ДМИТРИЙ БЫКОВ: «СОВРЕМЕННЫЙ РЕБЕНОК НАС ДОГНАЛ И ПЕРЕГНАЛ»
Оригинал взят у solvaigsamara в ДМИТРИЙ БЫКОВ: «СОВРЕМЕННЫЙ РЕБЕНОК НАС ДОГНАЛ И ПЕРЕГНАЛ»
Оригинал взят у jewsejka в Дмитрий Быков (интервью) // "Слово", 15 января 2016 года
.
ДМИТРИЙ БЫКОВ: «СОВРЕМЕННЫЙ РЕБЕНОК НАС ДОГНАЛ И ПЕРЕГНАЛ»
В Москве, в ТАСС прошел семинар журналистов русской зарубежной прессы, на котором присутствовали сотрудники газеты «Слово».
Предлагаем нашим читателям материал со встречи участников семинара с Дмитрием Быковым - русским писателем и поэтом, публицистом, журналистом, критиком, преподавателем литературы, радио- и телеведущим.
Отвечая на вопрос нашего корреспондента о современных школьниках, Д. Быков сказал:
- Нам нужно готовиться к тому, что современный ребенок нас догнал и перегнал. Для того чтобы быть на его уровне, нам нужно сильно напрягаться. По какой черте проходит эта граница, и в связи с чем это произошло, я затрудняюсь сказать. Еще три года назад я выступал на журфаке и получал 50 безграмотных записок. А в позапрошлом году, выступая, я получил уже 100 исключительно грамотных записок. Та же самая история с курсами. Вот у меня были курсы в МГИМО. Три года назад в зале на лекции было примерно треть, ну, может быть, четверть внимающих людей. Остальные сидели смирно и тыкали пальцами в гаджеты. Год назад уже три четверти понимали, что я говорю, активно задавали вопросы и проявляли заинтересованность.
Я бросил сейчас клич, чтобы издавать журнал, который будет называться «Прослезавра». Он будет делаться только студентами и только для студентов, об их научных разработках. Сугубо научный журнал без всякого популяризаторства, из трех разделов состоящий. Первый - идеи: гуманитарные, математические и физические; второй - вещи: гаджеты, одежда, новые приборы - все, что будет касаться будущего облика мира; третий - смысл: все, что касается религии, конкретных воззрений, духовной сферы и т.д. Я неделю назад озвучил эту идею и уже успел получить более двухсот материалов, качество которых значительно превышает все то, что могу написать я. И это пишут люди от 19 до 25 лет. Нам нужно что-то делать, потому что то, что раньше нам казалось сверхвысоким уровнем и элитой, для сегодняшнего ребенка - нижний рубеж.
- Как Вы объясняете этот интеллектуальный взрыв?
- У меня есть две версии того, с чем это может быть связано: одна - это биологическая эволюция, не знаю с чем связанная; вторая - количество знаний, наконец, перешло в качество: современный ребенок больше знает, больше получает информации, делает больше открытий. Сознаюсь, мне с моим 18-летним сыном нелегко, по некоторым вопросам он меня ставит в тупик. Впервые я это понял, когда ему было 13 лет. Я спросил его: «Почему ты мне не рассказываешь об учебе - боишься, что ли?». Он мне ответил: «Это ты меня боишься». Мы вступили в будущее.
Я попросил сына написать для журнала заметку о Гнатовском, потому что его театральный опыт сейчас актуален. Кто такой Гнатовский, он понятия не имел. Но, неделю отсидев в библиотеке, он принес мне диссертационную статью. Я бы такой не написал. Они ничего не знают, но очень быстро узнают. Раньше я думал, что это черта американских студентов - знать, где что искать. Но изменил мнение. Одна девочка 22 лет, моя выпускница, захотела читать лекцию. И выбрала темой лекции Виктора Франкла. «Что ты можешь знать про Виктора Франкла? Я, к примеру, за эту тему не взялся бы». - «А я возьмусь!». Я дал ей такую возможность. И узнал очень много интересного. По-видимому, надо привыкать к тому, что мы с вами старые снобы. А они спасут мир.
- Вы считаете, что угроза миру настолько серьезна?
