Зацепился за С.Н.Кистерева - 2
В докладе о проблемах изучения жидкого гелия на общем собрании Академии наук СССР в 1940 г. П. Л. Капица говорил: «Развитие науки заключается в том, что в то время как правильно установленные факты остаются незыблемыми, теории постоянно изменяются, расширяются, совершенствуются и уточняются. В процессе этого развития мы неуклонно приближаемся к истинной картине окружающей нас природы, понимание которой необходимо для того, чтобы все более полно овладевать и управлять этой природой. Наиболее мощные толчки в развитии теории мы наблюдаем тогда, когда удается найти неожиданные экспериментальные факты, которые противоречат установившимся взглядам. Если такие противоречия удается довести до большой степени остроты, то теория должна измениться и, следовательно, развиться». /#кругзамкнулся - см. коммы под предпостом
Сходным образом смотрел на научный прогресс биолог А. А. Любищев, в будущем активный противник афер Т. Д. Лысенко. «Наука, - писал он в 1925 г., то есть задолго до Капицы, хотя и сам вряд ли был полностью оригинален, - не двигается путем накопления окончательно установленных истин, а путем смены теорий, приводящих старые комплексы фактов в новую систему; при таких перестройках всегда имеет место переоценка не только теорий, но и фактов, которые устаревают в такой же мере, как и теории: факты, считавшиеся интересными, перестают быть таковыми и забываются, на смену им выдвигаются другие, остававшиеся в тени.» (Любищев А. А. О природе наследственных факторов (Критическое исследование). Пермь, 1925. С. 18). /это и есть наука - проведение истины, а не фальсифицируемость её по Попперу. В чем польза от того, что я докажу возможность фальсифицирования тезиса о том, что 2+2=4 тем, что оное будет неверно, если однажды станет пять? Позитивные учёные ищут подтверждения истины, и таким образом прибегают к доказательству от обратного, а не возводят фальсифицируемость.в некий абсолют, как продвигают фальсификаторы науки буржуи-западники-попперианцы/
* Разумеется, может смущать то обстоятельство, что, в изложении П. Л. Капицы, в процессе исследования природных явлений факты добываются в результате постановки эксперимента.41 Часто именно это становилось камнем преткновения и для историков. К примеру, Я. С. Лурье сокрушался: «Конечно, история не „точная наука", доказательства в ней не могут быть такими строгими, как в математике или в науках, опирающихся на эксперимент».42 /Сказанное известно верно и для той же космологии.... Потому что та соприкасается с метафизикой - с тем, что мы когда не узнаем - начала, - но можем о том задумываться?/
«Известно, что историку, в отличие от естествоиспытателя, не дано экспериментальным путем восстановить описываемые факты. Можно и должно восстановить лишь правильное, объективное представление об исторических фактах. Историк, не имея возможности экспериментальным путем воссоздать историческое явление, а следовательно, проверить абсолютную точность его определения и описания, и не обладая обычно знанием всех фактов, относящихся к этому явлению, а лишь фрагментами таких знаний, вынужден прибегать к приему исторической реконструкции, должен дорисовать в своем сознании затененные стороны и взаимосвязи изучаемых им явлений».44
Шмидт С. О. Современные проблемы источниковедения // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969. С. 44.
На примере Я. С. Лурье и С. О. Шмидта можно наблюдать безудержную веру историков в доказательность эксперимента в сфере исследований их коллег-естественников. Видимо, им осталось неизвестным, что еще Д. И. #Менделеев, предсказавший открытие химического элемента галлия, на основе своих теоретических умозаключений заставил экспериментатора Л. Де Буабодрана, практически обнаружившего галлий с помощью спектрального анализа, неоднократно повторить опыты и в конце концов принять собственные выводы об атомном числе открытого элемента (Кедров Б. М. Проблемы логики и методологии науки. С. 119-120). Не стараясь или не имея возможности самостоятельно провести эксперимент, Менделеев, пользуясь теми же средствами, которые доступны и историкам, оказался ближе к истине, чем его оппонент. /круто... Сила научной проницательности
Впрочем, и естествоиспытатель, прибегая к эксперименту, не восстанавливает факт, а провоцирует новый, оригинальный, если опыт производится впервые, и в большей или меньшей степени совпадающий с имевшим место ранее, коль речь идет о проверке когда-то полученных результатов.47 /Воот, молодца. На это и фальсификатор Поппер давил.
