Ю.А. Слатов. Моя война. Глава двенадцатая.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Мимо меня по коридору прошёл майор. Сразу бросились в глаза его тонкие усики над верхней губой. В сочетании с солнцезащитными очками и полевой фуражкой без, растягивающей поля, пружины, они производили впечатление, что их хозяин - пижон. Или любит фильмы про гангстеров. Или хочет нравиться женщинам. Майор кивнул то ли мне, то ли Серёге, постучался и прошёл в кабинет. Оттуда сразу раздался добрый смех, приветливый разговор. Через несколько минут из кабинета вышли все, кто там был - подполковник и два майора.
- Фадеев! Это замполит батальона - майор Силин! Твой непосредственный начальник. Он за тобой.
Я попытался в очередной раз представиться по уставу, но майор криво усмехнулся и перебил меня:
- Забирай вещи и иди на стоянку. Там увидишь КамАЗ с номером «46-11». Грузись. Я сейчас подойду.
Ещё раз, увидев большой палец от Серёги, мол, повезло тебе неслыханно, лейтенант, я потащил свои чемоданы через штабной двор. Сержант, водитель КамАЗа, помог мне закинуть их в кузов. Когда я полез за ними через высокий борт грузовика, боец дружелюбно остановил меня словами:
- Товарищ лейтенант! Зачем в кузов? Садитесь в кабину!
- А замполит батальона?
- А что замполит? Три места. Всем хватит.
- Спасибо!
Но, на всякий случай, я остался на земле. Кто его знает, как начальник решит. Майор Силин, молча открыв дверь кабины, показал мне рукой - залезай!
«Какой- то неразговорчивый замполит попался» - думал я, пока мы ехали. КамАЗ пылил по бетонке. Я рассматривал окрестности. Сразу было видно, что это огромный военный гарнизон. Никаких афганских лачуг, как по пути с аэродрома, не было. Вдоль дороги, окруженные колючей проволокой, а где и заборами, высились дома, бараки, палатки. К ним примыкали парки боевой техники. Дымились какие-то трубы. Сразу угадывалось, где заканчивается одна воинская часть и начинается другая. Вскоре мы съехали с бетонки . Через полкилометра замполит наконец-то произнёс первые слова:
- Приехали! Что заканчивал?
- Новосибирское политическое.
- И я Новосибирское.
Сказал он это сухо, но я обрадовался - это ж родная душа! Майор Силин, видимо, моего душевного ликования не заметил. Всё так же лаконично, словно через силу, добавил:
- Пятая рота, твоя, то есть, на выходе. Сейчас пришлю старшину. Устраивайся.
Замполит спрыгнул из кабины и зашагал в сторону «модулей». Сержант сразу разговорился:
- Так Вы в нашу роту?! А вместо кого?
- Омельченко.
- Замполитом?
- Да.
Тут только до меня дошло, что это мой подчиненный. Я сразу стал искать в его лице черты злостного нарушителя - контрабандиста. Как ни старался - не нашёл. Скорее, наоборот, своей простой манерой общения, боец мне нравился.
- Я - «замок» первого взвода - сержант Куничкин!
«Куничкин, Куничкин… - так это тот Куничкин из дивизионного журнала нарушителей! Надо же! Сразу попал на «преступника»
- Я тебя уже знаю…
Удивление приподняло брови моего собеседника.
- А откуда? Может земляки мы с Вами?
- Насчет земляков не знаю, а вот в Книге учёта грубых нарушений твоя фамилия одна из самых популярных.
Куничкин весело рассмеялся. А его ответ поставил меня в тупик:
- Так я ж долгое время командирским водителем был, а щас «дембель» уже. Сам-то я уже не тарю… Ага! Вон старшина наш идёт!
Пока я переваривал в уме, причём тут «командирский водитель, «дембель», и какая-то «тара» к нам подошёл рыжеволосый старший прапорщик. Его внешний вид резко отличался от всех окружающих - он был в примерно выглаженном П\Ш с белоснежным подворотничком. Все остальные: и офицеры, и солдаты, ходили в обычном солдатском Х\Б. Сержант радостно прокричал ему:
- Товарищ старший прапорщик! У нас новый замполит!
- Без тебя уже знаю!
Старшина говорил с приятным, неизвестным мне акцентом. Он протянул мне руку:
- С прибытием! Я - Олег Соснович. Старшина пятой роты.
