Медовичев, Война и античное общество (1)
/Какой-то дельный автор из ИНИОН/
История античного мира оставляет мало сомнений в исключительно важной роли войны и военной экспансии как явления, оказывавшего наиболее комплексное воздействие на греческое и римское общество, во многом определявшего социальный облик, экономику, политическую структуру, идеологию и культуру греческих полисов, эллинистических монархий, Римской республики и Римской империи. Античными
мыслителями война рассматривалась как естественный и законный способ приобретения собственности, может быть, более естественный и,
несомненно, более благородный, чем торговля. Война считалась также
разновидностью охоты, которая, в свою очередь, трактовалась как отрасль военного искусства. А это предполагало, что, как писал Аристотель, «охотиться следует как на диких животных, так и на тех людей,
которые, будучи от природы предназначенными к подчинению, не желают подчиняться; такая война по природе своей справедлива», - полагал
греческий философ («Политика», I, 1256b). Соответственно, господство
эллинов над варварами (т.е. над всеми негреками) считалось также справедливым, поскольку варвар и раб в сознании греков были по природе
своей понятиями тождественными («Политика», I, 1252a).
Как показывает е Т.Рилл, изначальной целью греческой экспансии в
Средиземноморье и Причерноморье были не столько торговля или обретение новых, пригодных для земледелия земель, сколько заурядный грабеж прибрежных территорий, получивший систематический характер.
При этом люди, «варвары», служили главным объектом захвата во время
пиратских рейдов эллинских мореходов, а первые колониальные поселения («апойкии») были по сути преимущественно лагерями пиратов, базами для их набегов в глубь территории и грабежа на море. Т.Рилл доказывает, что война («труд копьем») была в греческом мире своеобразным
«способом производства», игравшим важную роль в обеспечении жизнеспособности древнегреческого общества в период формирования полисов. Сам по себе этот вывод автора, разумеется, не является каким-то
новым открытием. В отечественной историографии уже давно подчеркивался тот факт, что без притока извне материальных ценностей и людских ресурсов, которые давала война, античная экономика в принципе не могла нормально функционировать (см., например, 5, с. 155). Однако Т.Рилл, как
кажется, справедливо указала на те мотивы Великой греческой колонизации, которым прежде не уделялось должного внимания.
Структурообразующая роль войны в греко-римском мире обнаруживается уже при анализе базовой модели античного государства - греческого
полиса и его западного аналога, римско-италийской civitas, представлявших
собой (в идеале) локализованную в городе и по-военному организованную
общину граждан - земельных собственников, которая выступала в роли правящей корпорации
При этом собственность граждан на землю и рабов была гарантирована самим существованием полиса как общины, а
сохранение последней, в свою очередь, было гарантировано прибавочным трудом членов общины в форме военной службы
Этим объясняется отчетливо выраженный милитаризированный
характер полиса, проявляющийся, прежде всего, в тесной взаимосвязи,
даже совпадении, его политической и военной организации, т.е. совпадении (в принципе) коллектива земельных собственников, народного собрания как высшего органа власти полиса и военного ополчения граждан
Соответственно, война для такой общины, как справедливо
отмечал в свое время К.Маркс, была «той важной общей задачей, той
большой совместной работой, которая требуется либо для того, чтобы
захватить объективные условия существования, либо для того, чтобы
захват этот защитить и увековечить»
При столь тесной интеграции в античном полисе военной сферы и
сферы социально-политической изменения в одной из них неизбежно
приводили к более или менее существенной трансформации всей структуры. При этом война, как фактор крайне динамичный по своей природе, стимулируя перемены в военной организации полиса, тем самым инспирировала перестройку остальных элементов системы. Эту взаимосвязь,
как и приоритет в ней военной сферы, уловил еще Аристотель - один из
ведущих теоретиков полиса среди античных мыслителей. Так, форма
политического строя в греческих государствах, по его мнению, обычно
была обусловлена характером главной военной силы этих государств
(«Политика», IV, 1297b). Соответственно, господство аристократии в
Греции в период ранней архаики он объяснял преобладанием на полях
сражений конницы. Тогда как в дальнейшем рост значения тяжеловооруженной пехоты повлек за собой участие в государственном управлении
большего числа граждан и установление первичной формы демократии
(или «политии», по терминологии самого Аристотеля)
Вслед за Аристотелем многие современные исследователи также
связывают процесс демократизации в Греции с радикальным переворотом в военном деле в VII-VI вв. до н.э., с созданием фаланги гоплитов.
