Фото похорон
Оригинал взят у koroleni в Фото похорон
Вот этот пост сподвиг меня сделать-таки похоронную подборку. Просматривая большое количество старых фото, я не могла не обратить внимание на традицию фотографирования у гроба. У меня в семье тоже есть одна такая фотография. Она хранилась отдельно, в конверте. Бабушка мне ее не показывала, и я вообще до недавнего времени не знала о ее существовании.
Станица Клетская на Дону, 1896 год.
Похороны моей прабабушки Александры. У изголовья мой дед Василий и его сестра Анна. На руках прадеда Семена Ивановича, третий ребенок Александры - Тоня, после рождения которой она умерла.
Из альбома Виктора Яркина.
2. Хутор Тауруп Донской области., 1912 год. На фото - прощание с супругой Аузиня Андрея Андреевича. Слева направо запечатлены ее сыновья - Аузинь Яков (Екаб), Андрей, Юрий (Юрис), Петр, Адам.
Из альбома Сергея Розмана.
3. Деревня Чик Прокудской волости Томского уезда Томской губернии., 1913-1915 год. От эпидемии дифтерии ежедневно умирали десятки детей. На фотографии моя прабабушка Наталья прощается сразу с тремя своими сыночками, а у гробика стоит моя бабушка Анна в возрасте 1,5-2 лет.
Из альбома Натальи Хомлянской.
4. Слобода Мстера Вязниковского уезда Владимирской губернии, 1912 год. Похороны Александры Алексеевны Кисляковой (Сусловой).
Из альбома Дмитрия Маркевича.
5. Арамиль, Свердл. обл., 1915 год.
Из альбома Михаила Афанасьева.
6.
7.
8. Нытва, 1920-1927 год. На снимке мой дед хоронит , вероятнее всего свою мать.
Из альбома Елены Шамшуриной.
9. Кологрив, Костромская обл. Фотоателье О.К.Цареградской
Февраль 1926 года. Похороны Василия Александровича Цареградского, в последние годы жизни работавшего учителем истории. У гроба его жена Ольга Константиновна и дочь Елена. Она тоже была учительницей. Замужем не была.
Из альбома Татьяны Масловой.
10. Станица Потемкинская, 1928 год. Похороны прадеда Щеколдина Степана Ивановича.
Из альбома Елены Субботиной.
11. г. Павловский Посад, Московской обл., 1930 год. На фото моя бабушка Анастасия Михайловна Прошкина (стоит в изголовьи у гроба,( мать моей матери Ольги Васильевны Полянской, сама она стоит слева от бабушки Насти). По-видимому, это похороны младшей дочери бабушки Насти, меньшей сестры моей матери. К сожалению я не знаю ее имени. Кто другие, стоящие девочки, я не знаю, видно подруги моей матери. Анастасия Михайловна Прошкина, 1894 г.р., всю свою жизнь проработала на Павлово Покровской фабрике и жила в казарме №2 этой фабрики. Это 4-х этажное здание из красного кирпича. Видимо фото сделано возле этого здания.
Из альбома Рудольфа Напалкова.
12. Саратовская область, с. Малый Узень, 1932 год. Похороны Борзуновой (Поздняковой) Анастасии Ивановны. Молодой мужчина без шапки сидит возле гроба - это ее муж Николай Васильевич Борзунов. Через два года он женится на сестре Анастасии - Наталье...
Из альбома Натальи Мясниковой.
13.Село Воронцово Ивановская обл., Пучежский р-н., 1935 год.
Семья Виноградовых. Похороны сына Агафангела. Слева направо бабушка, мама Виноградова Клавдия Ник. и сестра Ермиония.
Из альбома Елены Науменко.
14.
15. с. Катынь Смоленской области, 1935-1936 год. Похороны моего прапрадеда Кухтикова Федора, убитого по дороге в село "кулаками", мой прадед Роман на похоронах справа вверху, не могу определить что за звание и форма?
Из альбома Павла Иванова.
16. 1937 год. Бабушка и внучек. Альберт родился 20 августа 1936 года, умер 10 мая 1937 года.