- Мир стоит на пороге войны. Когда бывают войны? Когда люди забывают о простейших вещах и надо им о них напомнить. У меня следующий роман о сороковом годе. Он рассказывает о том, почему бывает война. Может быть, вот это сверхпоколение гениальное появилось для того, чтобы отстроить новый мир. Потому что сходное поколение - это люди, родившиеся 1919-24 годах, образованные от Солженицына до Окуджавы. Их на войне выбило три четверти. Но они сумели выиграть войну, сделать оттепель, построить обновленную страну… А вот это новое потрясающее поколение, возможно, возникло для того, чтобы спасти мир. Я гоню эту мысль. Но когда будущее приходит, оно не спрашивает. И то, что для нас непреодолимый барьер, для них препятствие, которое они перешагнут своими длинными ногами.
Люди могут существовать на разных гранях реальности. И поэтому они друг друга не убивают. Вот, например, я и Николай Стариков существуем в разных гранях реальности. Николай Стариков иногда эту границу нарушает и приходит к студентам. Ему сначала начинают задавать вопросы, а потом освистывают. Эти дети умеют доброжелательно поставить нас на место.
- Что для них авторитет?
- Мне кажется, это то, что подчинено логике. Они логически мыслят. В науку они верят, а в идеологию - нет. Они страшно начитанные люди. Читают много разного, но при этом имеют свое мнение.
- Вы говорите о московских детях?
- Я колешу по всей необъятной нашей Родине, бываю в очень разных местах - Владивостоке, Новосибирске... Колешу беспрерывно.
- И как там?
- Там абсолютно так же! Вот это меня больше всего озадачивает. Во Владивостоке, Америке, Перу - всюду я сталкиваюсь с одними и теми же явлениями: детьми, которые быстрее все стали понимать. Может быть, причина в доступности огромного объема информации, или в том, что, как сказал бывший американский посол в России Майкл Макфол быть дураком стало, наконец, не престижно.
Дети хотят быть умными, и это я вижу по посещению своих лекций. В Еврейском культурном центре (там удалось арендовать аудиторию) я буду читать лекции о войне совсем молодым людям - школьникам 15-17 лет. И дети придут, потому что им интересно, потому что тема военная их волнует.
- Традиционной школьной программы им недостаточно?
- Все уже известные школы подхода к изложению истории не дают единой схемы развития человечества. А это интересует детей. Им интересно, чем наша эпоха похожа на сороковые годы, чем советское просвещение похоже на просвещение французское, чем русская культура похожа на европейскую культуру ХIХ века. Им интересны связи, аналогии и параллели. Этим должна бы заниматься школьная программа, а не вбиванием фактов вместо подачи методов. Современным школьником руководят колоссальное быстроумие и колоссальное любопытство, жажда знаний любой новизны. Раньше дети материал с трудом усваивали в пределах урока. Теперь материал, рассчитанный на урок, я рассказываю за первые 15 минут. Он понят, пережевывать не надо, и, что делать за оставшиеся полчаса - мне совершенно непонятно. То же происходит и на лекциях в университете. Они быстро понимают, ничего не надо повторять и структурировать - все ловят с первого раза. Вот зададим такой вопрос: Василь Быков считается главным советским экзистенциалистом. Все его военные повести написаны на партизанском материале. Сам Василий Владимирович не имел партизанского опыта: он всю войну от звонка до звонка воевал в регулярных частях. Почему для своих повестей он берет партизанскую тему? Бакланов служил в регулярных войсках, он про них пишет. Служил Бондарев под Сталинградом - он и пишет про Сталинград. Почему для своих повестей Быков берет партизанскую тему? Я не успеваю задать вопрос, а девочка на первой парте уже дает мне совершенно правильный ответ: «Партизаны находятся в экзистенциальной ситуации».
Другая ситуация. Разговор идет о журналистике как литературе и литературе как журналистике. Я рассказываю о Короленко, о его работе на процессе об убийстве. В процессе поиска свидетелей Короленко получил добровольную помощь от двух студентов Махалина и Караева. Он нашли истинных убийц Андрея Ющинского. Махалин был бомбистом (террористом). Он втерся в доверие к руководителю реальных убийц. И пока Махалин с ним разговаривал, Караев в соседней комнате, спрятавшись, подслушивал, а тот все в деталях рассказал об убийстве. Истинные убийцы были найдены. Ложное обвинение могло быть разрушенным. Но царская охранка запретила Махаеву и Караеву давать показания. «Почему?» - спрашиваю аудиторию. Двое студентов, не задумываясь, тут же дают совершенно правильный ответ: и Караев, и Махалин были тайными агентами охранки.