Фаланга, представлявшая собой тесно сомкнутый строй воинов в унифицированном вооружении, подчиненных общей дисциплине, не допускала каких-либо самостоятельных действий или проявлений доблести
вне рамок коллективных усилий. По существу, она была единой «боевой
машиной», а каждый отдельный гоплит - лишь одним из ее механизмов,
к тому же легко заменимым. Поэтому в науке фаланга часто рассматривается как наиболее адекватное отражение в военной сфере классической модели греческого полиса. Подчеркивается также тесная взаимосвязь возникновения и развития обоих феноменов
Возникновение около середины V в. до н.э. режима так
называемой радикальной (или «крайней», по терминологии Аристотеля)
демократии обычно связывают с созданием самого мощного в Греции
военного флота, который стал главным инструментом имперской гегемонии Афин. Поскольку экипажи боевых кораблей - триер формировались
из беднейших слоев граждан, то повышение их военной роли обусловило
и рост политического влияния.
Все расходы на проведение военных кампаний несли богатые граждане, тогда как масса народа пользовалась всеми плодами афинской гегемонии над едва ли не половиной
греческого мира. Разумеется, высшие классы также имели некоторые
выгоды, хотя бы в том плане, что поступление огромных доходов извне в
виде так называемого «фороса» - дани, выплачиваемой афинскими
«союзниками», - сдерживало финансовые претензии демоса к своей богатой элите. Утрата этих доходов после поражения Афин в Пелопоннесской войне (431-404 гг. до н.э.) и распада их «империи» означала рост
бремени военных расходов для богатых афинян, за счет которых в IV в.
до н.э. и осуществлялось главным образом финансирование военных
экспедиций, а следовательно, и выплата жалования их участникам. Таким образом, война в демократических Афинах, как считает П.Миллетт, служила важным инструментом перераспределения богатства внутри полиса. И именно этим, с его точки зрения, в значительной степени объясняется «пацифизм» части афинской
элиты в IV в. до н.э.
Пелопоннесская война справедливо считается переломным событием в греческой истории. И если она, возможно, не была причиной кризиса классического греческого полиса, то по крайней мере необычайно
ускорила его наступление. Сам кризис был теснейшим образом связан с
разложением традиционной военной организации полиса и в значительной мере был этим разложением обусловлен. Абсолютно интегрированная прежде триада качеств члена гражданского коллектива полиса -
гражданин, земледелец, воин - начала распадаться. В IV в. до н.э. война
все более становится сферой деятельности профессиональных воинов и
командиров, связь которых с полисом теперь выражается в зафиксированной соглашением сумме жалования. На смену гражданину-воину приходит воин-наемник. Соответственно, финансовый аспект войны приобретает весьма важное значение. Зависимость успеха боевых действий от
объема их финансирования в полной мере уже проявилась в годы Пелопоннесской войны, особенно на заключительном ее этапе, когда победа
Спарты была обеспечена главным образом благодаря массированной
финансовой помощи со стороны Персии, не менее спартанцев заинтересованной в уничтожении Афинской морской державы.
Пелопоннесская война со всеми ее особенностями была крайне разрушительна для самой природы полиса. Уже принятие афинянами в начале
войны стратегического плана Перикла означало сознательное принесение в жертву интересов афинских крестьян, имущество которых обрекалось на разграбление и уничтожение войсками пелопоннесцев. Вне зависимости от реальных объемов ущерба следствием реализации этой стратегии, как показала Л.Фоксхолл (см. реферат в данном сборнике), должен был стать раскол гражданского коллектива, т.е. той самой «правящей корпорации», от сплоченности которой зависело само существование полиса как полиса.