17. Ст. Богоявленск Тамбовской обл., 1936 год. Похороны Лепиховой Натальи Ивановны. На фото: муж Натальи Ивановны с матерью, дед Свиридов Иван с женой, за ним стоит Свиридов Иван Иванович, дальше - Лепихова Ольга Ивановна, сестра Мария Ивановна. Наталья Ивановна умерла от тифа, будучи беременна. После смерти осталась двухлетняя дочь Галина. Вдовец женился, мать с дочерью выгнал из дома, она жила у Мани (крайняя справа) в утепленном сарае. От новой жены было трое детей, но последние годы жизни тяжело болел, жена за ним не ухаживала, ходила к нему только дочь от первого брака. После смерти наследство отошло жене и её детям. На словах раскаивался и плакал, что так поступил с дочерью.
Из альбома Надежды Гусевой.
18. Касимовский район, 1932-1936 год. Похороны Динары Иосифовны Сенюриной. Жила в дер. Неклюдово, Касимовского уезда.
На фото(слева направо): Мария Иосифовна, Виктория Францевна, Франц Зыско (муж Динары Иосифовны), Евдокия Иосифовна, Архип Иосифович, Антонина Иосифовна, неизв.люди.
Из альбома Игоря Князева.
19. п. Кусье-Александровский, Пермской губ., 1935 год. Хоронят кого-то из родственников, но к сожалению не знаю кого, не знаю и кто на фотографии, известен только год съемки.
Из альбома Владимира Петрова.
20. Прощание с Ольгой Константиновной Цареградской. г.Кологрив Костромской обл., 1938 год.
Похороны хозяйки фотоателье в Кологриве, матери большого семейства О.К.Цареградской, моей прабабушки. Многочисленные дети не уберегли мать. Холодным зимним днём она вымыла полы в своём большом доме, заболела воспалением лёгких и умерла. Старшему сыну Александру послали в Юрьевец вызов: "Пусть Шура приедет..." Но он приехать не мог - был арестован по смехотворному доносу приятеля и сидел в тюрьме. Приехала его жена Нина. Она и стоит у гроба в пальто с каракулевой отделкой. Ещё у гроба сидит младший сын Константин и - в шляпках - дочери.
Из альбома Татьяны Масловой.
21. г.Каменск Северо-Кавказский край, 1938 год. Похороны Прасковьи Щеколдиной.
Из альбома Елены Субботиной.
22. Скорее всего Свердловск, 1930-1939 год. Эти фотографии хранились у моей бабушки. Моя бабушка и дед были высланы из своих деревень (Курганская обл.), как враги советской власти. Все их родственники также были высланы и потерялись на бескрайних российских просторах. Кто на этих фото неизвестно, но фото чужих людей не хранят в семейном архиве.
Из альбома Елены Калининой.
23. Москва 1938-39. Из альбома Юлии Беляевой.
24.
25. г.Фрунзе, 1941 год. Прощание с дочерью. Леонтий Александрович Щербина - старший брат моего деда - был человеком далеко не бедным, но у него не было детей. Когда в 1926 году умерла его жена Меланья Павловна, он взял в жены Прасковью, у которой была дочь Анна. Когда началась коллективизация, Леонтий не стал рисковать жизнью и отдал в колхоз и скот, и сельхозмашины, а себе оставил маленькую коробочку, которую семья и увёзла в далекую и неспокойную по тем временам Киргизию.
Красавица Анна подросла и устроилась работать секретарём в НКВД. Весной 1941 года ей удалили аппендицит. Хотя врачи очень беспокоились за ее сердце, операция прошла удачно. 4 марта Аню выписали. Она вызвала машину. Машина задерживалась, и она несколько раз подходила к окну.
- Ну вот, за мной и приехали… - были ее последние слова.
Из альбома Василия Кобякова.
26. г.Чухлома, 1943 год. Похороны моей прабабушки - Екатерины Андреевны Орловой (март 1943 года).
Из альбома Александра Большакова.
27. г. Ленинск-Кузнецкий, Кемеровская область, 1947 год. Похороны моей прабабушки Леоновой (Жоговой) Прасковьи Григорьевны. Семья Прасковьи находилась на спецпереселении, муж расстрелян в 1937-м. Так хоронили спецпереселенцы своих родных: в простом некрашенном гробу, без венков и почти без цветов.