Давеча я читал лекции на одну тему. Одну учителям, другую - детям. Дети быстрее справились с моим вопросом. Лекция была об Окуджаве, тема вопроса была простая: мы пережили два пика взрыва авторских песен в ХХ веке - в конце 30-х годов и в конце 40-х. С чем это связано? Ответ: первый всплеск - лагерная песня, второй - окопная. И дети это быстро сообразили. Более того, один мальчишка рассказал о четырех состояниях, в которых поет русский человек: тяжелая работа, алкоголь, лагерь и война.
И еще один вопрос, с которым дети справились легче: что должно быть в песне, чтобы ее пели все? Она должна быть эмоционально универсальна. Такой, чтобы в ее содержание мог поместить себя любой человек.
А этим вопросом я люблю «валить» детей на экзаменах, что в последнее время не удается: у Пушкина, как правило, в названии текста существует так называемый «сдвиг» - вещь написана об одном, а называется по-другому. Пиковая дама - не главная героиня «Пиковой дамы», капитанская дочка не главная героиня «Капитанской дочки», каменный гость появляется в самом конце «Каменного гостя», «Медный всадник» - вообще галлюцинации героя. Почему же «Дубровский» называется «Дубровский»? А потому что название дано не Пушкиным. Это неоконченная повесть Александра Сергеевича, а название ей дал Василий Жуковский.
- Как Вы, будучи журналистом, выбрали еще и поприще преподавания?
- Я из учительской среды. Видимо, гены сыграли свою роль. И еще вот какая штука: журналистика не приносит удовлетворения, а педагогика - приносит. Когда я выхожу с лекции, я чувствую себя так, как будто принял умный душ: я пообщался с молодыми, я был погружен в их среду, зарядился их энергией. Кроме того, там сидели 200 человек, которые смотрели на меня с интересом, а некоторые даже с любовью. А в литературе я и пяти таких человек не наберу. Из аудитории я выхожу счастливый, а из редакции - опустошенный, унылый, с убеждением, что это бесперспективно и никому не нужно.
- Ваша работоспособность - врожденная или приобретенная?
- Никаких особенных способностей нет!
- Ну как же, а толстые книги?
- Я написал «Маяковский» и мучился с этой книгой пять лет. А она никому не понравится. Была «Эволюция», она многим понравилась, а эта, чувствую, не понравится. Но в ней есть дорогие мне мысли. Там есть чрезвычайно важная для меня мысль, что в сходных исторических ситуациях, прокручивающихся в России всякий раз, возникают психологически близкие фигуры. Кто был предшественником Маяковского? Я всегда считаю, что это был Некрасов. Инкарнация Некрасова в двадцатые годы была, но он распался на две половины: Маяковский и Есенин. Есенину досталась сельская тема, элегичность, сентиментальность, религиозность, алкоголизм. Маяковскому досталась урбанистическая тема, сатира и игромания. Некрасов был цельной личностью (хотя мы находим и раздвоение личности - «Поэт и гражданин»). Такой же внутренний диалог у Есенина - «Черный человек». Почему же цельность во времена Некрасова была возможна, а уже в двадцатые годы существование такой единой личности невозможно? Патриотизм и гражданственность стали несовместимы. Кстати, следующая инкарнация этих людей - Бродский и Высоцкий. Очень друг друга уважали, но сблизиться никогда не могли. Гражданственность Бродского и патриотизм Высоцкого. Вот такие вещи мне приходится писать в новой книге, но я боюсь, что это никому не интересно. В книге будут искать биографию Маяковского, а ее там нет. Он много работал, и никакой личной жизни у него не было. Было еще много карточной игры.
- Но как же, а любовь?
