9 мая 1945 года в Казани
Это воспоминания моей мамы о Дне Победы в Казани. Ей было на тот момент 13,5 лет. Она училась в 39 женской школе.
В мае 1945 года я жила в Казани в доме д.24/23 на улице Пионерской (ныне ул. Чернышевского, угловой дом на перекрестке с ул.Кирова). Училась я в 6 классе школы №39 на ул.Банковской (сейчас ул.Мусы Джалиля, одно из зданий пединститута). За несколько дней до 9 мая весь город ждал объявления Победы. Радио не выключали круглые сутки.
Я услышала о Победе и ночью побежала к своей бабушке на улицу Госпитальную. Уже рассветало. Я постучала в окно и закричала: «Что вы спите, ведь война кончилась!» Бабушка стала горько плакать. Я удивилась, почему она плачет, а бабушка говорит: «Я ничего не знаю о своей дочери Симе, наверное, она погибла» Тётя Сима до войны жила в Пятигорске, этот город был захвачен немцами, и от неё не было никаких вестей.
Потом я побежала по улицам. На улице Баумана было народу больше, чем обычно бывало на демонстрациях. Люди плясали, пели. Я встретила многих своих знакомых. Весь день мы провели с моей подругой Риммой Абловой. Она училась в 11-ой школе. Мы пошли с ней в госпиталь, куда мы ходили последний год с девочками нашего двора шефствовать над ранеными. Госпиталь находился в здании нынешней академии наук (за сквером с памятником Лобачевскому). Мы с Риммой пришли в свою палату, там лежали раненные, в основном, в грудь. Дядя Ваня Чезганов был ранен в грудь, и рука его была в гипсе. Врачи рекомендовали ему петь, потому что он заикался из-за контузии. Дядя Ваня сказал: «Девчата, командируйте кого-нибудь за гитарой» Мы с Риммой побежали к ней домой. Она жила на улице Баумана, в доме, где 8-ая аптека (сейчас там тоже аптека, это угол Баумана и Университетской), и принесли гитару. Стали петь песни. Дядя Коля, фамилию не помню, мы его звали Чуб, пел песню:
«Нина-Ниночка, моя блондиночка,
родная девушка, ты вспомни обо мне!
Моя любимая, незаменимая,
Подруга юности, товарищ по войне (или по весне)…»
Там ещё лежали дядя Витя Брежнев, Шамси Назаров и другие.
Раненые просили нас принести им штатскую одежду. «Девчонки, принесите что-то из дома, папину или братнину одежду, чтобы нам выйти в город» Но мы понимали, что это будет нарушением порядка, и устояли перед этой просьбой.
Весь день мы гуляли. Помню, что примерно в первой половине дня по улице Баумана шёл слон из цирка. На спине слона сидел артист, и у него в руках была обезьянка, которая кувыркалась.
Вечером с территории своего двора я видела на небе сполохи фейерверка (слабого, местного значения).
Мама часто говорила, что никто из её более поздних собеседников не помнил слона, идущего по ул. Баумана. И она стала предполагать, не аберрация ли памяти у неё? Но потом, уже когда мама умерла, я прочитала рассказ Василия Аксенова "На площади и за рекой", там слон описан очень колоритно:
«Я много бы дал за то, чтобы вернуть тот день и особенно тот миг, тот мой восторг, когда над площадью чистым серебром запели фанфары и мы увидели слона. Огромный серый лоб и спина слона плыли над толпой, а на спине стоял мальчик-униформист с трубой. А за слоном горделиво шествовал ученый верблюд. Это был цирк Дурова, гастролировавший тогда в Казани. В полном составе он вышел на улицы, чтобы поздравить горожан.
Впереди на белом коне ехал сам Дуров в гусарском костюме, расшитом золотом. Ментик, кивер, сабля и ташка - все как полагается. Дуров держал в одной руке знамя, в другой - пылающую трубу. Далее следовал, поводя хоботом, слон. В огромном сердце слона, конечно, бушевал восторг, но он сдерживал себя, слонище, и деловито топал вслед за танцующим крупом лошади. На боках его висели фанерные щиты с надписью «Победа». Подскакивая, мы цапали африканца за бахромчатые уши, и в другое время он, конечно, пресек бы такое нахальство, но не в этот же день, и он дарил нам эти прикосновения так же, как подполковник мороженое.»