Примечательно, что Пелопоннесская война имела весьма негативные последствия не только для побежденных Афин, но и для победившей Спарты. Причем для последней они в конечном счете были даже
более катастрофичны, и, возможно, именно в силу того, что здесь степень интеграции военной и политической структур государства была
максимальной в греческом мире. Гражданин в Спарте был только воином, только как воин он мог быть гражданином. «Гоплитский класс» охватывал весь гражданский коллектив, который представлял собой абсолютно замкнутую, элитарную военную касту. А сама Спарта была, по
существу, военным лагерем на враждебной территории (см.: 3, с. 77,
119). Все структуры «общины равных» были направлены на подавление
подвластного илотского населения и на поддержание единства в собственной среде, которое достигалось путем тотальной регламентации и
унификации всего образа жизни. Экономической основой равенства
«равных» была система равных клеров - участков земли с приписанными к ним илотами. Впрочем, как теперь установлено, равенство спартиатов (в том числе экономическое) было скорее декларативным, чем фактическим
Пелопоннесская война и серия войн, которые Спарта почти непрерывно вела еще в течение более 30 лет за сохранение своей гегемонии
в Греции, по мнению Ст.Ходкинсона (см. реферат в данном сборнике), не
были причиной кризиса спартанского общества, неблагоприятные тенденции в развитии которого наметились еще задолго до этого. Однако
длительные внешние войны и борьба за создание «империи» крайне обострили кризисные явления. Они резко ускорили процесс концентрации
земельной собственности и, как следствие, сокращения числа полноправных граждан до уровня, несовместимого с безопасностью государства. В значительной степени, как показал Ст.Ходкинсон, это было результатом изменения самого характера войн. В зарубежных военных
кампаниях, в отличие от войн традиционного типа, как правило, принимала участие лишь небольшая группа знатных спартиатов, выполнявших
исключительно командирские функции и функции советников полководца, тогда как основной контингент воинов составляли освобожденные
илоты, но главным образом - союзники и наемники. Подавляющее
большинство граждан фактически было отстранено от военной службы.
Такая ситуация создавала последствия двоякого рода. С одной стороны,
снижение военной роли рядовых спартиатов делало их бесполезными в
глазах правящей элиты и с политической точки зрения. Утрата спартанским гражданином его основной функции девальвировала, таким образом, и его общественную ценность. С другой стороны, заморские походы,
командование гарнизонами в подчиненных Спарте греческих полисах,
участие в зарубежных посольствах и неформальных контактах с персидскими сатрапами привели к непомерному обогащению узкого круга знатных лиц. В их руках скопились огромные ценности, полученные в виде
военной добычи, за счет вымогательств, взяток, присвоения казенных
денег, о чем свидетельствуют все античные источники. Приобретенные
богатства в силу существовавшего в Спарте запрета на внешние проявления роскоши могли вкладываться только в расширение земельных
владений путем скупки (в скрытой форме) участков более бедных сограждан. Результатом этого процесса стал раскол прежде относительно монолитного сообщества на две неравные части: малочисленную праздную
элиту, владевшую всеми богатствами страны, и столь же праздную (в
силу невозможности заниматься каким-либо другим трудом, кроме военного), люмпенизированную массу полуграждан, так называемых гипомейонов («опустившихся»)
На фоне этих многочисленных и безуспешных попыток опыт создания великой средиземноморской державы республиканским Римом,
также государством полисного типа, выглядит действительно уникальным. Он вызывал удивление и восхищение современников, которые пытались найти объяснение этому казавшемуся им загадочным феномену.
Уже в середине II в. до н.э. грек Полибий, историк и, вместе с тем, военный и политический деятель Ахейского союза, предпринял написание
своего грандиозного труда - «Всеобщей истории» - с целью уяснить,
«каким образом и при каких общественных учреждениях почти весь известный мир подпал единой власти римлян в течение неполных пятидесяти лет» (I. 1.5). При этом он внимательно исследовал особенности государственного и военного устройства Рима, систему римского воспитания, религиозные установления, сопоставляя их с соответствующими
институтами других народов. Неоспоримое превосходство римлян Полибий обнаружил во всем, но особое одобрение у историка вызвали их государственный строй, а также исключительная способность перенимать
все лучшее из чужеземных учреждений и обычаев.
/В совр. исслед./ Подчеркиваются также исключительная по сравнению с греческими полисами открытость римского общества, его способность легко интегрировать различные этнокультурные элементы, сохраняя в то же время
свою идентичность.
