Дзуйхицу по людям
Продолжим? Мало пишут мои друзья и френды. Только те, что пишут про войну и про политику, продолжают писать много. И признаюсь честно: я не всё читаю. Раньше почитал долгом, что раз записался во френды, то обязан внимательно прочитывать. Сейчас часто только пролистываю, чтобы понять основные мысли. Про войну почти перестал читать, потому что понял: идёт договорняк, причём за спиной тех, кто рискует жизнью. Правду вычислить трудно, а узнать истину - и не мечтаю. Но догадываюсь и надеюсь ошибиться.
Я решил продолжать писать о людях. Сегодня у меня были незапланированные встречи, а потом "нахлынули воспоминанья".
-----------
Сегодня утром у автобусной остановки ко мне подошёл алкаш и попросил рубль. Давно мне уже такие не попадались. При социализме это было постоянное явление. Я не давал никогда. Единственный раз я дал деньги алкашу, но это было в Болгарии, и я дал денег по ошибке. Алкаш просил 20 стотинок, а я понял, что две, и подумал, что он просит двушку на телефон. А так - нет, не давал никогда, спрашивал, почему им не платят на работе.
Сегодняшнему алкашу я не стал говорить, что для прогулок с собакой деньги не нужны, я высказал ему подозрение, что он уже набрался. Нет, говорит, это ещё со вчерашнего. Ну так и хватит, говорю. Спасибо, говорит, на добром слове. Нет, говорю, слово моё недоброе, хуже пьяниц я только курильщиков почитаю. Тут соврал я ему. Хуже пьяниц я почитаю пьяных политиков (Ельцина помните?), пьяных милиционеров и пьяных водителей. И наркоманы, наверное, тоже хуже, но мне (тьфу-тьфу) с ними сталкиваться не приходилось.
Сегодняшний алкаш, наверное, не тутэйший. Очень чисто говорил по-русски, выговор у него, скорее всего, ленинградский (по его возрасту - ленинградский, а не петербургский). В Минске по-русски говорят хорошо, но выговор выдаёт. При этом сами русскоязычные белорусы разницы не чувствуют, даже если у кого абсолютный музыкальный слух. Этот - явно детство провёл в России, но только не в Москве и не в южных районах. Интеллигентный алкаш. Но - алкаш. Хорошо бы, чтобы денег ему никто не дал, но, наверное, кто-нибудь даст; рубль - это немного, но это больше поездки на автобусе или в метро.
А потом неожиданно встретил старую свою сотрудницу, шесть лет как не видел. Я помню её с того момента, как она пришла к нам лаборанткой. Голова у неё работала неплохо, но был один существенный дефект. Она, девушка 18 лет, была запойной пьяницей. Чего только не бывает… Пьяницами были оба её родителя. Отец до того, как спился, заведовал отделом у нас в НИИ, был на хорошем счету. Во время развала 90-х ударился в делолюдство, преуспел, а потом спился. Прогорел и хотел вернуться в НИИ. Я отказался взять его на работу, а пьяницу-дочку взял.
Сейчас ещё принято мазать грязью то, что хвалили при социализме, хотя появилась и противоположная тенденция. При этом грязью мажут не по принципу, что было плохо, а по принципу что при социализме считалось хорошим, независимо от того, характерно это именно для социализма, или нет. Раз коммунисты хвалили - значит плохо, значит «совок». В частности, вмешательство коллектива в личную жизнь сейчас считают ужасным делом (в то же время вмешательство церковников почему-то приветствуется).
Не могу сказать, что коллектив нашего (моего) отдела был такой уж хороший. Разные были люди, и между собой, бывало, собачились, и от работы увиливали. Гадостей друг другу, правда, не делали, по крайней мере, мне об этом неизвестно. Но ругались здорово и по вопросам политики, и по морали, и по экономике. Ругались, но работали.
Так вот за эту молодую сотрудницу коллектив взялся всерьёз. Не всем она нравилась, но все считали своим долгом уделить ей внимание. Таскали на разные мероприятия, всё время с ней разговаривали, и никто не читал нотации, никто не ругался. Помогали в работе, помогли окончить ВУЗ.
Девица вышла замуж за непьющего рабочего (были и такие), родила трёх дочерей, после пятилетнего отсутствия вернулась в НИИ, работала на инженерной должности, работала нормально. Хеппи-энд? Во-первых, ещё не «энд», во-вторых, не совсем «хеппи».