48 «Как правило, - писал современник П. Л. Капицы, - экспериментатор имеет дело с изъятыми из реального процесса жизнедеятельности структурами и отдельными звеньями этого процесса. В этом смысле можно говорить о том, что сегодня происходит накопление и описание фактов, причем фактов о моделях жизненно важных соединений. Моделирование столь глубоко пронизывает все направления молекулярно-биологического исследования, что подчас пропадает грань между моделью и оригиналом, т. е. „живущей" структурой, включенной в бесконечно многообразную сеть взаимодействий, прямых и опосредованных, не только внутри целостного организма, но и вне его. Такое отвлечение необходимо для точного знания основных определений структуры, но тем не менее это знание остается знанием модели» (Карпинская Р. С. Теория и эксперимент в биологии. С. 56). /см. выше про космологию.
* «В факте представлена, причем как непосредственно данное, сама действительность. Факт - это прежде всего дискретный кусок действительности, установленный человеком, познанный им. В силу этого в факте выступает абсолютная истина в рамках отдельного, дискретно взятого события, или вещи, или свойства и т. д. Дискретность факта дает возможность в этих условиях раскрыть не относительную, а именно абсолютную истину, которая остается вечной, неизменной, не зависящей от времени, места и обстоятельств. Разумеется, речь идет об установлении действительного факта, а не кажущегося, не искаженного нашим мнением. По этой причине факты в науке с самого начала остаются незыблемым ее фундаментом, исходным материалом для построения всего здания науки» (Кедров Б. М. Проблемы логики и методологии науки. С. 226). /2+2=4 сейчас, факт. Поппер: докажите, что так будет всегда. Интересно, что бы на это сказал Капица? Это подрывает вообще возможность установления закономерностей? Но они есть, что противоречит наблюдаемому опыту. Отвергать законы = страдать. Сама жизнь так учит/
46 Тем более, что история науки знает многочисленные примеры, когда естественники, пользуясь выражением С. О. Шмидта, вынуждены были «домысливать», чтобы получить какое-то объяснение наблюдаемому явлению. Подобное можно найти хотя бы в изложении И. М. Сеченова: «К сожалению, микроскоп, оказавший делу изучения животного тела столь великие услуги, оказывается бессильным именно при решении нашего вопроса: форму связи нервных клеток между собою он определить до сих пор не может. Поэтому в науке существование такой связи принимается не как доказанный факт, а как логическая необходимость. Вне межклеточной связи нельзя было бы в самом деле объяснить себе способа происхождения даже самого элементарного рефлекса» (Сеченов И. М. Избранные произведения. Т. 1. С. 34).
* Выступая в 1947 г. на физико-техническом факультете МГУ, П. Л. Капица говорил: «Сперва находится экспериментальный факт - опыт лежит в основе всякого физического исследования. Потом происходит его обработка. Таким образом, физика как бы делится на две части - экспериментальную физику и теоретическую обработку результатов. Конечно, это деление довольно искусственное. Всякий опыт всегда предпринимается с известными теоретическими взглядами и всякая теоретическая разработка издавна зиждется на определенных опытах. Но так принято, что ученые, которые больше склонны к экспериментальной работе, занимаются одной частью, а другие, склонные к математическому мышлению, занимаются теоретической физикой. И только благодаря тому, что разные специалисты занимаются этими вопросами, физика разделена на теоретическую и экспериментальную. Это деление искусственное. Обе области составляют одно целое. Экспериментатор должен быть теоретиком и всякий теоретик должен быть до известной степени экспериментато-ром».49
Р. С. Карпинская отмечала, что и «биология не составляет исключения в отношении той общей закономерности научного познания, что эксперимент вызывается к жизни определенным уровнем теоретического знания, отвечает на его запросы и имеет смысл лишь в контексте той или иной теоретической концепции».51
50 Полезно обратить внимание на свидетельство современника, близко знавшего П. Л. Капицу и хорошо знакомого с его методами работы: «Наиболее замечателен у Капицы - это сам его стиль исследования свойств вещества в тех экстремальных условиях, которые обеспечиваются созданной им аппаратурой Когда он наталкивается при этом на новые явления, он строит смелые гипотезы причин явления и начинает скрупулезно и всесторонне проверять эти гипотезы. Эксперимент - высший судья, значит надо приспособлять, изменять, строить дополнительную аппаратуру для острых опытов. . Однако разработка гипотез связана не только с экспериментом, но с их связью со всеми теоретическими знаниями, с конкретными математическими расчетами. Капица изучает заново нужные ему для его конкретных задач разделы теоретической физики и математики и быстрейшим образом применяет их творчески для усовершенствования своих гипотез и для анализа своих опытов. Он делает это столь оригинально, что нередко обогащает этим изучаемые им разделы теоретической физики и математики. Но главное, что из этих теоретических расчетов родятся идеи новых экспериментов для более глубокого проникновения в суть явлений, а результаты этих экспериментов вновь требуют теоретического анализа и новой аппаратуры для опытов и т. д.» (Семенов Н. Н. На переднем крае физики // Петр Леонидович Капица. Воспоминания. Письма. Документы. М., 1994. С. 225-227).