Подобно всем греческим полисам, но, возможно, в гораздо большей степени, чем любой другой из них, Рим был прежде всего сообществом воинов. Но на протяжении большей части истории республики военная служба никогда не рассматривалась как привилегия или обязанность
какой-либо определенной социальной группы, а распространялась практически на всех граждан. Отражением этого крайне важного факта является так называемая центуриатная система организации гражданского
коллектива, введенная, согласно античной традиции, в середине VI в. до
н.э. предпоследним римским царем Сервием Туллием вместе с институтом ценза. В этой системе в полной мере воплотились принцип идентичности военной и политической организации полиса, а также приоритет
именно военной сферы.
По своему характеру и задачам центуриатная реформа в целом соответствовала аналогичным по типу преобразованиям в греческих полисах (например, реформам Солона и Клисфена в Афинах). Как считают
большинство исследователей, введение центуриатной организации преследовало главным образом, если не исключительно, военные цели
Цензовые «классы», таким образом,
были прежде всего классами воинов, вооружение которых и, следовательно, роль в сражении зависели от их имущественного разряда (см.:
18, с. 87, 219). Об этом же говорят и сами термины «класс» (classis), означающий «военный контингент», т.е. тех, кто созывался сигналом трубы
(classicum), а значит, и его подразделение - центурия (centuria), буквально
«сотня», (11, с. 149; 9, с. 184). /М.С. Вот он, настоящий класс тогда; тут еще ниже см./
Эта классификация граждан-солдат на имущественной основе одновременно служила политическим целям в качестве базовой структуры
народного собрания (comitia centuriata), а также выполняла фискальные
задачи в качестве системы, обеспечивающей сбор налога на имущество
(tributum). Во всех трех своих аспектах - военном, политическом и финансовом - центуриатная организация была воплощением принципа так
называемого «геометрического» или «пропорционального» равенства,
поскольку ставила объем прав и обязанностей граждан в прямо пропорциональное соотношение с размером их имущества (18, с. 57-58). С точки зрения античных теоретиков полиса, такой тип равенства имел неоспоримое преимущество по сравнению с простым «арифметическим» равенством, свойственным крайним демократиям /М.С. потому что стимулировал обогащение/
На практике это означало, что богатые
римляне не только несли большее финансовое бремя в пользу государства, но и гораздо чаще привлекались к военной службе, чем менее состоятельные, которые служили реже и по принципу ротации. Однако поскольку в центуриатных комициях голосование происходило по центуриям, а каждая из них имела один голос, то «дискриминация» богатых
компенсировалась их действительной монополией на высшие государственные должности и даже на принятие решений. Соответственно, бедняки, свободные от основных общественных обязанностей и финансовых
тягот, были лишены и политического влияния.
Большинство историков справедливо полагают, что в полном своем
объеме центуриатная система, как она описана античными авторами, относится к сравнительно позднему времени, к IV-III вв. до н.э., когда она уже
утратила непосредственную связь с военной организацией римской гражданской общины
Однако
исходная модель, скорее всего, такую связь имела. Об этом, по их мнению, свидетельствует тот факт, что даже во времена Катона Цензора
(т.е. во II в. до н.э.) термины classis и classici часто еще служили для обозначения граждан только первого класса, тогда как в более раннюю эпоху они, по-видимому, были единственными, кто носил такое название
собрание граждан
по центуриям на протяжении всей своей истории сохраняло черты, отражающие тот факт, что оно было, по существу, собранием вооруженного народа
К концу V в. до н.э. интенсивность военной деятельности Рима
резко возрастает. Опираясь на военные ресурсы Латинского союза, он
переходит в наступление на своих ближайших соседей, и первой крупной
жертвой его агрессии становится этрусский город-госу-дарство Вейи,
разрушенный в результате войны 406-396 гг. до н.э. Аннексия его территории сразу почти на 75% увеличила ager Romanus и явилась важным
фактором усиления римского военного потенциала
С точки зрения С.Окли (см. реферат в данном сборнике), осада Вейев ознаменовала существенную перемену самого характера римских войн.
Если военные кампании ранней республики были, по сути, как правило,
лишь грабительскими рейдами на территорию противника, предпринятыми чаще всего с целью отомстить за набег на римскую территорию, то
в IV в. до н.э. военные действия римлян приобретают все более систематический и профессиональный характер. В то же время захват земли и ее
последующая колонизация, по мнению С.Окли, становятся главными
мотивами римской экспансии.
