«РУСАЛКА» АННЫ МЕЛИКЯН: «Смешно, смешно, а в конце очень грустно»
Режиссер Анна Меликян уже несколько лет является не только одним из самых перспективных, но и самым романтичным среди молодых авторов в нашем кино - ее взгляд на окружающий мир свеж, оригинален и чрезвычайно обаятелен. В своем втором большом фильме (первым был «Марс») она рассказывает историю Алисы (лауреат «Кинотавра» Мария Шалаева), еще в детстве принципиально отказавшейся говорить, затем переехавшей из южного городка в Москву и встретившей здесь хорошего парня (Евгений Цыганов), заставившего ее вновь вспомнить о даре речи. Фильм шерховат и в целом далек от совершенства, но у него есть одно свойство, с которым не поспоришь: это по-любому лучше и качественнее всего, что мы имеем счастье видеть в наших кинотеатрах.
- С чего начиналась «Русалка»?
Я не помню. С какой-то ерунды, наверно, которая мне запала в память, понравилась. С тысячи мелких записей, как это обычно бывает, - у меня куча вгиковских блокнотиков, так нас еще Соловьев учил. Когда мы поступили на курс к Сергею Соловьеву, он сказал: «Вы должны приобрести фотоаппарат и блокнот». И я, как послушная ученица, действительно, приобрела фотоаппарат и блокнот, и с тех пор постоянно фотографирую и записываю всё подряд. Потом из этих записей каким-то образом появляется сценарий.
- А как-то еще влияние Соловьева сегодня прослеживается?
Нет, ничего предумышленного в этом направлении я не делаю. Но если это влияние есть, то, мне кажется, это естественный процесс. Всё-таки он мой Мастер любимый.
- Насколько «Русалка» связана со сказкой Андерсена «Русалочка»?
С Андерсеном эта история связана очень условно, эта связь - для тех, кто поймёт, кто увидит этот глубоко зарытый сюжет. А так это просто такая оболочка, которая помогла мне все мои записи упаковать в этот сценарий. Вот нужен был какой-то минимальный сюжет, и Андерсен в этом плане пришёл мне на помощь. Не более того - то есть, это не экранизация Андерсена.
- Как пришла в фильм Маша Шалаева?
Когда я писала, я просто думала про неё. Я даже не была уверена, что именно она будет сниматься, как ни странно - мне просто было проще писать, представляя себе конкретное лицо. Но когда сценарий оформился, стало понятно, что это только Маша, только для неё. И я точно также писала Риту, представляя себе Иру Скриниченко, которая не актриса, а просто прекрасная девушка. И у меня не было мысли её снимать. Я устраивала кастинг, пробовалось много девушек - и в итоге я все равно взяла Иру. Вот странное тоже такое поведение режиссёра.
- Перед показом фильма на «Кинотавре» ты красиво обозвала Евгения Цыганова «принцем нашего кино»...
Первоначально эту роль должен был играть взрослый актёр - это была история взрослого мужчины и маленькой девочки, в общем-то. И я искала героя среди актёров старшего поколения. А потом увидела «Космос как предчувствие» - и мне очень понравился Евгений Цыганов. И появилось просто желание познакомиться. Мы с ним встретились, я ему сказала: есть сценарий, но, к сожалению, для тебя нету роли, ты не подходишь, там взрослый мужчина, а тебе 25 лет… Цыганов прочитал. И поскольку он очень-очень умный, то каким-то образом переубедил меня, что я ошибаюсь - что это история не про взрослого мужчину и девочку, а история про молодого парня и девочку. Так он и стал играть Сашу.
- В какую сторону ты больше двигала своих актрис, играющих маленькую и большую Алису: в сторону детской агрессивности или детской наивности?
Я с самого начала хотела намешать туда всего. Это свойственно человеку - и доброта, и агрессивность, и жестокость. И ребёнку это свойственно. Мне не хотелось делать фильм со сказочным названием «Русалка» - и одновременно с такой смазливо-сопливо-сказочно-идеально-доброй героиней. Мне хотелось, чтобы в ней обязательно были какие-то отрицательные черты. Она, как любой человек, может ошибаться, может делать очень неправильные и порой жестокие поступки - это, повторюсь, свойственно, в общем, любому человеку, а она - одна из всех нас.