- Очень хороший вопрос! С любовью там все было сложно. Чего не поняла Лиля Брик? Это распространенная женская ошибка - она думала, что ее власть над ним безгранична. Когда они страшно разругались в декабре 1922 года, то он сказал: «Лиля, я за два месяца напишу поэму о любви. Прочту тебе эту поэму - и мы опять сойдемся. Но пока я ее пишу, я тебя видеть не буду». Договорились. Она вела довольно веселую жизнь, он почти ни с кем не виделся, почти не выходил из дому. Но иногда приходил под окна ее квартиры и стоял там. А еще все время покупал и посылал ей птиц в клетке - с намеком на свое затворничество. Дальше они договорились, что 28 марта, когда он закончит работу над поэмой, они поедут в Ленинград. Он прочел Лиле поэму и расплакался. Она говорила потом: «Если бы я его не ограничила, он бы поэму не написал!». Но Лиля была не очень умной. Она эту поэму не поняла. А поэма была прощанием с ней. Она как бы говорила: «Лиля, все кончено». Это были похороны любви. А продолжением этой поэмы была другая - «Владимир Ильич Ленин». В которой были убийственные слова: «Партия - это единственное, что мне не изменит». Он любил Лилю и Ленина. Двух рыжих и скуластых людей. В этой поэме - нервные, грубые выпады против семейного быта. Это заявление: я теперь люблю не тебя, а Ленина.
- Ваши любимые писатели?
- Гарсия Маркес, Толстой, Блаженный Августин, Мережковский… Мне кажется, я - инкарнация Мережковского: все уважают, никто не любит, знают, в основном, как лектора. Я только эмигрировать не хотел.
- Вы себя кем считаете - педагогом, журналистом?
- Я писатель, у меня 50 книг. А педагогика и журналистика - это мои заработки. Но я это делаю так хорошо, что они заслоняют все остальное. Шучу, конечно. Воспринимать мою прозу сложно, в стихах мало кто разбирается. Поэтому меня знают либо как сатирика, либо как воспитателя молодежи. Но это ничего, пройдет время, люди поумнеют и будут помнить только стихи и прозу. Считается, что писатель не должен жить на литературный доход, он должен иметь вторую профессию и за счет ее жить. Вот я и зарабатываю журналистикой и педагогикой. А литература - это мой отдых, моя радость. Как говорил Чехов: «Литература - моя любовница, а медицина - законная жена».
- Вы сказали, что нынешняя эпоха похожа на сороковые. Чем?
- Тремя вещами, ни одну из которых я вам не назову. Вам нужны сенсации, а мне жить хочется.
Беседовал Андрей Силин
.
Оригинал взят у jewsejka в Дмитрий Быков (интервью) // "Слово", 15 января 2016 года
.
ДМИТРИЙ БЫКОВ: «СОВРЕМЕННЫЙ РЕБЕНОК НАС ДОГНАЛ И ПЕРЕГНАЛ»
В Москве, в ТАСС прошел семинар журналистов русской зарубежной прессы, на котором присутствовали сотрудники газеты «Слово».
Предлагаем нашим читателям материал со встречи участников семинара с Дмитрием Быковым - русским писателем и поэтом, публицистом, журналистом, критиком, преподавателем литературы, радио- и телеведущим.
Отвечая на вопрос нашего корреспондента о современных школьниках, Д. Быков сказал:
- Нам нужно готовиться к тому, что современный ребенок нас догнал и перегнал. Для того чтобы быть на его уровне, нам нужно сильно напрягаться. По какой черте проходит эта граница, и в связи с чем это произошло, я затрудняюсь сказать. Еще три года назад я выступал на журфаке и получал 50 безграмотных записок. А в позапрошлом году, выступая, я получил уже 100 исключительно грамотных записок. Та же самая история с курсами. Вот у меня были курсы в МГИМО. Три года назад в зале на лекции было примерно треть, ну, может быть, четверть внимающих людей. Остальные сидели смирно и тыкали пальцами в гаджеты. Год назад уже три четверти понимали, что я говорю, активно задавали вопросы и проявляли заинтересованность.
Я бросил сейчас клич, чтобы издавать журнал, который будет называться «Прослезавра». Он будет делаться только студентами и только для студентов, об их научных разработках. Сугубо научный журнал без всякого популяризаторства, из трех разделов состоящий. Первый - идеи: гуманитарные, математические и физические; второй - вещи: гаджеты, одежда, новые приборы - все, что будет касаться будущего облика мира; третий - смысл: все, что касается религии, конкретных воззрений, духовной сферы и т.д. Я неделю назад озвучил эту идею и уже успел получить более двухсот материалов, качество которых значительно превышает все то, что могу написать я. И это пишут люди от 19 до 25 лет. Нам нужно что-то делать, потому что то, что раньше нам казалось сверхвысоким уровнем и элитой, для сегодняшнего ребенка - нижний рубеж.
