банальность зла и небанальность злодея - самая интересная книжка
Очень давно - можно сказать с позднего детства, моя жизнь и интересы существуют между двух полюсов. Один я про себя всегда называю "уютным" или "Мещанским" - на самом деле на этом полюсе у меня не только и не столько желтые абажуры и вышитые салфеточки, - тут и чтение хороших книжек, и ремесла, и радости от искусства и творчества, и работы и так далее.
Другой полюс я называю для себя по-разному - лагерный или ГУЛАГовский или никак не называю, но всегда его ощущаю
Лет с 9 я начала читать воспоминания жертв нацизма и сталинизма , с 11 - после дневника Анны Франк это стало неотделимой частью меня самой. Я не могу не читать об этом, не смотреть документальные фильмы, интервью, не купить такую книжку в магазине, не взять в библиотеке. Мне самой понятно зачем я это делаю, и, как я н стараюсь быть толерантной и не осуждать "зачем читать - это же так мрачно" и "я не читаю - слишком тяжело" - такое ощущение мне очень не близко/
Кроме воспоминаний прошедших лагеря и тюрьмы мне попадались и другие книжки - например книга интервью с детьми нацистских преступников пытающихся жить - каждый по-разному с этим "милым" наследием.
Самая жуткая книга, через которую я продиралась с трудом были записки Гесса - комменданта Освенцима. Дело не только в описываемых ужасах - их достаточно и в других книгах - а в том, что чтение в том смысле, в котором я привыкла - тут невозможно. Мы так или иначе сочувствуем главному герою любой книги - даже есть он "отрицательный" - мы пытаемся понять мотивы, сопереживаем, вживаемся в образ и тд. Гессу сочувствовать невозможно - более того - аморально, тот самый случай , когда автора можно смело назвать моральным уродом и чудовищем и поэтому очень страшно невольно ловить себя на попытке вживания... читать дистанцируясь - я не умела никогда.
Но это все преамбула, а амбула - вот такая;
Книг на эту тему я прочитала сотни, - Только что дочитала книгу, которую смело могу назвать одной из самых интересных книг, которую я когда-либо читала. Она не похожа ни на что и я нахожусь под огромнейшим впечатлением/ Называется она "Шпандау: тайный дневник" - ее автор Альберт Шпеер (1905-1981) был главным архитектором Гитлера, его фаворитом, а позднее - министром вооружений третьего рейха. Он был арестован после войны и наряду с Геббельсами-Герингами и Гессами осужден во время Нюрнбергского процесса как военный преступник. Ему дали 20 лет тюрьмы, которые он отсидел от звонка до звонка, вышел на свободу в 1966 году шестидесятилетним человеком.
Что же интересного и нового в этом? А все!
ВО-первых он был единственным из нацистских лидеров признавших свою вину - само по себе это уникально и свидетельствует об неординарности для этого круга. Человек бывший на самом верху самого страшного режима в истории...
Все 20 лет заключения он вел дневник пытаясь осмыслить и переосмыслить свою роль, природу нацизма, и как случилось, что он стал преступником
В отличие от коменданта Освенцима - в нем нет никаких садистских и даже агрессивных черт. Он совершенно точно сохранен психически - банальность зла о котором писала Арендт? Да, но в отличие от Эйхмана, Шпеер человек эрудированный, умный и "если бы не..." мне почти хотелось бы написать "достойный", но "если бы не" - нет и это слово не напишешь. Я сама в целом не одобряю слишком усердных попыток понять дьявола - слишком много чести, но когда читаешь дневники Шпеера разрывает от сложности ситуациии
Наверное все-таки это человек с глубоким изъяном, иначе бы он не стал бы другом Гитлера, конечно у него были бешеные амбиции, конечно он был эгоцентриком
И все же Шпееру местами сочувствуешь и это не ощущается, как преступление. и конечно никакой суд человеческий - будь-то даже Нюренбергский процесс и никакие приговоры - высшая ли мера, заключение ли лишь условно или частично могут быть адекватными зверствам нацизма/ В его осознании вины есть предел, но это, видимо, максимум на что он был способен и куда больше, чем можно было ожидать.Не думаю. что такую вину можно искупить, но он точно заслужил попытки его понять.