* 52 Рассуждая в 1956 г. о специфической области социальной истории, физик Л. де Бройль выразил свое, важное для историков представление: «Как и все остальные разделы истории, история наук имеет две стороны: „эрудицию" и „общие идеи". У историков эти две стороны соответствуют весьма различным складам ума и даже весьма различным знаниям. Эрудиция, вместе с терпеливыми исследованиями и кропотливым критическим анализом источников, необходима для установления подлинности исторических фактов и их строгой последовательности во времени. Но общие идеи также необходимы, поскольку они позволяют извлечь из истории выводы и уроки, придать ей подлинный интерес; простой перечень фактов такого интереса не представляет» (Де Бройль Л. По тропам науки. С. 300).
53 Интересно сказанное по поводу возникновения идеи эволюции в истории живых существ: «Идея эволюции в известной мере противоречила результатам повседневных наблюдений: поскольку она требует больших промежутков времени, она не может наблюдаться непосредственно, и для ее обоснования требуются косвенные свидетельства» (Юнкер Т., Хоссфельд У. Открытие эволюции. С. 30). Впоследствии проводившиеся эксперименты имели основанием главную идею. «Экспериментальное исследование причин и механизмов эволюционного процесса в последарвиновский период, - констатировала Р. С. Карпинская, - целиком направлялось опережающей ролью идей, выраженных в принципах дарвинизма» (Карпинская Р. С. Теория и эксперимент в биологии. С. 103).
Правда, приходится учитывать и еще одно обстоятельство. Исследователи в сфере социальной истории часто задаются вопросом, который здравомыслящему физику или химику, если они не сторонники телеологических учений, в голову не приходит. Историку свойственно интересоваться мотивами человеческих поступков, преследуемыми людьми целями, отчего он не может не спрашивать: зачем? Этот вопрос присущ исключительно исследованиям, направленным на объекты, обладающие сознанием, знающие или хотя бы ощущающие свои интересы. Стремление достичь цели выступает в качестве причины предпринимаемых действий, тогда как результат стараний - как следствие.54
* «Меняются отдельные люди на исторической сцене, и новые деятели бывают не похожи на старых, события тоже чередуются нередко совсем неожиданным образом, но интересы и традиции действующих общественных сил оказываются факторами очень постоянными, и это обстоятельство сообщает известное единство общему направлению внутренней истории каждой страны» (Кареев Н. Заметки о преподавании истории в средней школе. СПб., 1900. С. 12).
"Однако, можно думать, что и естествоиспытатель иной раз не принимает во внимание некоторых природных факторов, способных оказать большее или меньшее влияние на итоги относительно несложного физического эксперимента, например, не учитывает солнечной активности или радиационного фона в момент хода опыта, просто положения Земли относительно Солнца и многого другого, кажущегося ему несущественным именно в данной ситуации. Следовательно, повторение опыта и в этом случае не является тождественным процессом и представляет собой более или менее точную реконструкцию существовавшей ранее реальности.55 Проводимый же впервые, опыт создает искусственную реальность, которой до момента эксперимента могло и не существовать. Так или иначе, «естественник» конструирует или реконструирует действительность уже на начальном этапе своих исследований, если, конечно, он не ограничивается исключительно теоретизированием. Неполнота же учета фактов-обстоятельств является важнейшей причиной ошибок, причем как у «естественника», так и у историка или социолога.