Из альбома Натальи Мясниковой.
28. г.Ленинград.Фото МПС Промкомбинат ДОРУРСа Ленинградской жел.дор., 1949 год.
На снимке надпись: "Саргалинский забойщик 1932-1933 года Коля Ильюнин прожил 37 лет. (1912-1949). Похоронен на Серафимовском кладбище в Ленинграде. Туберкулёз не дал больше жить. Прощай, Коля!"
Из альбома В.П.Ильюнина.
29. с.Новый Путь, 1955 год. Похороны моего деда, 12/VI-1955 г. Пришёл с войны, а утонул дома на Волге, когда с друзьями рыбачил. У каждого своя судьба.
Из альбома Екатерины Смирновой.
30.
31.
32. Похороны моего дяди Александра. Прокопьевск, 1957 год. Накануне у его жены был выкидыш, он очень любил детей. Потом жена хотела с ним развестись. Он перед смертью пришел ко мне в детский сад и целый день гулял со мной и выполнял все мои просьбы. Ночью он отравился.
Из альбома Любови Кофановой.
Фото я брала с интернет-аукциона и с сайта "Большой русский альбом".
Прислали еще подборку похоронных фото: http://natalia-vintage.dreamwidth.org/tag/funeral
Нашла интересную статью на эту тему: "Похоронили хорошо". О похоронных фотографиях в русской культуре.
Некоторые выдержки из статьи:
Фотография в определённый исторический период оказалась необходимой традиции похоронной обрядности. Так, Ольга Бойцова описывает фотографию через общее функциональное поле похоронного обряда: «Фотографирование похорон окончательно оформляет переход умершего в новый статус: оно переводит его из живых в мёртвые не только в реальности, но и «в памяти»»[2]. Фотографирование наделяется традиционными функциями, свойственными похоронному обряду как «обряду перехода»: «…фотографирование занимает определённое место в похоронно-поминальной обрядности, является действием, направленным на нормализацию смерти»[3]. Как у любой ритуальной практики, у похоронной фотографии возникают свои правила: «В российской любительской фотографии сложился свой канон похоронных снимков, и эти «канонические» фотографии удостоверяют правильность окончания жизненного пути, его соответствие норме»[4]. Также ритуально регламентируется практика «обмена, показа и просмотра»[5] фотографий похорон. Традиция поддерживает и сохраняет себя, прибегая к радикально новым технологическим средствам; в таком случае они не приходят в повседневность со своими новыми функциями, а исполняют старые традиционные.
С известной долей упрощения и идеализации можно сказать, что в традиционной культуре мифо-ритуально-магическая реальность, будучи целостной и самодостаточной, полностью подчиняла себе феномен смерти. Ритуализация охватывала все фазы цикла: смерть - похороны - поминание. Русский крестьянин ритуально готовился к смерти: заготавливал одежду «на смерть» (у некоторых групп русских старообрядцев она и шилась собственноручно; узелок со «смиренной одеждой» при дальних поездках возили с собой); иногда сам «строил» себе гроб; примечал приметы (например, смерть близка, когда «слёзы уходят»), видел вещие сны и т.д. В эту культуру «ожидания смерти» были включены и окружающие: семья, род, локальное сообщество. Фаза похорон полностью подчинялась ритуалу, что исчерпывающе описано в этнографической дитературе. Поминальные практики были включены в календарный круг и локализованы на приходском кладбище, являющимся общим местом погребения для всех родов и семей округи; деревянные кресты были недолговечны, надписей на них обычно не делали, место захоронения предков могло и не поддерживаться специально - всё равно «вся рода тут лежит».