Книг на эту тему я прочитала сотни - но эта - особая. потому что ни одного другого хоть отчасти искреннего голоса с той стороны мы никогда и ни от кого больше не услышим.
Если вам хоть немного интересна человеческая психология или история второй мировой войны - прочитайте обязательно
2 октября 1946 года
,,Мне было 26, когда я впервые услышал Гитлера - до этого он меня нисколько не интересовал, мне было 30, когда он бросил мир к моим ногам. Мои мечты всегда были связаны с архитектурой; я стремился не к власти, я хотел стать вторым Шинкелем. Почему я с таким упорством настаивал на своей вине? Иногда мне кажется, что мною двигало тщеславие и желание покрасоваться. Разумеется в душе, я понимаю, что виновен. Но надо были ли так кичиться этим в суде? Я взял на себя ответственность за все приказы Гитлера, которые исполнял. Я утверждал. что при любом правительстве приказы должны оставаться приказами для подчиненных органов, но руководство на всех уровнях должно проверять и взвешивать приказы, которые получает, и, следовательно, тоже нести за них ответственность. даже если приказы выполнялись по принуждению. Для меня важнее было доказать свою коллективную ответственность за все деяния Гитлера, в том сичле преступления, совершенноые в период с 1942 года где бы то ни было и кем бы то ни было,,,
3 октября 1946 года
Ужасный день, снова занимаюсь арифметикой; из семи тысяч трехсот дней плюс еще пять в високосные годы, девять уже прошло. Если предварительное заключение и сам процесс будут зачтены, мой срок сократится еще на четыреста девяносто четыре дня (,,,) мне было сорок, когда меня арестовали, мне будет шестьдесят один, когда я выйду на свободу, Я словно вхожу в бесконечно длинный туннель
12 января 1965 года.
(...)
Мне, безусловно, будет гораздо тяжелее перенести новое обвинение. В Нюрнберге все было понятно. Добро и зло стояли по разные стороны, и между ними была проведена четкая граница. Преступления были настолько жуткими, а преступники, укрывшиеся от правосудия либо за самоубийством, либо за явными уловками, были столь отвратительны, что даже при умеренном чувстве справедливости, человечности и собственного достоинства мое отношение сложилось само собой.
Прошло двадцать лет. За это время все великие державы, исполнявшие роль судей, хотя бы раз - а некоторые чаще, - сами оказались на воображаемой скамье подсудимых: русские танки в Восточном Берлине, пылающий в огне Индокитай, уличные бои в Будапеште, Суэцкий канал, Алжир и снова Индокитай, который теперь называется Вьетнам, а еще миллионы рабов, работающих по принуждению во многих частях света... Насколько труднее стало принимать обвинительный приговор, вынесенный этими судьями. Более того, долгие годы размышлений, диалогов с самим собой развеяли былое чувство вины. Ведь в основе конфронтации с собственной виной, вероятно, лежат поиски оправдания, и даже если это не так, ни один человек не способен столько лет утверждать свою вину и сохранять искренность.
А теперь этот процесс! Статьи в газетах об Освенциме станут для меня своего рода поддержкой. Они вернут практически утраченный смысл всех этих лет, проведенных в Шпандау, и в то же время помогут восстановить нравственную чистоту.