/Дочитал до стр.17 http://inion.ru/site/assets/files/2511/2004_voina_i_antich.pdf
История античного мира оставляет мало сомнений в исключительно важной роли войны и военной экспансии как явления, оказывавшего наиболее комплексное воздействие на греческое и римское общество, во многом определявшего социальный облик, экономику, политическую структуру, идеологию и культуру греческих полисов, эллинистических монархий, Римской республики и Римской империи. Античными
мыслителями война рассматривалась как естественный и законный способ приобретения собственности, может быть, более естественный и,
несомненно, более благородный, чем торговля. Война считалась также
разновидностью охоты, которая, в свою очередь, трактовалась как отрасль военного искусства. А это предполагало, что, как писал Аристотель, «охотиться следует как на диких животных, так и на тех людей,
которые, будучи от природы предназначенными к подчинению, не желают подчиняться; такая война по природе своей справедлива», - полагал
греческий философ («Политика», I, 1256b). Соответственно, господство
эллинов над варварами (т.е. над всеми негреками) считалось также справедливым, поскольку варвар и раб в сознании греков были по природе
своей понятиями тождественными («Политика», I, 1252a).
Как показывает е Т.Рилл, изначальной целью греческой экспансии в
Средиземноморье и Причерноморье были не столько торговля или обретение новых, пригодных для земледелия земель, сколько заурядный грабеж прибрежных территорий, получивший систематический характер.
При этом люди, «варвары», служили главным объектом захвата во время
пиратских рейдов эллинских мореходов, а первые колониальные поселения («апойкии») были по сути преимущественно лагерями пиратов, базами для их набегов в глубь территории и грабежа на море. Т.Рилл доказывает, что война («труд копьем») была в греческом мире своеобразным
«способом производства», игравшим важную роль в обеспечении жизнеспособности древнегреческого общества в период формирования полисов. Сам по себе этот вывод автора, разумеется, не является каким-то
новым открытием. В отечественной историографии уже давно подчеркивался тот факт, что без притока извне материальных ценностей и людских ресурсов, которые давала война, античная экономика в принципе не могла нормально функционировать (см., например, 5, с. 155). Однако Т.Рилл, как
кажется, справедливо указала на те мотивы Великой греческой колонизации, которым прежде не уделялось должного внимания.
Структурообразующая роль войны в греко-римском мире обнаруживается уже при анализе базовой модели античного государства - греческого
полиса и его западного аналога, римско-италийской civitas, представлявших
собой (в идеале) локализованную в городе и по-военному организованную
общину граждан - земельных собственников, которая выступала в роли правящей корпорации
При этом собственность граждан на землю и рабов была гарантирована самим существованием полиса как общины, а
сохранение последней, в свою очередь, было гарантировано прибавочным трудом членов общины в форме военной службы
Этим объясняется отчетливо выраженный милитаризированный
характер полиса, проявляющийся, прежде всего, в тесной взаимосвязи,
даже совпадении, его политической и военной организации, т.е. совпадении (в принципе) коллектива земельных собственников, народного собрания как высшего органа власти полиса и военного ополчения граждан
Соответственно, война для такой общины, как справедливо
отмечал в свое время К.Маркс, была «той важной общей задачей, той
большой совместной работой, которая требуется либо для того, чтобы
захватить объективные условия существования, либо для того, чтобы
захват этот защитить и увековечить»
При столь тесной интеграции в античном полисе военной сферы и
сферы социально-политической изменения в одной из них неизбежно
приводили к более или менее существенной трансформации всей структуры. При этом война, как фактор крайне динамичный по своей природе, стимулируя перемены в военной организации полиса, тем самым инспирировала перестройку остальных элементов системы. Эту взаимосвязь,
как и приоритет в ней военной сферы, уловил еще Аристотель - один из
ведущих теоретиков полиса среди античных мыслителей. Так, форма
политического строя в греческих государствах, по его мнению, обычно
была обусловлена характером главной военной силы этих государств
(«Политика», IV, 1297b). Соответственно, господство аристократии в
Греции в период ранней архаики он объяснял преобладанием на полях
сражений конницы. Тогда как в дальнейшем рост значения тяжеловооруженной пехоты повлек за собой участие в государственном управлении
большего числа граждан и установление первичной формы демократии
(или «политии», по терминологии самого Аристотеля)
Вслед за Аристотелем многие современные исследователи также
связывают процесс демократизации в Греции с радикальным переворотом в военном деле в VII-VI вв. до н.э., с созданием фаланги гоплитов.
