(no subject)
Кто оставит нас, будет чист, не получит смертельных ран,
Кто оставит нас, будет сыт и бодр, будет царь и бог.
Горлом кровь идет - морем рассвет с утра,
Ищет в поле дочь отца уснувшего своего.
Для чего ты продумал то, как поскачет мяч, если бросить его во тьму;
Если я причислю я твоё к своему всему.
Так ладонь нащупывает лицо собачье, спрятанное в тени, -
Зуд фантомных объятий между людьми.
Ледника соскользнуло тело, спустилась, сошла зима,
Оглянувшись, заметь: там нет ничего сейчас.
Кто еще за нами стучаться пойдет в дома?
Кто за всякой закрытой дверью отыщет нас?
Кто за нами бежал, задыхаясь, поднимая клубами пыль?
Кто ронял свою голову в грудь от рыданий, не видел дна,
Кто росой окропленный в оживающем поле стыл,
Не умерив биения сердца, не выждав сна.
Каждый день - капля в чаши смирения и борьбы,
Кто надежной рукой обоймет, поведет стада?
У кого не хватило духу нас высечь и полюбить,
Того не было никогда.
Кто оставит нас, будет сыт и бодр, будет царь и бог.
Горлом кровь идет - морем рассвет с утра,
Ищет в поле дочь отца уснувшего своего.
Для чего ты продумал то, как поскачет мяч, если бросить его во тьму;
Если я причислю я твоё к своему всему.
Так ладонь нащупывает лицо собачье, спрятанное в тени, -
Зуд фантомных объятий между людьми.
Ледника соскользнуло тело, спустилась, сошла зима,
Оглянувшись, заметь: там нет ничего сейчас.
Кто еще за нами стучаться пойдет в дома?
Кто за всякой закрытой дверью отыщет нас?
Кто за нами бежал, задыхаясь, поднимая клубами пыль?
Кто ронял свою голову в грудь от рыданий, не видел дна,
Кто росой окропленный в оживающем поле стыл,
Не умерив биения сердца, не выждав сна.
Каждый день - капля в чаши смирения и борьбы,
Кто надежной рукой обоймет, поведет стада?
У кого не хватило духу нас высечь и полюбить,
Того не было никогда.