Визуальная форма оказывается особо значимой в поле коммуникативной функции. Есть ощущение, что фотографии похорон делались специально, чтобы отправить родственникам в другой город, область… По крайней мере, если фотосъёмка состоялась, то фотографии обязательно рассылались по всей родне; собственно, и большинство адресов, записанных старшим поколением, было нужно именно для этой ритуальной связи. Не все могли приехать на похороны. Посылаемые фотографии, изображавшие родню вокруг гроба умершего, выполняли ритуальную функцию своеобразного «собирания» рода. Зачастую родственники не видели друг друга десятилетиями, встречаясь на похоронах, а если и это невозможно, то рассматривая похоронные фотографии и отслеживая, кто как изменился (вырос, повзрослел, постарел), кто как выглядит и кто как себя ведёт в ритуальной ситуации последнего прощания. В. А. Подорога убедительно описывает механизм, как фотографии похорон устраняют «работу скорби»: «И вот сегодня, разглядывая эти уже очень старые фотографии, на которых изображены те, чьи имена знала только бабушка, но которые когда-то и составляли «корень» фамилии, и все знали меня, я замечаю, что самыми главными фотографиями были именно ЭТИ - похоронные. Фотографии торжественной скорби… Запечатлевая отдельные и самые главные моменты похорон, они давали представление не только о самом событии, но и разом открывали присутствие всех ближайших и самых далёких родственников. Работа скорби устранялась этим безусловным могуществом рода над смертью: все живые противостояли одному мёртвому. Ритуалы траура были неизмеримо более ценными, чем «работа скорби»».[10]
Почему жанр похоронной фотографии столь активно функционировал в течение 30 лет и столь резко перестал быть актуальным?
Мало того, меняется отношение к уже существующим в семейном архиве похоронным фотографиям и практика их хранения. Когда-то (особенно в деревнях) эти снимки помещались в фотоальбомы рядом с фотографиями других значимых событий (например, свадеб), хранились в коробке вперемешку с самыми разными «визуальными документами» жизни семьи, даже помещались (хотя и довольно редко) в знаменитые настенные «коллажи», висевшие на стенах деревенских домов. Сейчас старые похоронные фотографии могут восприниматься внутри семьи как «опасные», «плохие»[1], которые «никто никогда не смотрит»; они могут храниться отдельно от семейного фотоальбома (например, в конвертах) и позиционироваться вне общей семейной визуальной памяти (например, как локализованные в определённом поколении - «это дедовские»).
И у меня к вам вопрос (если кто-то читает тут эти многобукв), почему похоронные фотографии теперь почти не снимают? (Кроме похорон знаменитостей. Даже в посте, на который я давала ссылку вначале, очень характерный комментарий: "А как-то раз, лет 13 назад, я путешествовал по Беларуси на велосипеде. Один. И вот забрел на ночевку в пустующий деревенский дом (местные ребята посоветовали). Обстановка там была гнетущая и мрачная. Собрался было спать, но заметил фотоальбом и решил посмотреть. А там все фотографии с похорон... В общем, по-моему хорошо что эта традиция постепенно уходит или уже ушла. И точно здесь подмечено про показную скорбь для фотографии. Некоторые моменты должны оставаться только в душе." Зато теперь никого не удивишь съемкой родов. То, что раньше было табуированно, теперь пожалуйста - смотрите во всех подробностях. Я помню, что когда родился мой сын, бабушка с мамой говорили, что его до месяца нельзя фотографировать. И не фотографировали.
Современный человек боится смерти? Не хочет о ней думать и знать? М.б. это связано с общей тенденцией к "позитивному мышлению": "о хорошем думать, о хорошем говорить".. Но традиция фотографирования похорон ушла раньше, чем появились все эти "100 дней о хорошем" и т.п.
В русской традиции существовал императив: о смерти необходимо рассказывать и о смерти необходимо слушать. Рассказы о похоронах строятся обычно как развёртывание формулы «похоронили хорошо», чаще всего они с неё и начинаются (или ею заканчиваются). Смысловой диапазон формулы широк: правильное соблюдение ритуала; выбор хорошего места для погребения (рядом с родственниками, высокое, «песочек» и т.д.); обустройство могилы, даже погода во время похорон. «Похоронили хорошо» - значит, успели оповестить всех родных и близких; из дальних мест были присланы телеграммы о соболезновании; много народу пришло прощаться с покойником… И ещё один значимый момент, входящий в поле формулы и касающийся самого рассказывания - горе было «рассказано» и услышано.