Фаланга, представлявшая собой тесно сомкнутый строй воинов в унифицированном вооружении, подчиненных общей дисциплине, не допускала каких-либо самостоятельных действий или проявлений доблести
вне рамок коллективных усилий. По существу, она была единой «боевой
машиной», а каждый отдельный гоплит - лишь одним из ее механизмов,
к тому же легко заменимым. Поэтому в науке фаланга часто рассматривается как наиболее адекватное отражение в военной сфере классической модели греческого полиса. Подчеркивается также тесная взаимосвязь возникновения и развития обоих феноменов
Возникновение около середины V в. до н.э. режима так
называемой радикальной (или «крайней», по терминологии Аристотеля)
демократии обычно связывают с созданием самого мощного в Греции
военного флота, который стал главным инструментом имперской гегемонии Афин. Поскольку экипажи боевых кораблей - триер формировались
из беднейших слоев граждан, то повышение их военной роли обусловило
и рост политического влияния.
Все расходы на проведение военных кампаний несли богатые граждане, тогда как масса народа пользовалась всеми плодами афинской гегемонии над едва ли не половиной
греческого мира. Разумеется, высшие классы также имели некоторые
выгоды, хотя бы в том плане, что поступление огромных доходов извне в
виде так называемого «фороса» - дани, выплачиваемой афинскими
«союзниками», - сдерживало финансовые претензии демоса к своей богатой элите. Утрата этих доходов после поражения Афин в Пелопоннесской войне (431-404 гг. до н.э.) и распада их «империи» означала рост
бремени военных расходов для богатых афинян, за счет которых в IV в.
до н.э. и осуществлялось главным образом финансирование военных
экспедиций, а следовательно, и выплата жалования их участникам. Таким образом, война в демократических Афинах, как считает П.Миллетт, служила важным инструментом перераспределения богатства внутри полиса. И именно этим, с его точки зрения, в значительной степени объясняется «пацифизм» части афинской
элиты в IV в. до н.э.
Пелопоннесская война справедливо считается переломным событием в греческой истории. И если она, возможно, не была причиной кризиса классического греческого полиса, то по крайней мере необычайно
ускорила его наступление. Сам кризис был теснейшим образом связан с
разложением традиционной военной организации полиса и в значительной мере был этим разложением обусловлен. Абсолютно интегрированная прежде триада качеств члена гражданского коллектива полиса -
гражданин, земледелец, воин - начала распадаться. В IV в. до н.э. война
все более становится сферой деятельности профессиональных воинов и
командиров, связь которых с полисом теперь выражается в зафиксированной соглашением сумме жалования. На смену гражданину-воину приходит воин-наемник. Соответственно, финансовый аспект войны приобретает весьма важное значение. Зависимость успеха боевых действий от
объема их финансирования в полной мере уже проявилась в годы Пелопоннесской войны, особенно на заключительном ее этапе, когда победа
Спарты была обеспечена главным образом благодаря массированной
финансовой помощи со стороны Персии, не менее спартанцев заинтересованной в уничтожении Афинской морской державы.
Пелопоннесская война со всеми ее особенностями была крайне разрушительна для самой природы полиса. Уже принятие афинянами в начале
войны стратегического плана Перикла означало сознательное принесение в жертву интересов афинских крестьян, имущество которых обрекалось на разграбление и уничтожение войсками пелопоннесцев. Вне зависимости от реальных объемов ущерба следствием реализации этой стратегии, как показала Л.Фоксхолл (см. реферат в данном сборнике), должен был стать раскол гражданского коллектива, т.е. той самой «правящей корпорации», от сплоченности которой зависело само существование полиса как полиса.