55 Видимо, это понимал генетик Р. Гольдшмидт. «Характерным для Гольдш-мидта, - отмечала К. Б. Соколова, - является то, что он постоянно держит в поле своего внимания искусственность, вынужденность всех экспериментальных приемов, к которым приходится прибегать ради познания онтогенеза как целого, постоянно размышляет над тем, как от анализа перейти к синтезу, реконструкции процесса развития» (Соколова К. Б. Развитие феногенетики в первой половине XX века. С. 106).
В исследовательской практике натуралистов довольно часто встречаются и случаи сознательного ухода от учета полноты фактов, что не делает их выводы менее впечатляющими. К примеру, Мендель, изучая процесс наследственного перехода признаков у растений, из всего множества таких признаков выбрал семь пар, отличающихся «ясностью и определенностью». Значимость открытых им законов в итоге не подвергается сомнению, а особенность подхода в среде генетиков представляется как достоинство: «...Редукция организма к набору признаков была, конечно, грубым упрощением реальной биологической ситуации. Хотя именно этот редукционизм привел Менделя к возможности ответить на поставленный им вопрос, вряд ли труд Менделя стал бы основополагающим для будущей генетики, если бы не четкое осознание Менделем искусственного упрощения реальности в целях выяснения природы передачи признаков».56 Рассматривая в дальнейшем развитие исследований в данной области и возникновение «конфликта» между эмбриологами и генетиками, К. Б. Соколова справедливо писала: «.На каком-то этапе развития любую сложную „симфоническую" проблему необходимо разделить на составные части, отказаться от принципа целостности в пользу редукционизма, чтобы на новом этапе, обогатив представление о составных элементах проблемы их реальным конкретным содержанием, вернуться к этому целостному пониманию. В какой-то особый, критический период развития научной проблемы наступает момент, когда такое вычленение составных компонентов просто необходимо, иначе происходит болезнь роста, патология развития».57
/глянул мимоходом в рв про С.Ф.Платонова: «Мне скоро 70 лет, а Вам тридцать, поэтому не я, а Вы доживёте до того дня, когда кулак свернёт Вам шею» (Платонов следователю А. А. Мосевичу, первая половина 1930)
- и подумалось, что перекрывать уравниловкой, как бы она не была иногда привлекательна, возможность инициативы для улучшения собственной жизни, будет преодолеваться последним, да?/
* Открыто лишая историю права именоваться областью науки, а фактически делая то же самое для целых направлений в сфере биологии, П. Л. Капица своими суждениями продемонстрировал широко распространенное отношение к физике как некоей идеальной науке, свойственное не только специалистам в этой дисциплине. Его «естественники» - те, кто ограничивает свои занятия так называемыми «точными науками». Причину таких суждений можно и следует видеть в присущих этим специалистам исключительной специализации, крайне поверхностном знакомстве с положением в иных отраслях знания и проистекающем из последнего предвзято-пренебрежительном отношении к тем областям познания, в которых сами они оставались дилетантами. При этом имеется немало примеров выступлений тех же математиков в далеко отлежащих от предмета их занятий сферах. Так, в частности, Флемминг Дженкинс еще в 1867 г. представил математическое опровержение взглядов Дарвина на наследственность,58 тогда как абсурдность его собственных построений была ясна из опубликованных в 1865 г. работ Менделя.59 Зато трудно привести пример внедрения дилетанта-историка в область физики или математики.
59 Правда, и естествоиспытатели обратили внимание на статьи Менделя лишь в 1881 г., а признали их значение в 1900 г. (Тимирязев К. А. Избранные сочинения в четырех томах. Т. 4. С. 379).
60 В связи с этим представляет интерес одно место в письме Н. М. Дружинина М. К. Рожковой 6 декабря 1967 г.: «Кстати, теперешний президент сам говорил нам, историкам: „если значение вашей науки не понимают, защищайте ее, - это ваша обязанность"» (Переписка Н. М. и Е. И. Дружининых с историками, литературоведами, писателями. С. 319). Президентом АН СССР тогда был М. С. Келдыш.