Вот этот пост сподвиг меня сделать-таки похоронную подборку. Просматривая большое количество старых фото, я не могла не обратить внимание на традицию фотографирования у гроба. У меня в семье тоже есть одна такая фотография. Она хранилась отдельно, в конверте. Бабушка мне ее не показывала, и я вообще до недавнего времени не знала о ее существовании.
Станица Клетская на Дону, 1896 год.
Похороны моей прабабушки Александры. У изголовья мой дед Василий и его сестра Анна. На руках прадеда Семена Ивановича, третий ребенок Александры - Тоня, после рождения которой она умерла.
Из альбома Виктора Яркина.
2. Хутор Тауруп Донской области., 1912 год. На фото - прощание с супругой Аузиня Андрея Андреевича. Слева направо запечатлены ее сыновья - Аузинь Яков (Екаб), Андрей, Юрий (Юрис), Петр, Адам.
Из альбома Сергея Розмана.
3. Деревня Чик Прокудской волости Томского уезда Томской губернии., 1913-1915 год. От эпидемии дифтерии ежедневно умирали десятки детей. На фотографии моя прабабушка Наталья прощается сразу с тремя своими сыночками, а у гробика стоит моя бабушка Анна в возрасте 1,5-2 лет.
Из альбома Натальи Хомлянской.
4. Слобода Мстера Вязниковского уезда Владимирской губернии, 1912 год. Похороны Александры Алексеевны Кисляковой (Сусловой).
Из альбома Дмитрия Маркевича.
5. Арамиль, Свердл. обл., 1915 год.
Из альбома Михаила Афанасьева.
6.
7.
8. Нытва, 1920-1927 год. На снимке мой дед хоронит , вероятнее всего свою мать.
Из альбома Елены Шамшуриной.
9. Кологрив, Костромская обл. Фотоателье О.К.Цареградской
Февраль 1926 года. Похороны Василия Александровича Цареградского, в последние годы жизни работавшего учителем истории. У гроба его жена Ольга Константиновна и дочь Елена. Она тоже была учительницей. Замужем не была.
Из альбома Татьяны Масловой.
10. Станица Потемкинская, 1928 год. Похороны прадеда Щеколдина Степана Ивановича.
Из альбома Елены Субботиной.
11. г. Павловский Посад, Московской обл., 1930 год. На фото моя бабушка Анастасия Михайловна Прошкина (стоит в изголовьи у гроба,( мать моей матери Ольги Васильевны Полянской, сама она стоит слева от бабушки Насти). По-видимому, это похороны младшей дочери бабушки Насти, меньшей сестры моей матери. К сожалению я не знаю ее имени. Кто другие, стоящие девочки, я не знаю, видно подруги моей матери. Анастасия Михайловна Прошкина, 1894 г.р., всю свою жизнь проработала на Павлово Покровской фабрике и жила в казарме №2 этой фабрики. Это 4-х этажное здание из красного кирпича. Видимо фото сделано возле этого здания.
Из альбома Рудольфа Напалкова.
12. Саратовская область, с. Малый Узень, 1932 год. Похороны Борзуновой (Поздняковой) Анастасии Ивановны. Молодой мужчина без шапки сидит возле гроба - это ее муж Николай Васильевич Борзунов. Через два года он женится на сестре Анастасии - Наталье...
Из альбома Натальи Мясниковой.
13.Село Воронцово Ивановская обл., Пучежский р-н., 1935 год.
Семья Виноградовых. Похороны сына Агафангела. Слева направо бабушка, мама Виноградова Клавдия Ник. и сестра Ермиония.
Из альбома Елены Науменко.
14.
15. с. Катынь Смоленской области, 1935-1936 год. Похороны моего прапрадеда Кухтикова Федора, убитого по дороге в село "кулаками", мой прадед Роман на похоронах справа вверху, не могу определить что за звание и форма?
Из альбома Павла Иванова.
16. 1937 год. Бабушка и внучек. Альберт родился 20 августа 1936 года, умер 10 мая 1937 года.