- Юра. Лейтенант Фадеев. Вот назначен к вам…
Я отчего-то смутился. То ли оттого, что не знал как себя вести - ведь старшина был мой подчинённый, и я не мог допустить неуставного панибратства: «Юра - Олег». Так меня учили в училище. Так строились служебные отношения в дисбате. А может, застеснялся оттого, что почувствовал себя молодым «чижиком», не знающим, как себя преподнести в первую минуту. Соснович сделал вид, что не заметил моего замешательства.
- Куничкин! - он обратился к сержанту, - хватай чемоданы замполита и неси
ко мне в каптёрку. Ну, что, - это уже мне, - пойдём в роту. Как раз к обеду поспел.
Старшина посмотрел куда-то мимо меня и остановился:
- Так. Подождём. Командир идёт. Кушнаренко.
Я оглянулся. К нам подходил, чуть прихрамывая на правую ногу, майор. На нём была панама с обвислыми полями. Я только успел шёпотом спросить у Сосновича:
- Командир части?
Тот кивнул. Поднимая пыль, я направился строевым шагом к идущему офицеру. Начал строго по Уставу:
- Товарищ майор! Лейтенант Фадеев. Представляюсь…
- Расслабься, лейтенант.
Командир батальона воткнул в меня насмешливый взгляд и почти минуту молчал. Я смотрел на него. И снова мне стало неловко. В первую очередь за свой внешний вид: после недельного пребывания в Ташкенте, после всех «пересылок» и перелётов, выглядел я, мягко сказать, помято.
- Ну, что, лейтенант, водку пьёшь?
Вопрос сбил меня с толку.
- В смысле?
- В прямом! Водку, спрашиваю, пьёшь?
- Так точно. Бывает…
Майор поморщился и повернулся к Сосновичу:
- Ну, вот, старшина, опять прислали пьянь. Ладно. Иди, устраивай своего нового комиссара. Что там у тебя опять хрень какая-то по бане? «Зампотыл» жаловался…
- Какая хрень, товарищ майор?
Старшина говорил с командиром ровно и спокойно. Мне это понравилось.
- Он сначала приказал разбивать снарядные ящики, а потом сам же, блин, разорался - нафига разбили! А зашивать тогда чем?
Комбат только махнул рукой и уже на ходу добавил:
- Ладно, разбирайтесь сами! Но к Новому году чтоб баня блестела!
Соснович снова заговорил со мной. Заговорил так, как будто мы с ним были знакомы не десять минут, а десять месяцев:
- Баня у нас тут малёха подгорела. Вот делаю ремонт. Всё ж сам достаю, да ёще и получаю от придурка этого - «зампотыла»! Ладно, Юрка, пойдём! Пока в каптёрке вещи бросишь. Потом к Омеле зайдём. Он сегодня болеет с похмелюги.
- Слушай, Олег, а что это у тебя за акцент такой?
Я почему-то моментально забыл про свои «страдания» по поводу уставных отношений и принял дружескую манеру общения.
- Какой акцент? Я и не замечаю. Может белорусский? Я ж из сябров! Из-под Минска.
- Ага! Наверное!
Мы направились в сторону «модулей». Всего их было шесть штук. Всё те же, типовые, щитовые бараки. Из некоторых окон торчали наружу какие-то ящики.
- Олег, это что?
- Где? - он посмотрел по направлению моей руки, - как что? Кондиционеры! Ты что раньше кондиционеров не видел?
«Странно! - подумал я про себя,- может, просто никогда не обращал внимания»
- Видел, наверное, но …
- Кондёр - это жизнь! Летом без него сдохнешь! Сейчас уже прохладнее, терпимо стало. А летом - просто пиндец! Хотя и сейчас не подарок. Вот, через часика два задует «афганец» - наешься песку!
Старшина вёл меня через плац, успевая рассказывать и показывать мне где - что располагается. Тут же, не переключаясь, он отвечал кому-то, проходящему мимо, и сам кому-то кричал и кого-то спрашивал:
- Здесь у нас штаб батальона. Саныч, привет! Где Куничкин? А хрен его знает. Если в роте - щас пришлю.
Тут же - мне:
- Куничкин сегодня - «дежурная машина». Вот - офицерская общага, там, дальше «нужник». Слева - женский отсек, справа - мужской. Вон, смотри, столовая…
И опять кому-то:
- Серый! У нас «заменщик» к Омеле приехал! Он, наверное, и не знает ещё. Зайди, скажи, пусть готовится выставляться…
Мне:
- Наши только завтра из рейса придут. Как там Союз? ...
Не дождавшись моего ответа, стукнул по плечу, вышедшего на крыльцо прапорщика:
- Петрович! Заходи после обеда! У нас новый замполит! Ты сапоги на бойцов получил? Юрка, познакомься - старшина второй роты. Петрович. Фирсов.