* «Путем логических построений, - заключал И. М. Сеченов, - можно действительно додуматься до новых истин (положительных знаний), но лишь при условии, если в основании их лежат как посылки к умозаключениям известные факты».63
/дочитал до раздела II #недочитанное https://cyberleninka.ru/article/n/istoriya-kak-nauka-v-vozzreniyah-p-l-kapitsy
Сходным образом смотрел на научный прогресс биолог А. А. Любищев, в будущем активный противник афер Т. Д. Лысенко. «Наука, - писал он в 1925 г., то есть задолго до Капицы, хотя и сам вряд ли был полностью оригинален, - не двигается путем накопления окончательно установленных истин, а путем смены теорий, приводящих старые комплексы фактов в новую систему; при таких перестройках всегда имеет место переоценка не только теорий, но и фактов, которые устаревают в такой же мере, как и теории: факты, считавшиеся интересными, перестают быть таковыми и забываются, на смену им выдвигаются другие, остававшиеся в тени.» (Любищев А. А. О природе наследственных факторов (Критическое исследование). Пермь, 1925. С. 18). /это и есть наука - проведение истины, а не фальсифицируемость её по Попперу. В чем польза от того, что я докажу возможность фальсифицирования тезиса о том, что 2+2=4 тем, что оное будет неверно, если однажды станет пять? Позитивные учёные ищут подтверждения истины, и таким образом прибегают к доказательству от обратного, а не возводят фальсифицируемость.в некий абсолют, как продвигают фальсификаторы науки буржуи-западники-попперианцы/
* Разумеется, может смущать то обстоятельство, что, в изложении П. Л. Капицы, в процессе исследования природных явлений факты добываются в результате постановки эксперимента.41 Часто именно это становилось камнем преткновения и для историков. К примеру, Я. С. Лурье сокрушался: «Конечно, история не „точная наука", доказательства в ней не могут быть такими строгими, как в математике или в науках, опирающихся на эксперимент».42 /Сказанное известно верно и для той же космологии.... Потому что та соприкасается с метафизикой - с тем, что мы когда не узнаем - начала, - но можем о том задумываться?/
«Известно, что историку, в отличие от естествоиспытателя, не дано экспериментальным путем восстановить описываемые факты. Можно и должно восстановить лишь правильное, объективное представление об исторических фактах. Историк, не имея возможности экспериментальным путем воссоздать историческое явление, а следовательно, проверить абсолютную точность его определения и описания, и не обладая обычно знанием всех фактов, относящихся к этому явлению, а лишь фрагментами таких знаний, вынужден прибегать к приему исторической реконструкции, должен дорисовать в своем сознании затененные стороны и взаимосвязи изучаемых им явлений».44
Шмидт С. О. Современные проблемы источниковедения // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969. С. 44.
На примере Я. С. Лурье и С. О. Шмидта можно наблюдать безудержную веру историков в доказательность эксперимента в сфере исследований их коллег-естественников. Видимо, им осталось неизвестным, что еще Д. И. #Менделеев, предсказавший открытие химического элемента галлия, на основе своих теоретических умозаключений заставил экспериментатора Л. Де Буабодрана, практически обнаружившего галлий с помощью спектрального анализа, неоднократно повторить опыты и в конце концов принять собственные выводы об атомном числе открытого элемента (Кедров Б. М. Проблемы логики и методологии науки. С. 119-120). Не стараясь или не имея возможности самостоятельно провести эксперимент, Менделеев, пользуясь теми же средствами, которые доступны и историкам, оказался ближе к истине, чем его оппонент. /круто... Сила научной проницательности
Впрочем, и естествоиспытатель, прибегая к эксперименту, не восстанавливает факт, а провоцирует новый, оригинальный, если опыт производится впервые, и в большей или меньшей степени совпадающий с имевшим место ранее, коль речь идет о проверке когда-то полученных результатов.47 /Воот, молодца. На это и фальсификатор Поппер давил.