17. Ст. Богоявленск Тамбовской обл., 1936 год. Похороны Лепиховой Натальи Ивановны. На фото: муж Натальи Ивановны с матерью, дед Свиридов Иван с женой, за ним стоит Свиридов Иван Иванович, дальше - Лепихова Ольга Ивановна, сестра Мария Ивановна. Наталья Ивановна умерла от тифа, будучи беременна. После смерти осталась двухлетняя дочь Галина. Вдовец женился, мать с дочерью выгнал из дома, она жила у Мани (крайняя справа) в утепленном сарае. От новой жены было трое детей, но последние годы жизни тяжело болел, жена за ним не ухаживала, ходила к нему только дочь от первого брака. После смерти наследство отошло жене и её детям. На словах раскаивался и плакал, что так поступил с дочерью.
Из альбома Надежды Гусевой.
18. Касимовский район, 1932-1936 год. Похороны Динары Иосифовны Сенюриной. Жила в дер. Неклюдово, Касимовского уезда.
На фото(слева направо): Мария Иосифовна, Виктория Францевна, Франц Зыско (муж Динары Иосифовны), Евдокия Иосифовна, Архип Иосифович, Антонина Иосифовна, неизв.люди.
Из альбома Игоря Князева.
19. п. Кусье-Александровский, Пермской губ., 1935 год. Хоронят кого-то из родственников, но к сожалению не знаю кого, не знаю и кто на фотографии, известен только год съемки.
Из альбома Владимира Петрова.
20. Прощание с Ольгой Константиновной Цареградской. г.Кологрив Костромской обл., 1938 год.
Похороны хозяйки фотоателье в Кологриве, матери большого семейства О.К.Цареградской, моей прабабушки. Многочисленные дети не уберегли мать. Холодным зимним днём она вымыла полы в своём большом доме, заболела воспалением лёгких и умерла. Старшему сыну Александру послали в Юрьевец вызов: "Пусть Шура приедет..." Но он приехать не мог - был арестован по смехотворному доносу приятеля и сидел в тюрьме. Приехала его жена Нина. Она и стоит у гроба в пальто с каракулевой отделкой. Ещё у гроба сидит младший сын Константин и - в шляпках - дочери.
Из альбома Татьяны Масловой.
21. г.Каменск Северо-Кавказский край, 1938 год. Похороны Прасковьи Щеколдиной.
Из альбома Елены Субботиной.
22. Скорее всего Свердловск, 1930-1939 год. Эти фотографии хранились у моей бабушки. Моя бабушка и дед были высланы из своих деревень (Курганская обл.), как враги советской власти. Все их родственники также были высланы и потерялись на бескрайних российских просторах. Кто на этих фото неизвестно, но фото чужих людей не хранят в семейном архиве.
Из альбома Елены Калининой.
23. Москва 1938-39. Из альбома Юлии Беляевой.
24.
25. г.Фрунзе, 1941 год. Прощание с дочерью. Леонтий Александрович Щербина - старший брат моего деда - был человеком далеко не бедным, но у него не было детей. Когда в 1926 году умерла его жена Меланья Павловна, он взял в жены Прасковью, у которой была дочь Анна. Когда началась коллективизация, Леонтий не стал рисковать жизнью и отдал в колхоз и скот, и сельхозмашины, а себе оставил маленькую коробочку, которую семья и увёзла в далекую и неспокойную по тем временам Киргизию.
Красавица Анна подросла и устроилась работать секретарём в НКВД. Весной 1941 года ей удалили аппендицит. Хотя врачи очень беспокоились за ее сердце, операция прошла удачно. 4 марта Аню выписали. Она вызвала машину. Машина задерживалась, и она несколько раз подходила к окну.
- Ну вот, за мной и приехали… - были ее последние слова.
Из альбома Василия Кобякова.
26. г.Чухлома, 1943 год. Похороны моей прабабушки - Екатерины Андреевны Орловой (март 1943 года).
Из альбома Александра Большакова.
27. г. Ленинск-Кузнецкий, Кемеровская область, 1947 год. Похороны моей прабабушки Леоновой (Жоговой) Прасковьи Григорьевны. Семья Прасковьи находилась на спецпереселении, муж расстрелян в 1937-м. Так хоронили спецпереселенцы своих родных: в простом некрашенном гробу, без венков и почти без цветов.