Пока мы ручкались со старшим прапорщиком, который по возрасту был гораздо старше и меня, и Сосновича, где-то позади нашего «модуля» раздался истошный крик. Крик нарастал и приближался. Два старшины понимающе заулыбались. Теперь и я услышал, что в этом безумном вопле было всего одно слово:
- За-а-аме-е-ена!
Потом добавился ликующий мат и на дорожке появился, бегущий в нашу сторону большой человек. Не трудно было догадаться, кто это был.
- Олег!!! Олег!!! Домой, бляха, домой-й-й-й!!!
Омельченко оказался здоровым, небритым и, по-моему, уже принявшим «на грудь», мужиком. В спортивных штанах и майке. Он сгрёб меня в охапку и занёс в расположение роты. Бережно поставил на пол, снова прижался ко мне небритой щекой. Потискал, похлопал:
- Ну, привет, брат! Здравствуй, мой родной!
В его голосе было столько счастья, что я безоговорочно признал его своим братом. Тем более, что вблизи Омеля оказался почти моим ровесником. Ну, может чуть постарше. Вот только щетина, и, лохматая голова, не давали точно определить его возраст.
- Слава. Слава Омельченко. Но все зовут просто - Омеля.
- Юра. Фадеев.
Мы обменялись крепким рукопожатием.
- Вот, блин, подарок, а! Я ж замену-то жду только в декабре! Ну, не верится просто, а, мужики! Домой, ё-моё! Как так получилось-то?
Я пожал плечами и вкратце рассказал всем свою историю в штабе дивизии. При слове «дисбат», Соснович и Фирсов переглянулись, Омеля же округлил глаза:
- Нихрена себе! А при чём тут Северо-Кавказский? Я прибыл из Киевского. Туда же и записался. У меня семья в Полтаве. Вот мудаки! Хрен они угадали! Здесь всё поломали, так ещё и посылают куда-то в жопу…
Старшина успокаивающе боднул его в плечо:
- Омеля! Да успокойся ты! Не гоношись раньше времени! Самое главное - домой! А там разберёшься. Ты давай брагульник ставь быстрее. Отходную гулять будем!
У Славы Омельченко настроение менялось ежесекундно. Казалось, что минуту назад он был готов растерзать каких-то, неизвестных мне, «мудаков». Но уже в следующее мгновение, вновь услышав слово «домой», опять заорал на всю казарму:
- Дневальный! Рахматуллин! Ты слышал?! Всё! Пи..ец! Домой!
- Тэк тчно, тыварыш старший лейтенант! Слышил, - отозвался солдат, стоящий у тумбочки. И на таком плохом русском языке, что я невольно сделал несколько шагов в его сторону. Так и есть! Широкое, смуглое лицо. Раскосые глаза. Не иначе, туркмен или узбек.
- Есть брага! Есть! Всё будет! Как положено!
Омеля от переизбытка эмоций ещё раз ткнул меня в плечо, развернулся в сторону спального расположения солдат:
- Эй! Кто живой?
Мимо меня по коридору прошёл майор. Сразу бросились в глаза его тонкие усики над верхней губой. В сочетании с солнцезащитными очками и полевой фуражкой без, растягивающей поля, пружины, они производили впечатление, что их хозяин - пижон. Или любит фильмы про гангстеров. Или хочет нравиться женщинам. Майор кивнул то ли мне, то ли Серёге, постучался и прошёл в кабинет. Оттуда сразу раздался добрый смех, приветливый разговор. Через несколько минут из кабинета вышли все, кто там был - подполковник и два майора.
- Фадеев! Это замполит батальона - майор Силин! Твой непосредственный начальник. Он за тобой.
Я попытался в очередной раз представиться по уставу, но майор криво усмехнулся и перебил меня:
- Забирай вещи и иди на стоянку. Там увидишь КамАЗ с номером «46-11». Грузись. Я сейчас подойду.
Ещё раз, увидев большой палец от Серёги, мол, повезло тебе неслыханно, лейтенант, я потащил свои чемоданы через штабной двор. Сержант, водитель КамАЗа, помог мне закинуть их в кузов. Когда я полез за ними через высокий борт грузовика, боец дружелюбно остановил меня словами:
- Товарищ лейтенант! Зачем в кузов? Садитесь в кабину!
- А замполит батальона?
- А что замполит? Три места. Всем хватит.
- Спасибо!
Но, на всякий случай, я остался на земле. Кто его знает, как начальник решит. Майор Силин, молча открыв дверь кабины, показал мне рукой - залезай!