48 «Как правило, - писал современник П. Л. Капицы, - экспериментатор имеет дело с изъятыми из реального процесса жизнедеятельности структурами и отдельными звеньями этого процесса. В этом смысле можно говорить о том, что сегодня происходит накопление и описание фактов, причем фактов о моделях жизненно важных соединений. Моделирование столь глубоко пронизывает все направления молекулярно-биологического исследования, что подчас пропадает грань между моделью и оригиналом, т. е. „живущей" структурой, включенной в бесконечно многообразную сеть взаимодействий, прямых и опосредованных, не только внутри целостного организма, но и вне его. Такое отвлечение необходимо для точного знания основных определений структуры, но тем не менее это знание остается знанием модели» (Карпинская Р. С. Теория и эксперимент в биологии. С. 56). /см. выше про космологию.
* «В факте представлена, причем как непосредственно данное, сама действительность. Факт - это прежде всего дискретный кусок действительности, установленный человеком, познанный им. В силу этого в факте выступает абсолютная истина в рамках отдельного, дискретно взятого события, или вещи, или свойства и т. д. Дискретность факта дает возможность в этих условиях раскрыть не относительную, а именно абсолютную истину, которая остается вечной, неизменной, не зависящей от времени, места и обстоятельств. Разумеется, речь идет об установлении действительного факта, а не кажущегося, не искаженного нашим мнением. По этой причине факты в науке с самого начала остаются незыблемым ее фундаментом, исходным материалом для построения всего здания науки» (Кедров Б. М. Проблемы логики и методологии науки. С. 226). /2+2=4 сейчас, факт. Поппер: докажите, что так будет всегда. Интересно, что бы на это сказал Капица? Это подрывает вообще возможность установления закономерностей? Но они есть, что противоречит наблюдаемому опыту. Отвергать законы = страдать. Сама жизнь так учит/
46 Тем более, что история науки знает многочисленные примеры, когда естественники, пользуясь выражением С. О. Шмидта, вынуждены были «домысливать», чтобы получить какое-то объяснение наблюдаемому явлению. Подобное можно найти хотя бы в изложении И. М. Сеченова: «К сожалению, микроскоп, оказавший делу изучения животного тела столь великие услуги, оказывается бессильным именно при решении нашего вопроса: форму связи нервных клеток между собою он определить до сих пор не может. Поэтому в науке существование такой связи принимается не как доказанный факт, а как логическая необходимость. Вне межклеточной связи нельзя было бы в самом деле объяснить себе способа происхождения даже самого элементарного рефлекса» (Сеченов И. М. Избранные произведения. Т. 1. С. 34).
* Выступая в 1947 г. на физико-техническом факультете МГУ, П. Л. Капица говорил: «Сперва находится экспериментальный факт - опыт лежит в основе всякого физического исследования. Потом происходит его обработка. Таким образом, физика как бы делится на две части - экспериментальную физику и теоретическую обработку результатов. Конечно, это деление довольно искусственное. Всякий опыт всегда предпринимается с известными теоретическими взглядами и всякая теоретическая разработка издавна зиждется на определенных опытах. Но так принято, что ученые, которые больше склонны к экспериментальной работе, занимаются одной частью, а другие, склонные к математическому мышлению, занимаются теоретической физикой. И только благодаря тому, что разные специалисты занимаются этими вопросами, физика разделена на теоретическую и экспериментальную. Это деление искусственное. Обе области составляют одно целое. Экспериментатор должен быть теоретиком и всякий теоретик должен быть до известной степени экспериментато-ром».49
Р. С. Карпинская отмечала, что и «биология не составляет исключения в отношении той общей закономерности научного познания, что эксперимент вызывается к жизни определенным уровнем теоретического знания, отвечает на его запросы и имеет смысл лишь в контексте той или иной теоретической концепции».51
50 Полезно обратить внимание на свидетельство современника, близко знавшего П. Л. Капицу и хорошо знакомого с его методами работы: «Наиболее замечателен у Капицы - это сам его стиль исследования свойств вещества в тех экстремальных условиях, которые обеспечиваются созданной им аппаратурой Когда он наталкивается при этом на новые явления, он строит смелые гипотезы причин явления и начинает скрупулезно и всесторонне проверять эти гипотезы. Эксперимент - высший судья, значит надо приспособлять, изменять, строить дополнительную аппаратуру для острых опытов. . Однако разработка гипотез связана не только с экспериментом, но с их связью со всеми теоретическими знаниями, с конкретными математическими расчетами. Капица изучает заново нужные ему для его конкретных задач разделы теоретической физики и математики и быстрейшим образом применяет их творчески для усовершенствования своих гипотез и для анализа своих опытов. Он делает это столь оригинально, что нередко обогащает этим изучаемые им разделы теоретической физики и математики. Но главное, что из этих теоретических расчетов родятся идеи новых экспериментов для более глубокого проникновения в суть явлений, а результаты этих экспериментов вновь требуют теоретического анализа и новой аппаратуры для опытов и т. д.» (Семенов Н. Н. На переднем крае физики // Петр Леонидович Капица. Воспоминания. Письма. Документы. М., 1994. С. 225-227).