Из альбома Натальи Мясниковой.
28. г.Ленинград.Фото МПС Промкомбинат ДОРУРСа Ленинградской жел.дор., 1949 год.
На снимке надпись: "Саргалинский забойщик 1932-1933 года Коля Ильюнин прожил 37 лет. (1912-1949). Похоронен на Серафимовском кладбище в Ленинграде. Туберкулёз не дал больше жить. Прощай, Коля!"
Из альбома В.П.Ильюнина.
29. с.Новый Путь, 1955 год. Похороны моего деда, 12/VI-1955 г. Пришёл с войны, а утонул дома на Волге, когда с друзьями рыбачил. У каждого своя судьба.
Из альбома Екатерины Смирновой.
30.
31.
32. Похороны моего дяди Александра. Прокопьевск, 1957 год. Накануне у его жены был выкидыш, он очень любил детей. Потом жена хотела с ним развестись. Он перед смертью пришел ко мне в детский сад и целый день гулял со мной и выполнял все мои просьбы. Ночью он отравился.
Из альбома Любови Кофановой.
Фото я брала с интернет-аукциона и с сайта "Большой русский альбом".
Прислали еще подборку похоронных фото: http://natalia-vintage.dreamwidth.org/tag/funeral
Нашла интересную статью на эту тему: "Похоронили хорошо". О похоронных фотографиях в русской культуре.
Некоторые выдержки из статьи:
Фотография в определённый исторический период оказалась необходимой традиции похоронной обрядности. Так, Ольга Бойцова описывает фотографию через общее функциональное поле похоронного обряда: «Фотографирование похорон окончательно оформляет переход умершего в новый статус: оно переводит его из живых в мёртвые не только в реальности, но и «в памяти»»[2]. Фотографирование наделяется традиционными функциями, свойственными похоронному обряду как «обряду перехода»: «…фотографирование занимает определённое место в похоронно-поминальной обрядности, является действием, направленным на нормализацию смерти»[3]. Как у любой ритуальной практики, у похоронной фотографии возникают свои правила: «В российской любительской фотографии сложился свой канон похоронных снимков, и эти «канонические» фотографии удостоверяют правильность окончания жизненного пути, его соответствие норме»[4]. Также ритуально регламентируется практика «обмена, показа и просмотра»[5] фотографий похорон. Традиция поддерживает и сохраняет себя, прибегая к радикально новым технологическим средствам; в таком случае они не приходят в повседневность со своими новыми функциями, а исполняют старые традиционные.
С известной долей упрощения и идеализации можно сказать, что в традиционной культуре мифо-ритуально-магическая реальность, будучи целостной и самодостаточной, полностью подчиняла себе феномен смерти. Ритуализация охватывала все фазы цикла: смерть - похороны - поминание. Русский крестьянин ритуально готовился к смерти: заготавливал одежду «на смерть» (у некоторых групп русских старообрядцев она и шилась собственноручно; узелок со «смиренной одеждой» при дальних поездках возили с собой); иногда сам «строил» себе гроб; примечал приметы (например, смерть близка, когда «слёзы уходят»), видел вещие сны и т.д. В эту культуру «ожидания смерти» были включены и окружающие: семья, род, локальное сообщество. Фаза похорон полностью подчинялась ритуалу, что исчерпывающе описано в этнографической дитературе. Поминальные практики были включены в календарный круг и локализованы на приходском кладбище, являющимся общим местом погребения для всех родов и семей округи; деревянные кресты были недолговечны, надписей на них обычно не делали, место захоронения предков могло и не поддерживаться специально - всё равно «вся рода тут лежит».