- Как Вы объясняете этот интеллектуальный взрыв?
- У меня есть две версии того, с чем это может быть связано: одна - это биологическая эволюция, не знаю с чем связанная; вторая - количество знаний, наконец, перешло в качество: современный ребенок больше знает, больше получает информации, делает больше открытий. Сознаюсь, мне с моим 18-летним сыном нелегко, по некоторым вопросам он меня ставит в тупик. Впервые я это понял, когда ему было 13 лет. Я спросил его: «Почему ты мне не рассказываешь об учебе - боишься, что ли?». Он мне ответил: «Это ты меня боишься». Мы вступили в будущее.
Я попросил сына написать для журнала заметку о Гнатовском, потому что его театральный опыт сейчас актуален. Кто такой Гнатовский, он понятия не имел. Но, неделю отсидев в библиотеке, он принес мне диссертационную статью. Я бы такой не написал. Они ничего не знают, но очень быстро узнают. Раньше я думал, что это черта американских студентов - знать, где что искать. Но изменил мнение. Одна девочка 22 лет, моя выпускница, захотела читать лекцию. И выбрала темой лекции Виктора Франкла. «Что ты можешь знать про Виктора Франкла? Я, к примеру, за эту тему не взялся бы». - «А я возьмусь!». Я дал ей такую возможность. И узнал очень много интересного. По-видимому, надо привыкать к тому, что мы с вами старые снобы. А они спасут мир.
- Вы считаете, что угроза миру настолько серьезна?
- Мир стоит на пороге войны. Когда бывают войны? Когда люди забывают о простейших вещах и надо им о них напомнить. У меня следующий роман о сороковом годе. Он рассказывает о том, почему бывает война. Может быть, вот это сверхпоколение гениальное появилось для того, чтобы отстроить новый мир. Потому что сходное поколение - это люди, родившиеся 1919-24 годах, образованные от Солженицына до Окуджавы. Их на войне выбило три четверти. Но они сумели выиграть войну, сделать оттепель, построить обновленную страну… А вот это новое потрясающее поколение, возможно, возникло для того, чтобы спасти мир. Я гоню эту мысль. Но когда будущее приходит, оно не спрашивает. И то, что для нас непреодолимый барьер, для них препятствие, которое они перешагнут своими длинными ногами.
Люди могут существовать на разных гранях реальности. И поэтому они друг друга не убивают. Вот, например, я и Николай Стариков существуем в разных гранях реальности. Николай Стариков иногда эту границу нарушает и приходит к студентам. Ему сначала начинают задавать вопросы, а потом освистывают. Эти дети умеют доброжелательно поставить нас на место.
- Что для них авторитет?
- Мне кажется, это то, что подчинено логике. Они логически мыслят. В науку они верят, а в идеологию - нет. Они страшно начитанные люди. Читают много разного, но при этом имеют свое мнение.
- Вы говорите о московских детях?
- Я колешу по всей необъятной нашей Родине, бываю в очень разных местах - Владивостоке, Новосибирске... Колешу беспрерывно.
- И как там?
- Там абсолютно так же! Вот это меня больше всего озадачивает. Во Владивостоке, Америке, Перу - всюду я сталкиваюсь с одними и теми же явлениями: детьми, которые быстрее все стали понимать. Может быть, причина в доступности огромного объема информации, или в том, что, как сказал бывший американский посол в России Майкл Макфол быть дураком стало, наконец, не престижно.
Дети хотят быть умными, и это я вижу по посещению своих лекций. В Еврейском культурном центре (там удалось арендовать аудиторию) я буду читать лекции о войне совсем молодым людям - школьникам 15-17 лет. И дети придут, потому что им интересно, потому что тема военная их волнует.
- Традиционной школьной программы им недостаточно?