P.S.Условия в этой тюрьме Шпандау были, конечно. курортными по сравнению с любой другой, особенно вторую часть срока. Свидания, письма, общение с охраной. работа в саду. доступ к публичной библиотеке и хождение в другие камеры "в гости", не говоря уж о пластинках с музыкой - они это сильно недооценивали
P.P.S. В моральном и жизненном смысле плохо, что годы заключения он провел со своими бывшими "коллегами" - Гессом, Ширахом и т/д - было бы куда лучше и для него и для вообще. если бы он сидел с простыми или просто другими людьми/ Ибо на фоне этих узколобых фанатиков он, вероятно, сам себе казался лучше... а так бы понял еще больше про себя и про мир
Другой полюс я называю для себя по-разному - лагерный или ГУЛАГовский или никак не называю, но всегда его ощущаю
Лет с 9 я начала читать воспоминания жертв нацизма и сталинизма , с 11 - после дневника Анны Франк это стало неотделимой частью меня самой. Я не могу не читать об этом, не смотреть документальные фильмы, интервью, не купить такую книжку в магазине, не взять в библиотеке. Мне самой понятно зачем я это делаю, и, как я н стараюсь быть толерантной и не осуждать "зачем читать - это же так мрачно" и "я не читаю - слишком тяжело" - такое ощущение мне очень не близко/
Кроме воспоминаний прошедших лагеря и тюрьмы мне попадались и другие книжки - например книга интервью с детьми нацистских преступников пытающихся жить - каждый по-разному с этим "милым" наследием.
Самая жуткая книга, через которую я продиралась с трудом были записки Гесса - комменданта Освенцима. Дело не только в описываемых ужасах - их достаточно и в других книгах - а в том, что чтение в том смысле, в котором я привыкла - тут невозможно. Мы так или иначе сочувствуем главному герою любой книги - даже есть он "отрицательный" - мы пытаемся понять мотивы, сопереживаем, вживаемся в образ и тд. Гессу сочувствовать невозможно - более того - аморально, тот самый случай , когда автора можно смело назвать моральным уродом и чудовищем и поэтому очень страшно невольно ловить себя на попытке вживания... читать дистанцируясь - я не умела никогда.
Но это все преамбула, а амбула - вот такая;
Книг на эту тему я прочитала сотни, - Только что дочитала книгу, которую смело могу назвать одной из самых интересных книг, которую я когда-либо читала. Она не похожа ни на что и я нахожусь под огромнейшим впечатлением/ Называется она "Шпандау: тайный дневник" - ее автор Альберт Шпеер (1905-1981) был главным архитектором Гитлера, его фаворитом, а позднее - министром вооружений третьего рейха. Он был арестован после войны и наряду с Геббельсами-Герингами и Гессами осужден во время Нюрнбергского процесса как военный преступник. Ему дали 20 лет тюрьмы, которые он отсидел от звонка до звонка, вышел на свободу в 1966 году шестидесятилетним человеком.
Что же интересного и нового в этом? А все!
ВО-первых он был единственным из нацистских лидеров признавших свою вину - само по себе это уникально и свидетельствует об неординарности для этого круга. Человек бывший на самом верху самого страшного режима в истории...
Все 20 лет заключения он вел дневник пытаясь осмыслить и переосмыслить свою роль, природу нацизма, и как случилось, что он стал преступником
В отличие от коменданта Освенцима - в нем нет никаких садистских и даже агрессивных черт. Он совершенно точно сохранен психически - банальность зла о котором писала Арендт? Да, но в отличие от Эйхмана, Шпеер человек эрудированный, умный и "если бы не..." мне почти хотелось бы написать "достойный", но "если бы не" - нет и это слово не напишешь. Я сама в целом не одобряю слишком усердных попыток понять дьявола - слишком много чести, но когда читаешь дневники Шпеера разрывает от сложности ситуациии
Наверное все-таки это человек с глубоким изъяном, иначе бы он не стал бы другом Гитлера, конечно у него были бешеные амбиции, конечно он был эгоцентриком
И все же Шпееру местами сочувствуешь и это не ощущается, как преступление. и конечно никакой суд человеческий - будь-то даже Нюренбергский процесс и никакие приговоры - высшая ли мера, заключение ли лишь условно или частично могут быть адекватными зверствам нацизма/ В его осознании вины есть предел, но это, видимо, максимум на что он был способен и куда больше, чем можно было ожидать.Не думаю. что такую вину можно искупить, но он точно заслужил попытки его понять.
