическое воздействие, после которого происходила постоянная примерка на себя героических деяний. Меня не покидает ощущение, что она, Женя, целенаправленно к этой высокой планке шла, если не сказать: готовилась, - как будто знала, что так и будет. Что ей придется свою родину защищать и за нее умирать. И эту готовность она в себе растила и воспитывала, может даже неосознанно, с самого начала. Причем в своем же духе - ровно и спокойно, без фанатизма. Надо так надо. Одна из любимых ее книг - «Как закалялась сталь», из фильмов - «Ленин в октябре», писатель - Н.А. Некрасов.
Но дело не столько в ней, сколько в эпохе. Это такое время было - 20-30-е годы - когда страна поднималась из руин, развивалась, строилась, наращивала темпы, обретала небывалую мощь и размах - и взращенное этой страной молодое поколение стремилось быть в первых рядах новой, трудной, но достойной (а еще и увлекательной!) жизни. Для молодежи открылись широкие возможности - в том числе для женщин. Люди были готовы не пить, не есть, не спать - лишь бы творить эпоху, принимать участие в этом масштабном строительстве, в открытиях, свершениях, преодолениях. Их не пугали лишения и невзгоды - они были молоды и верили в себя, в правильность своего пути. Да, это был фанатизм, но это было и подвижничество. И это была грандиозная, проведенная государством, идеологическая и воспитательно-патриотическая работа! Когда я читаю воспоминания многих представителей того поколения, то вижу плоды этой работы - в каждой фразе, в каждой строке, между строк. Для них коммунистическая партия была всем (потому что дала то, что они хотели и что больше никто не смог дать), они считали себя обязанными ей и пожертвовали бы ради нее жизнью, если бы потребовалось. (Они и пожертвовали, когда пришло время.) Такие единодушие и самоотречение, присущие поколению, - это, безусловно, продукт эпохи. Да они и сами - дети своей эпохи. И тут я зря пускаюсь в сравнения и примерки, потому что я - дитя своей эпохи. Точнее, ее крушения и пришедшего на смену ей хаоса. Так уж получилось, что мое поколение формировалось на стыке эпох: одна система рухнула, а другая еще не состоялась. Что называется, от одного берега отстали, к другому не пристали. И я, даже если бы захотела, не смогла (и не могу) мыслить так здраво и цельно, как люди советской закалки, жить с таким энтузиазмом и напряжением, в такой устремленности к цели. Потому что всегда внутри - память о разломе, развале. О том, что всё внезапно может перевернуться и даже, казалось, незыблемое - стать зыбким и неустойчивым. Надежное - ненадежным. Ценное - обесцененным. Нужное - ненужным. А еще и зная всё то, что я знаю про XX век (а они-то в этом своем XX веке еще не знали)...
Женины современники, та новая советская молодежь, вряд ли представляла, что есть другая сторона медали, другая сторона деятельности партии и системы. Наверно, Женя удивилась бы, расскажи ей кто-нибудь интересные подробности про гражданскую войну и революцию, голод и коллективизацию, чистки и репрессии. Удивилась, возмутилась и не поверила бы. А так, наивная советская школьница/студентка, - она искренне стремилась быть в комсомоле и в партии, строить счастливое будущее, искренне горевала о смерти Кирова, Орджоникидзе, горячо возмущалась проискам враждебных СССР империалистических стран.
...Последние годы перед войной Женя с семьей жила в районе Лосиноостровской. Забавно, когда в дневнике встречаю фразы типа: «завтра надо ехать в Москву из Лосиноостровской», а я думаю, куда ехать, в какую такую Москву, ведь Лосиноостровская это же и есть - Москва! Потом секунды проходят, прежде чем понимаю, ах, да, это сейчас Москва, а тогда-то нет. Теперь там, в Лосинке, где она жила, есть улица ее имени.