Примечательно, что Пелопоннесская война имела весьма негативные последствия не только для побежденных Афин, но и для победившей Спарты. Причем для последней они в конечном счете были даже
более катастрофичны, и, возможно, именно в силу того, что здесь степень интеграции военной и политической структур государства была
максимальной в греческом мире. Гражданин в Спарте был только воином, только как воин он мог быть гражданином. «Гоплитский класс» охватывал весь гражданский коллектив, который представлял собой абсолютно замкнутую, элитарную военную касту. А сама Спарта была, по
существу, военным лагерем на враждебной территории (см.: 3, с. 77,
119). Все структуры «общины равных» были направлены на подавление
подвластного илотского населения и на поддержание единства в собственной среде, которое достигалось путем тотальной регламентации и
унификации всего образа жизни. Экономической основой равенства
«равных» была система равных клеров - участков земли с приписанными к ним илотами. Впрочем, как теперь установлено, равенство спартиатов (в том числе экономическое) было скорее декларативным, чем фактическим
Пелопоннесская война и серия войн, которые Спарта почти непрерывно вела еще в течение более 30 лет за сохранение своей гегемонии
в Греции, по мнению Ст.Ходкинсона (см. реферат в данном сборнике), не
были причиной кризиса спартанского общества, неблагоприятные тенденции в развитии которого наметились еще задолго до этого. Однако
длительные внешние войны и борьба за создание «империи» крайне обострили кризисные явления. Они резко ускорили процесс концентрации
земельной собственности и, как следствие, сокращения числа полноправных граждан до уровня, несовместимого с безопасностью государства. В значительной степени, как показал Ст.Ходкинсон, это было результатом изменения самого характера войн. В зарубежных военных
кампаниях, в отличие от войн традиционного типа, как правило, принимала участие лишь небольшая группа знатных спартиатов, выполнявших
исключительно командирские функции и функции советников полководца, тогда как основной контингент воинов составляли освобожденные
илоты, но главным образом - союзники и наемники. Подавляющее
большинство граждан фактически было отстранено от военной службы.
Такая ситуация создавала последствия двоякого рода. С одной стороны,
снижение военной роли рядовых спартиатов делало их бесполезными в
глазах правящей элиты и с политической точки зрения. Утрата спартанским гражданином его основной функции девальвировала, таким образом, и его общественную ценность. С другой стороны, заморские походы,
командование гарнизонами в подчиненных Спарте греческих полисах,
участие в зарубежных посольствах и неформальных контактах с персидскими сатрапами привели к непомерному обогащению узкого круга знатных лиц. В их руках скопились огромные ценности, полученные в виде
военной добычи, за счет вымогательств, взяток, присвоения казенных
денег, о чем свидетельствуют все античные источники. Приобретенные
богатства в силу существовавшего в Спарте запрета на внешние проявления роскоши могли вкладываться только в расширение земельных
владений путем скупки (в скрытой форме) участков более бедных сограждан. Результатом этого процесса стал раскол прежде относительно монолитного сообщества на две неравные части: малочисленную праздную
элиту, владевшую всеми богатствами страны, и столь же праздную (в
силу невозможности заниматься каким-либо другим трудом, кроме военного), люмпенизированную массу полуграждан, так называемых гипомейонов («опустившихся»)
На фоне этих многочисленных и безуспешных попыток опыт создания великой средиземноморской державы республиканским Римом,
также государством полисного типа, выглядит действительно уникальным. Он вызывал удивление и восхищение современников, которые пытались найти объяснение этому казавшемуся им загадочным феномену.
Уже в середине II в. до н.э. грек Полибий, историк и, вместе с тем, военный и политический деятель Ахейского союза, предпринял написание
своего грандиозного труда - «Всеобщей истории» - с целью уяснить,
«каким образом и при каких общественных учреждениях почти весь известный мир подпал единой власти римлян в течение неполных пятидесяти лет» (I. 1.5). При этом он внимательно исследовал особенности государственного и военного устройства Рима, систему римского воспитания, религиозные установления, сопоставляя их с соответствующими
институтами других народов. Неоспоримое превосходство римлян Полибий обнаружил во всем, но особое одобрение у историка вызвали их государственный строй, а также исключительная способность перенимать
все лучшее из чужеземных учреждений и обычаев.
/В совр. исслед./ Подчеркиваются также исключительная по сравнению с греческими полисами открытость римского общества, его способность легко интегрировать различные этнокультурные элементы, сохраняя в то же время
свою идентичность.