* 52 Рассуждая в 1956 г. о специфической области социальной истории, физик Л. де Бройль выразил свое, важное для историков представление: «Как и все остальные разделы истории, история наук имеет две стороны: „эрудицию" и „общие идеи". У историков эти две стороны соответствуют весьма различным складам ума и даже весьма различным знаниям. Эрудиция, вместе с терпеливыми исследованиями и кропотливым критическим анализом источников, необходима для установления подлинности исторических фактов и их строгой последовательности во времени. Но общие идеи также необходимы, поскольку они позволяют извлечь из истории выводы и уроки, придать ей подлинный интерес; простой перечень фактов такого интереса не представляет» (Де Бройль Л. По тропам науки. С. 300).
53 Интересно сказанное по поводу возникновения идеи эволюции в истории живых существ: «Идея эволюции в известной мере противоречила результатам повседневных наблюдений: поскольку она требует больших промежутков времени, она не может наблюдаться непосредственно, и для ее обоснования требуются косвенные свидетельства» (Юнкер Т., Хоссфельд У. Открытие эволюции. С. 30). Впоследствии проводившиеся эксперименты имели основанием главную идею. «Экспериментальное исследование причин и механизмов эволюционного процесса в последарвиновский период, - констатировала Р. С. Карпинская, - целиком направлялось опережающей ролью идей, выраженных в принципах дарвинизма» (Карпинская Р. С. Теория и эксперимент в биологии. С. 103).
Правда, приходится учитывать и еще одно обстоятельство. Исследователи в сфере социальной истории часто задаются вопросом, который здравомыслящему физику или химику, если они не сторонники телеологических учений, в голову не приходит. Историку свойственно интересоваться мотивами человеческих поступков, преследуемыми людьми целями, отчего он не может не спрашивать: зачем? Этот вопрос присущ исключительно исследованиям, направленным на объекты, обладающие сознанием, знающие или хотя бы ощущающие свои интересы. Стремление достичь цели выступает в качестве причины предпринимаемых действий, тогда как результат стараний - как следствие.54
* «Меняются отдельные люди на исторической сцене, и новые деятели бывают не похожи на старых, события тоже чередуются нередко совсем неожиданным образом, но интересы и традиции действующих общественных сил оказываются факторами очень постоянными, и это обстоятельство сообщает известное единство общему направлению внутренней истории каждой страны» (Кареев Н. Заметки о преподавании истории в средней школе. СПб., 1900. С. 12).
"Однако, можно думать, что и естествоиспытатель иной раз не принимает во внимание некоторых природных факторов, способных оказать большее или меньшее влияние на итоги относительно несложного физического эксперимента, например, не учитывает солнечной активности или радиационного фона в момент хода опыта, просто положения Земли относительно Солнца и многого другого, кажущегося ему несущественным именно в данной ситуации. Следовательно, повторение опыта и в этом случае не является тождественным процессом и представляет собой более или менее точную реконструкцию существовавшей ранее реальности.55 Проводимый же впервые, опыт создает искусственную реальность, которой до момента эксперимента могло и не существовать. Так или иначе, «естественник» конструирует или реконструирует действительность уже на начальном этапе своих исследований, если, конечно, он не ограничивается исключительно теоретизированием. Неполнота же учета фактов-обстоятельств является важнейшей причиной ошибок, причем как у «естественника», так и у историка или социолога.