- Все уже известные школы подхода к изложению истории не дают единой схемы развития человечества. А это интересует детей. Им интересно, чем наша эпоха похожа на сороковые годы, чем советское просвещение похоже на просвещение французское, чем русская культура похожа на европейскую культуру ХIХ века. Им интересны связи, аналогии и параллели. Этим должна бы заниматься школьная программа, а не вбиванием фактов вместо подачи методов. Современным школьником руководят колоссальное быстроумие и колоссальное любопытство, жажда знаний любой новизны. Раньше дети материал с трудом усваивали в пределах урока. Теперь материал, рассчитанный на урок, я рассказываю за первые 15 минут. Он понят, пережевывать не надо, и, что делать за оставшиеся полчаса - мне совершенно непонятно. То же происходит и на лекциях в университете. Они быстро понимают, ничего не надо повторять и структурировать - все ловят с первого раза. Вот зададим такой вопрос: Василь Быков считается главным советским экзистенциалистом. Все его военные повести написаны на партизанском материале. Сам Василий Владимирович не имел партизанского опыта: он всю войну от звонка до звонка воевал в регулярных частях. Почему для своих повестей он берет партизанскую тему? Бакланов служил в регулярных войсках, он про них пишет. Служил Бондарев под Сталинградом - он и пишет про Сталинград. Почему для своих повестей Быков берет партизанскую тему? Я не успеваю задать вопрос, а девочка на первой парте уже дает мне совершенно правильный ответ: «Партизаны находятся в экзистенциальной ситуации».
Другая ситуация. Разговор идет о журналистике как литературе и литературе как журналистике. Я рассказываю о Короленко, о его работе на процессе об убийстве. В процессе поиска свидетелей Короленко получил добровольную помощь от двух студентов Махалина и Караева. Он нашли истинных убийц Андрея Ющинского. Махалин был бомбистом (террористом). Он втерся в доверие к руководителю реальных убийц. И пока Махалин с ним разговаривал, Караев в соседней комнате, спрятавшись, подслушивал, а тот все в деталях рассказал об убийстве. Истинные убийцы были найдены. Ложное обвинение могло быть разрушенным. Но царская охранка запретила Махаеву и Караеву давать показания. «Почему?» - спрашиваю аудиторию. Двое студентов, не задумываясь, тут же дают совершенно правильный ответ: и Караев, и Махалин были тайными агентами охранки.
Давеча я читал лекции на одну тему. Одну учителям, другую - детям. Дети быстрее справились с моим вопросом. Лекция была об Окуджаве, тема вопроса была простая: мы пережили два пика взрыва авторских песен в ХХ веке - в конце 30-х годов и в конце 40-х. С чем это связано? Ответ: первый всплеск - лагерная песня, второй - окопная. И дети это быстро сообразили. Более того, один мальчишка рассказал о четырех состояниях, в которых поет русский человек: тяжелая работа, алкоголь, лагерь и война.
И еще один вопрос, с которым дети справились легче: что должно быть в песне, чтобы ее пели все? Она должна быть эмоционально универсальна. Такой, чтобы в ее содержание мог поместить себя любой человек.
А этим вопросом я люблю «валить» детей на экзаменах, что в последнее время не удается: у Пушкина, как правило, в названии текста существует так называемый «сдвиг» - вещь написана об одном, а называется по-другому. Пиковая дама - не главная героиня «Пиковой дамы», капитанская дочка не главная героиня «Капитанской дочки», каменный гость появляется в самом конце «Каменного гостя», «Медный всадник» - вообще галлюцинации героя. Почему же «Дубровский» называется «Дубровский»? А потому что название дано не Пушкиным. Это неоконченная повесть Александра Сергеевича, а название ей дал Василий Жуковский.
- Как Вы, будучи журналистом, выбрали еще и поприще преподавания?
- Я из учительской среды. Видимо, гены сыграли свою роль. И еще вот какая штука: журналистика не приносит удовлетворения, а педагогика - приносит. Когда я выхожу с лекции, я чувствую себя так, как будто принял умный душ: я пообщался с молодыми, я был погружен в их среду, зарядился их энергией. Кроме того, там сидели 200 человек, которые смотрели на меня с интересом, а некоторые даже с любовью. А в литературе я и пяти таких человек не наберу. Из аудитории я выхожу счастливый, а из редакции - опустошенный, унылый, с убеждением, что это бесперспективно и никому не нужно.
