Косоглазие
Помнится мне, что несколько раз натыкался в сети на бурные дискуссии по теме: а можно ли советские исправительные лагеря называть концлагерями? Слово "концлагерь", для бывших советских граждан имеет слишком устойчивый ассоциативный ряд. Миллионы замученных невинных людей, "фабрики смерти", германский нацизм, война за освобождение земли от коричневой чумы и т.д. На этом безусловном фоне, советский лагерь выглядел довольно пристойно, как место трудового перевоспитания, и не иначе. Ничего похожего на "концетрационный" и близко не стояло...
Сколько же яда, жёлчи и уксуса, породили эти, с позволения сказать, споры...
Сегодня продолжал свои подвальные поиски. И обнаружил прелюбопытнейшую книженцию. "Судебно-психиатрические очерки" за авторством В.И.Краснушкина, Москва, Издание М. и С. Сабашниковых, 1926-й год. Книга состоит из череды описаний клинических случаев, связанных с уголовными эксцессами конца десятых, начала двадцатых годов. Раскрываю страницу наугад и первое, на что падает взгляд... внизу на фото я выделил эту строчку красным.
Вот за что люблю большевиков первого десятилетия после Октябрьского переворота 17-го года, так это за то, что они прямо называли вещи своими именами, и ничего не боялись. Революцию называли переворотом, концлагерь именовали концлагерем, отпускали совграждан покататься по заграницам, а в свободную продажу и библиотеки отпускали книги, с весьма "рискованным" для широкой публики содержанием, острым даже по нынешним продвинутым временам...
Сколько же яда, жёлчи и уксуса, породили эти, с позволения сказать, споры...
Сегодня продолжал свои подвальные поиски. И обнаружил прелюбопытнейшую книженцию. "Судебно-психиатрические очерки" за авторством В.И.Краснушкина, Москва, Издание М. и С. Сабашниковых, 1926-й год. Книга состоит из череды описаний клинических случаев, связанных с уголовными эксцессами конца десятых, начала двадцатых годов. Раскрываю страницу наугад и первое, на что падает взгляд... внизу на фото я выделил эту строчку красным.
Вот за что люблю большевиков первого десятилетия после Октябрьского переворота 17-го года, так это за то, что они прямо называли вещи своими именами, и ничего не боялись. Революцию называли переворотом, концлагерь именовали концлагерем, отпускали совграждан покататься по заграницам, а в свободную продажу и библиотеки отпускали книги, с весьма "рискованным" для широкой публики содержанием, острым даже по нынешним продвинутым временам...