- В фильме замечательная музыка - как она создавалась?
Я впервые услышала Игоря Вдовина в фильме «Богиня», и мне очень понравилась музыка, я запомнила это имя. И всё время о нём думала. И однажды мой монтажёр сказал: «А вот мы сейчас делали фильм «Жесть», отличный там композитор, Вдовин!». Я попросила его координаты. Но Игорю не понравился сценарий, и он даже не хотел на встречу приезжать из Питера в Москву. Но в итоге мы его уговорили хотя бы посмотреть материал. И вот когда он посмотрел материал - с этой минуты, что называется, он был наш. Ему очень понравилось, он влюбился - и мы стали большими друзьями. Как он сказал, у него было очень много мрачных фильмов и ему самому хотелось написать что-то лёгкое, светлое, для него это было новым, и поэтому он так включился, полностью. И он очень помог картине, мне кажется.
- Ты начала снимать картину, будучи беременной - весьма рискованный шаг вообще-то...
Я решилась просто по глупости. Я просто не понимала всей серьёзности вопроса. Мне казалось: ну, будет большой живот и всё, там разберусь. А когда я уже влезла в это, то поняла, насколько мне тяжело. Но кино - это такая махина: люди, деньги, безумная, грандиозная просто ответственность, и я просто боялась всех подвести. И каждый день думала, что вот сегодня надо сказать: «Всё! Мы картину закрываем». Но было жалко, потому что я понимала, что она… она такая живая, горячая, её нельзя останавливать и заканчивать через год - она не получится через год, потому что я меняюсь и через год мне это будет уже неинтересно. Вот это такая беда моя - мне уже на монтажно-тонировочном периоде, как правило, неинтересно - я уже смотрю куда-то вперёд, в какие-то другие проекты, мне интересно уже что-то другое… И просто тяжело заканчивать картину, потому что кажется, что вот если бы ты снимала через год - то все бы сделала по-другому. И понимая это, я понимала, что этот процесс останавливать нельзя. И вот как-то так мучительно прошла его полностью. Конечно, это большая глупость была.
- Не менее глупо сводить фильм к какому-либо одному жанру, но если вдруг попробовать?..
Надеюсь, это всё вместе. Но больше, надеюсь, трагикомедия, трагифарс - это такой любимый мой жанр, когда смешно, смешно, а в конце очень грустно. Но там замешано много всего. Хотелось, чтобы было и весело, и грустно, и можно было бы и подумать о чём-нибудь в конце фильма.
- С чего начиналась «Русалка»?
Я не помню. С какой-то ерунды, наверно, которая мне запала в память, понравилась. С тысячи мелких записей, как это обычно бывает, - у меня куча вгиковских блокнотиков, так нас еще Соловьев учил. Когда мы поступили на курс к Сергею Соловьеву, он сказал: «Вы должны приобрести фотоаппарат и блокнот». И я, как послушная ученица, действительно, приобрела фотоаппарат и блокнот, и с тех пор постоянно фотографирую и записываю всё подряд. Потом из этих записей каким-то образом появляется сценарий.
- А как-то еще влияние Соловьева сегодня прослеживается?
Нет, ничего предумышленного в этом направлении я не делаю. Но если это влияние есть, то, мне кажется, это естественный процесс. Всё-таки он мой Мастер любимый.
- Насколько «Русалка» связана со сказкой Андерсена «Русалочка»?
С Андерсеном эта история связана очень условно, эта связь - для тех, кто поймёт, кто увидит этот глубоко зарытый сюжет. А так это просто такая оболочка, которая помогла мне все мои записи упаковать в этот сценарий. Вот нужен был какой-то минимальный сюжет, и Андерсен в этом плане пришёл мне на помощь. Не более того - то есть, это не экранизация Андерсена.
- Как пришла в фильм Маша Шалаева?
Когда я писала, я просто думала про неё. Я даже не была уверена, что именно она будет сниматься, как ни странно - мне просто было проще писать, представляя себе конкретное лицо. Но когда сценарий оформился, стало понятно, что это только Маша, только для неё. И я точно также писала Риту, представляя себе Иру Скриниченко, которая не актриса, а просто прекрасная девушка. И у меня не было мысли её снимать. Я устраивала кастинг, пробовалось много девушек - и в итоге я все равно взяла Иру. Вот странное тоже такое поведение режиссёра.