- Ваша работоспособность - врожденная или приобретенная?
- Никаких особенных способностей нет!
- Ну как же, а толстые книги?
- Я написал «Маяковский» и мучился с этой книгой пять лет. А она никому не понравится. Была «Эволюция», она многим понравилась, а эта, чувствую, не понравится. Но в ней есть дорогие мне мысли. Там есть чрезвычайно важная для меня мысль, что в сходных исторических ситуациях, прокручивающихся в России всякий раз, возникают психологически близкие фигуры. Кто был предшественником Маяковского? Я всегда считаю, что это был Некрасов. Инкарнация Некрасова в двадцатые годы была, но он распался на две половины: Маяковский и Есенин. Есенину досталась сельская тема, элегичность, сентиментальность, религиозность, алкоголизм. Маяковскому досталась урбанистическая тема, сатира и игромания. Некрасов был цельной личностью (хотя мы находим и раздвоение личности - «Поэт и гражданин»). Такой же внутренний диалог у Есенина - «Черный человек». Почему же цельность во времена Некрасова была возможна, а уже в двадцатые годы существование такой единой личности невозможно? Патриотизм и гражданственность стали несовместимы. Кстати, следующая инкарнация этих людей - Бродский и Высоцкий. Очень друг друга уважали, но сблизиться никогда не могли. Гражданственность Бродского и патриотизм Высоцкого. Вот такие вещи мне приходится писать в новой книге, но я боюсь, что это никому не интересно. В книге будут искать биографию Маяковского, а ее там нет. Он много работал, и никакой личной жизни у него не было. Было еще много карточной игры.
- Но как же, а любовь?
- Очень хороший вопрос! С любовью там все было сложно. Чего не поняла Лиля Брик? Это распространенная женская ошибка - она думала, что ее власть над ним безгранична. Когда они страшно разругались в декабре 1922 года, то он сказал: «Лиля, я за два месяца напишу поэму о любви. Прочту тебе эту поэму - и мы опять сойдемся. Но пока я ее пишу, я тебя видеть не буду». Договорились. Она вела довольно веселую жизнь, он почти ни с кем не виделся, почти не выходил из дому. Но иногда приходил под окна ее квартиры и стоял там. А еще все время покупал и посылал ей птиц в клетке - с намеком на свое затворничество. Дальше они договорились, что 28 марта, когда он закончит работу над поэмой, они поедут в Ленинград. Он прочел Лиле поэму и расплакался. Она говорила потом: «Если бы я его не ограничила, он бы поэму не написал!». Но Лиля была не очень умной. Она эту поэму не поняла. А поэма была прощанием с ней. Она как бы говорила: «Лиля, все кончено». Это были похороны любви. А продолжением этой поэмы была другая - «Владимир Ильич Ленин». В которой были убийственные слова: «Партия - это единственное, что мне не изменит». Он любил Лилю и Ленина. Двух рыжих и скуластых людей. В этой поэме - нервные, грубые выпады против семейного быта. Это заявление: я теперь люблю не тебя, а Ленина.
- Ваши любимые писатели?
- Гарсия Маркес, Толстой, Блаженный Августин, Мережковский… Мне кажется, я - инкарнация Мережковского: все уважают, никто не любит, знают, в основном, как лектора. Я только эмигрировать не хотел.
- Вы себя кем считаете - педагогом, журналистом?
- Я писатель, у меня 50 книг. А педагогика и журналистика - это мои заработки. Но я это делаю так хорошо, что они заслоняют все остальное. Шучу, конечно. Воспринимать мою прозу сложно, в стихах мало кто разбирается. Поэтому меня знают либо как сатирика, либо как воспитателя молодежи. Но это ничего, пройдет время, люди поумнеют и будут помнить только стихи и прозу. Считается, что писатель не должен жить на литературный доход, он должен иметь вторую профессию и за счет ее жить. Вот я и зарабатываю журналистикой и педагогикой. А литература - это мой отдых, моя радость. Как говорил Чехов: «Литература - моя любовница, а медицина - законная жена».
- Вы сказали, что нынешняя эпоха похожа на сороковые. Чем?
- Тремя вещами, ни одну из которых я вам не назову. Вам нужны сенсации, а мне жить хочется.
Беседовал Андрей Силин
.