«Какой- то неразговорчивый замполит попался» - думал я, пока мы ехали. КамАЗ пылил по бетонке. Я рассматривал окрестности. Сразу было видно, что это огромный военный гарнизон. Никаких афганских лачуг, как по пути с аэродрома, не было. Вдоль дороги, окруженные колючей проволокой, а где и заборами, высились дома, бараки, палатки. К ним примыкали парки боевой техники. Дымились какие-то трубы. Сразу угадывалось, где заканчивается одна воинская часть и начинается другая. Вскоре мы съехали с бетонки . Через полкилометра замполит наконец-то произнёс первые слова:
- Приехали! Что заканчивал?
- Новосибирское политическое.
- И я Новосибирское.
Сказал он это сухо, но я обрадовался - это ж родная душа! Майор Силин, видимо, моего душевного ликования не заметил. Всё так же лаконично, словно через силу, добавил:
- Пятая рота, твоя, то есть, на выходе. Сейчас пришлю старшину. Устраивайся.
Замполит спрыгнул из кабины и зашагал в сторону «модулей». Сержант сразу разговорился:
- Так Вы в нашу роту?! А вместо кого?
- Омельченко.
- Замполитом?
- Да.
Тут только до меня дошло, что это мой подчиненный. Я сразу стал искать в его лице черты злостного нарушителя - контрабандиста. Как ни старался - не нашёл. Скорее, наоборот, своей простой манерой общения, боец мне нравился.
- Я - «замок» первого взвода - сержант Куничкин!
«Куничкин, Куничкин… - так это тот Куничкин из дивизионного журнала нарушителей! Надо же! Сразу попал на «преступника»
- Я тебя уже знаю…
Удивление приподняло брови моего собеседника.
- А откуда? Может земляки мы с Вами?
- Насчет земляков не знаю, а вот в Книге учёта грубых нарушений твоя фамилия одна из самых популярных.
Куничкин весело рассмеялся. А его ответ поставил меня в тупик:
- Так я ж долгое время командирским водителем был, а щас «дембель» уже. Сам-то я уже не тарю… Ага! Вон старшина наш идёт!
Пока я переваривал в уме, причём тут «командирский водитель, «дембель», и какая-то «тара» к нам подошёл рыжеволосый старший прапорщик. Его внешний вид резко отличался от всех окружающих - он был в примерно выглаженном П\Ш с белоснежным подворотничком. Все остальные: и офицеры, и солдаты, ходили в обычном солдатском Х\Б. Сержант радостно прокричал ему:
- Товарищ старший прапорщик! У нас новый замполит!
- Без тебя уже знаю!
Старшина говорил с приятным, неизвестным мне акцентом. Он протянул мне руку:
- С прибытием! Я - Олег Соснович. Старшина пятой роты.
- Юра. Лейтенант Фадеев. Вот назначен к вам…
Я отчего-то смутился. То ли оттого, что не знал как себя вести - ведь старшина был мой подчинённый, и я не мог допустить неуставного панибратства: «Юра - Олег». Так меня учили в училище. Так строились служебные отношения в дисбате. А может, застеснялся оттого, что почувствовал себя молодым «чижиком», не знающим, как себя преподнести в первую минуту. Соснович сделал вид, что не заметил моего замешательства.
- Куничкин! - он обратился к сержанту, - хватай чемоданы замполита и неси
ко мне в каптёрку. Ну, что, - это уже мне, - пойдём в роту. Как раз к обеду поспел.
Старшина посмотрел куда-то мимо меня и остановился:
- Так. Подождём. Командир идёт. Кушнаренко.
Я оглянулся. К нам подходил, чуть прихрамывая на правую ногу, майор. На нём была панама с обвислыми полями. Я только успел шёпотом спросить у Сосновича:
- Командир части?
Тот кивнул. Поднимая пыль, я направился строевым шагом к идущему офицеру. Начал строго по Уставу:
- Товарищ майор! Лейтенант Фадеев. Представляюсь…
- Расслабься, лейтенант.
Командир батальона воткнул в меня насмешливый взгляд и почти минуту молчал. Я смотрел на него. И снова мне стало неловко. В первую очередь за свой внешний вид: после недельного пребывания в Ташкенте, после всех «пересылок» и перелётов, выглядел я, мягко сказать, помято.
- Ну, что, лейтенант, водку пьёшь?
Вопрос сбил меня с толку.
- В смысле?
- В прямом! Водку, спрашиваю, пьёшь?