- Перед показом фильма на «Кинотавре» ты красиво обозвала Евгения Цыганова «принцем нашего кино»...
Первоначально эту роль должен был играть взрослый актёр - это была история взрослого мужчины и маленькой девочки, в общем-то. И я искала героя среди актёров старшего поколения. А потом увидела «Космос как предчувствие» - и мне очень понравился Евгений Цыганов. И появилось просто желание познакомиться. Мы с ним встретились, я ему сказала: есть сценарий, но, к сожалению, для тебя нету роли, ты не подходишь, там взрослый мужчина, а тебе 25 лет… Цыганов прочитал. И поскольку он очень-очень умный, то каким-то образом переубедил меня, что я ошибаюсь - что это история не про взрослого мужчину и девочку, а история про молодого парня и девочку. Так он и стал играть Сашу.
- В какую сторону ты больше двигала своих актрис, играющих маленькую и большую Алису: в сторону детской агрессивности или детской наивности?
Я с самого начала хотела намешать туда всего. Это свойственно человеку - и доброта, и агрессивность, и жестокость. И ребёнку это свойственно. Мне не хотелось делать фильм со сказочным названием «Русалка» - и одновременно с такой смазливо-сопливо-сказочно-идеально-доброй героиней. Мне хотелось, чтобы в ней обязательно были какие-то отрицательные черты. Она, как любой человек, может ошибаться, может делать очень неправильные и порой жестокие поступки - это, повторюсь, свойственно, в общем, любому человеку, а она - одна из всех нас.
- В фильме замечательная музыка - как она создавалась?
Я впервые услышала Игоря Вдовина в фильме «Богиня», и мне очень понравилась музыка, я запомнила это имя. И всё время о нём думала. И однажды мой монтажёр сказал: «А вот мы сейчас делали фильм «Жесть», отличный там композитор, Вдовин!». Я попросила его координаты. Но Игорю не понравился сценарий, и он даже не хотел на встречу приезжать из Питера в Москву. Но в итоге мы его уговорили хотя бы посмотреть материал. И вот когда он посмотрел материал - с этой минуты, что называется, он был наш. Ему очень понравилось, он влюбился - и мы стали большими друзьями. Как он сказал, у него было очень много мрачных фильмов и ему самому хотелось написать что-то лёгкое, светлое, для него это было новым, и поэтому он так включился, полностью. И он очень помог картине, мне кажется.
- Ты начала снимать картину, будучи беременной - весьма рискованный шаг вообще-то...
Я решилась просто по глупости. Я просто не понимала всей серьёзности вопроса. Мне казалось: ну, будет большой живот и всё, там разберусь. А когда я уже влезла в это, то поняла, насколько мне тяжело. Но кино - это такая махина: люди, деньги, безумная, грандиозная просто ответственность, и я просто боялась всех подвести. И каждый день думала, что вот сегодня надо сказать: «Всё! Мы картину закрываем». Но было жалко, потому что я понимала, что она… она такая живая, горячая, её нельзя останавливать и заканчивать через год - она не получится через год, потому что я меняюсь и через год мне это будет уже неинтересно. Вот это такая беда моя - мне уже на монтажно-тонировочном периоде, как правило, неинтересно - я уже смотрю куда-то вперёд, в какие-то другие проекты, мне интересно уже что-то другое… И просто тяжело заканчивать картину, потому что кажется, что вот если бы ты снимала через год - то все бы сделала по-другому. И понимая это, я понимала, что этот процесс останавливать нельзя. И вот как-то так мучительно прошла его полностью. Конечно, это большая глупость была.
- Не менее глупо сводить фильм к какому-либо одному жанру, но если вдруг попробовать?..
Надеюсь, это всё вместе. Но больше, надеюсь, трагикомедия, трагифарс - это такой любимый мой жанр, когда смешно, смешно, а в конце очень грустно. Но там замешано много всего. Хотелось, чтобы было и весело, и грустно, и можно было бы и подумать о чём-нибудь в конце фильма.