Книг на эту тему я прочитала сотни - но эта - особая. потому что ни одного другого хоть отчасти искреннего голоса с той стороны мы никогда и ни от кого больше не услышим.
Если вам хоть немного интересна человеческая психология или история второй мировой войны - прочитайте обязательно
2 октября 1946 года
,,Мне было 26, когда я впервые услышал Гитлера - до этого он меня нисколько не интересовал, мне было 30, когда он бросил мир к моим ногам. Мои мечты всегда были связаны с архитектурой; я стремился не к власти, я хотел стать вторым Шинкелем. Почему я с таким упорством настаивал на своей вине? Иногда мне кажется, что мною двигало тщеславие и желание покрасоваться. Разумеется в душе, я понимаю, что виновен. Но надо были ли так кичиться этим в суде? Я взял на себя ответственность за все приказы Гитлера, которые исполнял. Я утверждал. что при любом правительстве приказы должны оставаться приказами для подчиненных органов, но руководство на всех уровнях должно проверять и взвешивать приказы, которые получает, и, следовательно, тоже нести за них ответственность. даже если приказы выполнялись по принуждению. Для меня важнее было доказать свою коллективную ответственность за все деяния Гитлера, в том сичле преступления, совершенноые в период с 1942 года где бы то ни было и кем бы то ни было,,,
3 октября 1946 года
Ужасный день, снова занимаюсь арифметикой; из семи тысяч трехсот дней плюс еще пять в високосные годы, девять уже прошло. Если предварительное заключение и сам процесс будут зачтены, мой срок сократится еще на четыреста девяносто четыре дня (,,,) мне было сорок, когда меня арестовали, мне будет шестьдесят один, когда я выйду на свободу, Я словно вхожу в бесконечно длинный туннель
12 января 1965 года.
(...)
Мне, безусловно, будет гораздо тяжелее перенести новое обвинение. В Нюрнберге все было понятно. Добро и зло стояли по разные стороны, и между ними была проведена четкая граница. Преступления были настолько жуткими, а преступники, укрывшиеся от правосудия либо за самоубийством, либо за явными уловками, были столь отвратительны, что даже при умеренном чувстве справедливости, человечности и собственного достоинства мое отношение сложилось само собой.
Прошло двадцать лет. За это время все великие державы, исполнявшие роль судей, хотя бы раз - а некоторые чаще, - сами оказались на воображаемой скамье подсудимых: русские танки в Восточном Берлине, пылающий в огне Индокитай, уличные бои в Будапеште, Суэцкий канал, Алжир и снова Индокитай, который теперь называется Вьетнам, а еще миллионы рабов, работающих по принуждению во многих частях света... Насколько труднее стало принимать обвинительный приговор, вынесенный этими судьями. Более того, долгие годы размышлений, диалогов с самим собой развеяли былое чувство вины. Ведь в основе конфронтации с собственной виной, вероятно, лежат поиски оправдания, и даже если это не так, ни один человек не способен столько лет утверждать свою вину и сохранять искренность.
А теперь этот процесс! Статьи в газетах об Освенциме станут для меня своего рода поддержкой. Они вернут практически утраченный смысл всех этих лет, проведенных в Шпандау, и в то же время помогут восстановить нравственную чистоту.
P.S.Условия в этой тюрьме Шпандау были, конечно. курортными по сравнению с любой другой, особенно вторую часть срока. Свидания, письма, общение с охраной. работа в саду. доступ к публичной библиотеке и хождение в другие камеры "в гости", не говоря уж о пластинках с музыкой - они это сильно недооценивали
P.P.S. В моральном и жизненном смысле плохо, что годы заключения он провел со своими бывшими "коллегами" - Гессом, Ширахом и т/д - было бы куда лучше и для него и для вообще. если бы он сидел с простыми или просто другими людьми/ Ибо на фоне этих узколобых фанатиков он, вероятно, сам себе казался лучше... а так бы понял еще больше про себя и про мир