Рассказала она, как своих детей воспитывает (точнее, как воспитывала, сейчас-то у самой старшей свои есть), как с ними было трудно. Про трудности - это обычно. Дети - это всегда проблемы для тех, кто ими занимается. А вот воспитывала она их церковно. Сама она воцерковлена не была, хотя была крещёная, Евангелия никогда не читала, о христианстве понятия - как из детской Библии, но детей таскала в церковь, заставляла поститься, каяться, исповедоваться. Говорит: «Дети должны быть послушными, должны бояться Бога, должны каяться в своих грехах!». Сама она не стала верующей. Бог для неё - не объект веры, а средство управления людьми. (Как и для РПЦ, для Гундяева, для Путина). Она не верит в Бога, но она верит в могущество церкви, в её влияние на людей и использует его в своих целях. Жуткое лицемерие! Стоило ли оттаскивать её от бутылки? Там она была по крайней мере искренней.
Но с другой стороны, она не выбрала конфессию с более могущественным божеством. Доллар - более могущественный бог, чем Иегова Элохимыч. В последнее время у них между собой мир и консенсус (или картель, или синдикат, или ещё какая комора). Может, просто не смогла? Хотела, да случай не представился? Нет, к этому богу она не тяготеет, боится его и говорит, что старалась уберечь от него детей.
Наверное, ей живётся не очень хорошо, судя по тому, как много и охотно она говорила о своей жизни. Похоже, поговорить ей не с кем. Возможно, она думала, что я гуляю с собакой, а я с пёсиком не гулял, я его выгуливал, и ноги у меня уже здорово промокли. Ещё меня беспокоило, что я не мог вспомнить её имя (!представьте себе), поэтому я плохо слушал и не запомнил, о каких своих детских мечтах она говорила. Уже когда я шёл домой (после того, как она просила передать привет моей жене, с которой она не была знакома, а я обещал передать), я вспоминал про свои собственные детские мечты.
Когда детей спрашивают, кем они хотели бы быть, они не всегда понимают, что это означает, кем они хотели бы работать. У меня это было как-то не совсем нормально: я хотел быть естествоиспытателем, исследователем природы, но при этом твёрдо знал, что буду инженером. Из всех книг в детстве я больше всего любил Арсеньева, Бианки, Пришвина. Мне хотелось ходить по неизвестным местам, наблюдать жизнь деревьев и животных. Но я знал, что жить буду в большом городе и участвовать в создании новых машин, новых строений, новых материалов, и т.п.
Потом в юности у меня были ещё две таких же безнадёжных мечты о работе. Я хотел стать фоторепортёром и действительно печатал в газетах фотоснимки и короткие заметки. Но я знал, что посвятить этому жизнь я не смогу. Хотел бы, но это не удастся. Потому что как же можно писать о чужих достижениях вместо того, чтобы чего-то достичь самому?! Как-то нелогично и неприлично! Тут есть ещё один тоже интересный момент. Писателем я не хотел стать никогда. Имеется в виду - профессиональным писателем. Я и сейчас считаю, что люди должны писать о том, что хорошо знают на собственном опыте.
Ещё до мечты о журналистике у меня была мечта петь со сцены. Я в школе пел в хоре. Мне это нравилось. Я хотел петь со сцены и мечтал, как буду петь оперные арии: мне нравилась классическая музыка, и больше всего - партии для сильных мужских голосов. Я знал, что это только мечты. Разве прилично молодому сильному человеку петь со сцены, когда нужно изобретать машины, строить мосты, получать новые пластмассы и сплавы? Я знал, что буду или физиком, или химиком, или машиностроителем, но петь я мечтал. Но вот я разучил каватину Роберта из «Иоланты», записал себя на магнитофон и прослушал. Известно, что свой голос себе слышен совсем не таким, каким он слышен другим. С магнитофона мой голос показался мне скрипучим, неприятного тембра. Я понял, что как бы я ни держал мелодию, как бы ни вытягивал, слушать меня будет просто неприятно. Разочарование было большое, но в то же время это меня и успокоило: соблазн отпал.
По ассоциации хочу рассказать случай про скрипучий голос. В начале 90-х заседания Верховного Совета БССР (потом - Республики Беларусь) транслировались. Слушали их тогда как детективные сериалы, тем более, что это нас касалось и нам было небезразлично. Телевизора у нас не было, и мы в семье слушали радио. Очень активно, очень сильно и всегда по делу выступал депутат Лукашенко. Голос у него был старческий и скрипучий. По голосу я решил, что это пожилой въедливый отставничок. Мне нравились его выступления, и я жалел, что самый интересный из депутатов - неперспективный пенсионер. И вдруг я с удивлением узнал, что ему нет и сорока лет! Ну, думаю, врежет он ещё этим пакостникам! И врезал.