А я дома в инете посмотрела, что к улице Рудневой (Бабушкинский район) от нас можно добраться через Гольяново и Лосиноостровский лес, а в Лосинке я время от времени гоняю на веле. И подумала, что при случае наведаюсь, посмотрю на эту улицу. Просто по ней прошвырнусь. И в прошлое воскресенье не то чтобы я целенаправленно туда ехала, просто каталась, а потом подумала, раз уж я недалеко, то почему бы нет. И как-то само собой получилось, само собой нашлось направление: ехала ровно по тем по тем лесным дорожкам и просекам, где надо, и по тем улицам, где надо, и на перекрестках поворачивала, где надо, - выехала к Ярославскому шоссе, через него перевалила, потом через железнодорожный мост на станции «Лосиноостровская» (опять же - поглазеть на поезда!), и еще там такой храм симпатичный, деревянный, прямо около станции, подумалось, как-нибудь тоже загляну. А потом еще чуть-чуть - и вот она, улица Рудневой, улочка, я бы сказала, небольшая, под уклон, домов не много, крайний по четной стороне - десятый. А в конце улицы, через дорогу - сквер и памятник Евгении Максимовне Рудневой (12.XII.1920 - 09.IV.1944), небольшой бюст на постаменте, кстати даже похож, (но как же мне не нравится называть соответствующую скульптурную форму бюстом!). Постояла, посмотрела вокруг. Деревья, скамейки, дома. Троллейбусы, автобусы, машины, люди озабоченно туда-сюда мелькают, гопота на лавках в сквере колдырит, прямо около памятника, базары свои невнятные ведет. Голуби, дети, коляски, самокаты. На балконах белье сушится: простыни, подштанники. Всё, как обычно. Жизнь продолжается. Жизнь продолжается, и Женя в ней как звездочка, как ориентир, какие встречаются время от времени на моем пути. Один только факт существования таких людей-ориентиров меня греет, меня высветляет и выручает, иногда прямо-таки из болота вытаскивает, потому что когда я их светлое читаю и о них знаю, мне и самой становится светлее и легче. Знала бы сама Женя, писавшая эти строки, в первую очередь, для себя, что кто-то в XXI веке будет это читать и ему оно будет светить!
Подумалось: всегда в трудные минуты мне на помощь приходят книги. И всякий раз - очень своевременно, ровно тогда, когда необходимо. Именно тексты, а не люди, живые, ближние и дальние, которые меня окружают. Уж как-то так получается. Стоит ли удивляться, что книгам я благодарна больше, чем людям, и интересуюсь ими больше, чем людьми. Возможно, так происходит потому, что лучше всего я воспринимаю информацию именно через книги, через чтение. И всё наиболее важное и ценное, что жизнь до меня пытается донести, лучше всего доходит до меня посредством печатного текста.
(Но книги пишут - люди, а значит, и они к жизни моей причастны, пусть и опосредованно. Значит, и они... Обратная закономерность: и я к ним опосредованно - через тексты.)
Женины дневники я дочитала. Они и вправду очень личные. В них, помимо описания внешних событий, много переживаний и чувствований, беспокойства, рефлексии, даже иногда неудобно было - как если в чью-то жизнь лезешь без приглашения. Не то что подглядываешь, но, возможно, видишь что-то, не предназначенное для чужих глаз. Потому что автором для себя писано, не для публикаций.
Читать было радостно, несмотря на то, что больно. Расставалась с трудом, теперь грустно, что всё закончилось. Что всё это было и уже закончилось. Как будто долго общалась с хорошим знакомым, а потом он ушел. Просто потому что надо уходить. Всем надо уходить, рано или поздно.
Женя как Маленький Принц (которому тоже надо было уходить), и даже астероид у нее теперь есть свой: «(1907) Руднева» - в главном поясе астероидов, между Марсом и Юпитером. Невооруженным глазом не разглядеть. Но! Это ли не подарок для человека, любившего небо и звезды и мечтавшего посвятить им жизнь? После войны...
Печаль моя светла.
И день был светел, когда я у памятника стояла, но близился к закату, и я повернула назад. Два часа туда, два обратно - чтобы пять минут у памятника постоять. Вот так всегда в моей жизни - такая неравнозначность времени. В принципе не жалко - когда есть ради чего.
Еще я удивилась и обрадовалась, что хорошо сориентировалась в незнакомой местности, нигде не плутала (типичные штурманские заморочки!) и всё нашла с первого раза, но тут уж такая штука: если очень надо, то обязательно получится, и всё оптимально сложится, и рано или поздно дорога приведет к нужным местам, людям, событиям. Конечно, в случае, если это тебе действительно нужно. И вот когда всё удачно складывается и идет как по маслу, такое чувство, что тебя направляют, ведут, чуть ли не за ручку, - туда, куда надо. И это чувство, оно чаще радует, но бывает, что и злит. Типа: что это меня за ручку, как маленькую, я что, сама уже не могу решить, куда и когда мне идти?! Могу-то могу, но, как выяснилось, и в трех соснах с легкостью заблудиться тоже сумею. Сама, сама! Поэтому иногда не хочется самодеятельности, а хочется, чтобы кто-то провел - как по ниточке - туда, куда нужно.
Иногда мне кажется, что я совсем не понимаю, чего я хочу. Вот чем больше живу, тем меньше это понимаю. Потому что очень часто оказывается, что то, чего я хочу, это совсем не то, чего я хочу, в ближайшем рассмотрении. Или не то, что мне нужно. И теперь я даже осторожничать стала в метафизических просьбах и обращениях. И уже ничего особо не прошу и не загадываю - пусть идет как идет. Уж куда-нибудь придет, рано или поздно.
...Домой вернулась уже в сумерки, в общей сложности километров сорок по пересеченной местности намотав. Еле докрутила педали в конце. И свалилась дома с велосипеда, как куль.