Подобно всем греческим полисам, но, возможно, в гораздо большей степени, чем любой другой из них, Рим был прежде всего сообществом воинов. Но на протяжении большей части истории республики военная служба никогда не рассматривалась как привилегия или обязанность
какой-либо определенной социальной группы, а распространялась практически на всех граждан. Отражением этого крайне важного факта является так называемая центуриатная система организации гражданского
коллектива, введенная, согласно античной традиции, в середине VI в. до
н.э. предпоследним римским царем Сервием Туллием вместе с институтом ценза. В этой системе в полной мере воплотились принцип идентичности военной и политической организации полиса, а также приоритет
именно военной сферы.
По своему характеру и задачам центуриатная реформа в целом соответствовала аналогичным по типу преобразованиям в греческих полисах (например, реформам Солона и Клисфена в Афинах). Как считают
большинство исследователей, введение центуриатной организации преследовало главным образом, если не исключительно, военные цели
Цензовые «классы», таким образом,
были прежде всего классами воинов, вооружение которых и, следовательно, роль в сражении зависели от их имущественного разряда (см.:
18, с. 87, 219). Об этом же говорят и сами термины «класс» (classis), означающий «военный контингент», т.е. тех, кто созывался сигналом трубы
(classicum), а значит, и его подразделение - центурия (centuria), буквально
«сотня», (11, с. 149; 9, с. 184). /М.С. Вот он, настоящий класс тогда; тут еще ниже см./
Эта классификация граждан-солдат на имущественной основе одновременно служила политическим целям в качестве базовой структуры
народного собрания (comitia centuriata), а также выполняла фискальные
задачи в качестве системы, обеспечивающей сбор налога на имущество
(tributum). Во всех трех своих аспектах - военном, политическом и финансовом - центуриатная организация была воплощением принципа так
называемого «геометрического» или «пропорционального» равенства,
поскольку ставила объем прав и обязанностей граждан в прямо пропорциональное соотношение с размером их имущества (18, с. 57-58). С точки зрения античных теоретиков полиса, такой тип равенства имел неоспоримое преимущество по сравнению с простым «арифметическим» равенством, свойственным крайним демократиям /М.С. потому что стимулировал обогащение/
На практике это означало, что богатые
римляне не только несли большее финансовое бремя в пользу государства, но и гораздо чаще привлекались к военной службе, чем менее состоятельные, которые служили реже и по принципу ротации. Однако поскольку в центуриатных комициях голосование происходило по центуриям, а каждая из них имела один голос, то «дискриминация» богатых
компенсировалась их действительной монополией на высшие государственные должности и даже на принятие решений. Соответственно, бедняки, свободные от основных общественных обязанностей и финансовых
тягот, были лишены и политического влияния.
Большинство историков справедливо полагают, что в полном своем
объеме центуриатная система, как она описана античными авторами, относится к сравнительно позднему времени, к IV-III вв. до н.э., когда она уже
утратила непосредственную связь с военной организацией римской гражданской общины
Однако
исходная модель, скорее всего, такую связь имела. Об этом, по их мнению, свидетельствует тот факт, что даже во времена Катона Цензора
(т.е. во II в. до н.э.) термины classis и classici часто еще служили для обозначения граждан только первого класса, тогда как в более раннюю эпоху они, по-видимому, были единственными, кто носил такое название
собрание граждан
по центуриям на протяжении всей своей истории сохраняло черты, отражающие тот факт, что оно было, по существу, собранием вооруженного народа
К концу V в. до н.э. интенсивность военной деятельности Рима
резко возрастает. Опираясь на военные ресурсы Латинского союза, он
переходит в наступление на своих ближайших соседей, и первой крупной
жертвой его агрессии становится этрусский город-госу-дарство Вейи,
разрушенный в результате войны 406-396 гг. до н.э. Аннексия его территории сразу почти на 75% увеличила ager Romanus и явилась важным
фактором усиления римского военного потенциала
С точки зрения С.Окли (см. реферат в данном сборнике), осада Вейев ознаменовала существенную перемену самого характера римских войн.
Если военные кампании ранней республики были, по сути, как правило,
лишь грабительскими рейдами на территорию противника, предпринятыми чаще всего с целью отомстить за набег на римскую территорию, то
в IV в. до н.э. военные действия римлян приобретают все более систематический и профессиональный характер. В то же время захват земли и ее
последующая колонизация, по мнению С.Окли, становятся главными
мотивами римской экспансии.
/Дочитал до стр.17 http://inion.ru/site/assets/files/2511/2004_voina_i_antich.pdf