55 Видимо, это понимал генетик Р. Гольдшмидт. «Характерным для Гольдш-мидта, - отмечала К. Б. Соколова, - является то, что он постоянно держит в поле своего внимания искусственность, вынужденность всех экспериментальных приемов, к которым приходится прибегать ради познания онтогенеза как целого, постоянно размышляет над тем, как от анализа перейти к синтезу, реконструкции процесса развития» (Соколова К. Б. Развитие феногенетики в первой половине XX века. С. 106).
В исследовательской практике натуралистов довольно часто встречаются и случаи сознательного ухода от учета полноты фактов, что не делает их выводы менее впечатляющими. К примеру, Мендель, изучая процесс наследственного перехода признаков у растений, из всего множества таких признаков выбрал семь пар, отличающихся «ясностью и определенностью». Значимость открытых им законов в итоге не подвергается сомнению, а особенность подхода в среде генетиков представляется как достоинство: «...Редукция организма к набору признаков была, конечно, грубым упрощением реальной биологической ситуации. Хотя именно этот редукционизм привел Менделя к возможности ответить на поставленный им вопрос, вряд ли труд Менделя стал бы основополагающим для будущей генетики, если бы не четкое осознание Менделем искусственного упрощения реальности в целях выяснения природы передачи признаков».56 Рассматривая в дальнейшем развитие исследований в данной области и возникновение «конфликта» между эмбриологами и генетиками, К. Б. Соколова справедливо писала: «.На каком-то этапе развития любую сложную „симфоническую" проблему необходимо разделить на составные части, отказаться от принципа целостности в пользу редукционизма, чтобы на новом этапе, обогатив представление о составных элементах проблемы их реальным конкретным содержанием, вернуться к этому целостному пониманию. В какой-то особый, критический период развития научной проблемы наступает момент, когда такое вычленение составных компонентов просто необходимо, иначе происходит болезнь роста, патология развития».57
/глянул мимоходом в рв про С.Ф.Платонова: «Мне скоро 70 лет, а Вам тридцать, поэтому не я, а Вы доживёте до того дня, когда кулак свернёт Вам шею» (Платонов следователю А. А. Мосевичу, первая половина 1930)
- и подумалось, что перекрывать уравниловкой, как бы она не была иногда привлекательна, возможность инициативы для улучшения собственной жизни, будет преодолеваться последним, да?/
* Открыто лишая историю права именоваться областью науки, а фактически делая то же самое для целых направлений в сфере биологии, П. Л. Капица своими суждениями продемонстрировал широко распространенное отношение к физике как некоей идеальной науке, свойственное не только специалистам в этой дисциплине. Его «естественники» - те, кто ограничивает свои занятия так называемыми «точными науками». Причину таких суждений можно и следует видеть в присущих этим специалистам исключительной специализации, крайне поверхностном знакомстве с положением в иных отраслях знания и проистекающем из последнего предвзято-пренебрежительном отношении к тем областям познания, в которых сами они оставались дилетантами. При этом имеется немало примеров выступлений тех же математиков в далеко отлежащих от предмета их занятий сферах. Так, в частности, Флемминг Дженкинс еще в 1867 г. представил математическое опровержение взглядов Дарвина на наследственность,58 тогда как абсурдность его собственных построений была ясна из опубликованных в 1865 г. работ Менделя.59 Зато трудно привести пример внедрения дилетанта-историка в область физики или математики.
59 Правда, и естествоиспытатели обратили внимание на статьи Менделя лишь в 1881 г., а признали их значение в 1900 г. (Тимирязев К. А. Избранные сочинения в четырех томах. Т. 4. С. 379).
60 В связи с этим представляет интерес одно место в письме Н. М. Дружинина М. К. Рожковой 6 декабря 1967 г.: «Кстати, теперешний президент сам говорил нам, историкам: „если значение вашей науки не понимают, защищайте ее, - это ваша обязанность"» (Переписка Н. М. и Е. И. Дружининых с историками, литературоведами, писателями. С. 319). Президентом АН СССР тогда был М. С. Келдыш.
* «Путем логических построений, - заключал И. М. Сеченов, - можно действительно додуматься до новых истин (положительных знаний), но лишь при условии, если в основании их лежат как посылки к умозаключениям известные факты».63
/дочитал до раздела II #недочитанное https://cyberleninka.ru/article/n/istoriya-kak-nauka-v-vozzreniyah-p-l-kapitsy