Визуальная форма оказывается особо значимой в поле коммуникативной функции. Есть ощущение, что фотографии похорон делались специально, чтобы отправить родственникам в другой город, область… По крайней мере, если фотосъёмка состоялась, то фотографии обязательно рассылались по всей родне; собственно, и большинство адресов, записанных старшим поколением, было нужно именно для этой ритуальной связи. Не все могли приехать на похороны. Посылаемые фотографии, изображавшие родню вокруг гроба умершего, выполняли ритуальную функцию своеобразного «собирания» рода. Зачастую родственники не видели друг друга десятилетиями, встречаясь на похоронах, а если и это невозможно, то рассматривая похоронные фотографии и отслеживая, кто как изменился (вырос, повзрослел, постарел), кто как выглядит и кто как себя ведёт в ритуальной ситуации последнего прощания. В. А. Подорога убедительно описывает механизм, как фотографии похорон устраняют «работу скорби»: «И вот сегодня, разглядывая эти уже очень старые фотографии, на которых изображены те, чьи имена знала только бабушка, но которые когда-то и составляли «корень» фамилии, и все знали меня, я замечаю, что самыми главными фотографиями были именно ЭТИ - похоронные. Фотографии торжественной скорби… Запечатлевая отдельные и самые главные моменты похорон, они давали представление не только о самом событии, но и разом открывали присутствие всех ближайших и самых далёких родственников. Работа скорби устранялась этим безусловным могуществом рода над смертью: все живые противостояли одному мёртвому. Ритуалы траура были неизмеримо более ценными, чем «работа скорби»».[10]
Почему жанр похоронной фотографии столь активно функционировал в течение 30 лет и столь резко перестал быть актуальным?
Мало того, меняется отношение к уже существующим в семейном архиве похоронным фотографиям и практика их хранения. Когда-то (особенно в деревнях) эти снимки помещались в фотоальбомы рядом с фотографиями других значимых событий (например, свадеб), хранились в коробке вперемешку с самыми разными «визуальными документами» жизни семьи, даже помещались (хотя и довольно редко) в знаменитые настенные «коллажи», висевшие на стенах деревенских домов. Сейчас старые похоронные фотографии могут восприниматься внутри семьи как «опасные», «плохие»[1], которые «никто никогда не смотрит»; они могут храниться отдельно от семейного фотоальбома (например, в конвертах) и позиционироваться вне общей семейной визуальной памяти (например, как локализованные в определённом поколении - «это дедовские»).
И у меня к вам вопрос (если кто-то читает тут эти многобукв), почему похоронные фотографии теперь почти не снимают? (Кроме похорон знаменитостей. Даже в посте, на который я давала ссылку вначале, очень характерный комментарий: "А как-то раз, лет 13 назад, я путешествовал по Беларуси на велосипеде. Один. И вот забрел на ночевку в пустующий деревенский дом (местные ребята посоветовали). Обстановка там была гнетущая и мрачная. Собрался было спать, но заметил фотоальбом и решил посмотреть. А там все фотографии с похорон... В общем, по-моему хорошо что эта традиция постепенно уходит или уже ушла. И точно здесь подмечено про показную скорбь для фотографии. Некоторые моменты должны оставаться только в душе." Зато теперь никого не удивишь съемкой родов. То, что раньше было табуированно, теперь пожалуйста - смотрите во всех подробностях. Я помню, что когда родился мой сын, бабушка с мамой говорили, что его до месяца нельзя фотографировать. И не фотографировали.
Современный человек боится смерти? Не хочет о ней думать и знать? М.б. это связано с общей тенденцией к "позитивному мышлению": "о хорошем думать, о хорошем говорить".. Но традиция фотографирования похорон ушла раньше, чем появились все эти "100 дней о хорошем" и т.п.
В русской традиции существовал императив: о смерти необходимо рассказывать и о смерти необходимо слушать. Рассказы о похоронах строятся обычно как развёртывание формулы «похоронили хорошо», чаще всего они с неё и начинаются (или ею заканчиваются). Смысловой диапазон формулы широк: правильное соблюдение ритуала; выбор хорошего места для погребения (рядом с родственниками, высокое, «песочек» и т.д.); обустройство могилы, даже погода во время похорон. «Похоронили хорошо» - значит, успели оповестить всех родных и близких; из дальних мест были присланы телеграммы о соболезновании; много народу пришло прощаться с покойником… И ещё один значимый момент, входящий в поле формулы и касающийся самого рассказывания - горе было «рассказано» и услышано.