- Так точно. Бывает…
Майор поморщился и повернулся к Сосновичу:
- Ну, вот, старшина, опять прислали пьянь. Ладно. Иди, устраивай своего нового комиссара. Что там у тебя опять хрень какая-то по бане? «Зампотыл» жаловался…
- Какая хрень, товарищ майор?
Старшина говорил с командиром ровно и спокойно. Мне это понравилось.
- Он сначала приказал разбивать снарядные ящики, а потом сам же, блин, разорался - нафига разбили! А зашивать тогда чем?
Комбат только махнул рукой и уже на ходу добавил:
- Ладно, разбирайтесь сами! Но к Новому году чтоб баня блестела!
Соснович снова заговорил со мной. Заговорил так, как будто мы с ним были знакомы не десять минут, а десять месяцев:
- Баня у нас тут малёха подгорела. Вот делаю ремонт. Всё ж сам достаю, да ёще и получаю от придурка этого - «зампотыла»! Ладно, Юрка, пойдём! Пока в каптёрке вещи бросишь. Потом к Омеле зайдём. Он сегодня болеет с похмелюги.
- Слушай, Олег, а что это у тебя за акцент такой?
Я почему-то моментально забыл про свои «страдания» по поводу уставных отношений и принял дружескую манеру общения.
- Какой акцент? Я и не замечаю. Может белорусский? Я ж из сябров! Из-под Минска.
- Ага! Наверное!
Мы направились в сторону «модулей». Всего их было шесть штук. Всё те же, типовые, щитовые бараки. Из некоторых окон торчали наружу какие-то ящики.
- Олег, это что?
- Где? - он посмотрел по направлению моей руки, - как что? Кондиционеры! Ты что раньше кондиционеров не видел?
«Странно! - подумал я про себя,- может, просто никогда не обращал внимания»
- Видел, наверное, но …
- Кондёр - это жизнь! Летом без него сдохнешь! Сейчас уже прохладнее, терпимо стало. А летом - просто пиндец! Хотя и сейчас не подарок. Вот, через часика два задует «афганец» - наешься песку!
Старшина вёл меня через плац, успевая рассказывать и показывать мне где - что располагается. Тут же, не переключаясь, он отвечал кому-то, проходящему мимо, и сам кому-то кричал и кого-то спрашивал:
- Здесь у нас штаб батальона. Саныч, привет! Где Куничкин? А хрен его знает. Если в роте - щас пришлю.
Тут же - мне:
- Куничкин сегодня - «дежурная машина». Вот - офицерская общага, там, дальше «нужник». Слева - женский отсек, справа - мужской. Вон, смотри, столовая…
И опять кому-то:
- Серый! У нас «заменщик» к Омеле приехал! Он, наверное, и не знает ещё. Зайди, скажи, пусть готовится выставляться…
Мне:
- Наши только завтра из рейса придут. Как там Союз? ...
Не дождавшись моего ответа, стукнул по плечу, вышедшего на крыльцо прапорщика:
- Петрович! Заходи после обеда! У нас новый замполит! Ты сапоги на бойцов получил? Юрка, познакомься - старшина второй роты. Петрович. Фирсов.
Пока мы ручкались со старшим прапорщиком, который по возрасту был гораздо старше и меня, и Сосновича, где-то позади нашего «модуля» раздался истошный крик. Крик нарастал и приближался. Два старшины понимающе заулыбались. Теперь и я услышал, что в этом безумном вопле было всего одно слово:
- За-а-аме-е-ена!
Потом добавился ликующий мат и на дорожке появился, бегущий в нашу сторону большой человек. Не трудно было догадаться, кто это был.
- Олег!!! Олег!!! Домой, бляха, домой-й-й-й!!!
Омельченко оказался здоровым, небритым и, по-моему, уже принявшим «на грудь», мужиком. В спортивных штанах и майке. Он сгрёб меня в охапку и занёс в расположение роты. Бережно поставил на пол, снова прижался ко мне небритой щекой. Потискал, похлопал:
- Ну, привет, брат! Здравствуй, мой родной!
В его голосе было столько счастья, что я безоговорочно признал его своим братом. Тем более, что вблизи Омеля оказался почти моим ровесником. Ну, может чуть постарше. Вот только щетина, и, лохматая голова, не давали точно определить его возраст.
- Слава. Слава Омельченко. Но все зовут просто - Омеля.
- Юра. Фадеев.
Мы обменялись крепким рукопожатием.
- Вот, блин, подарок, а! Я ж замену-то жду только в декабре! Ну, не верится просто, а, мужики! Домой, ё-моё! Как так получилось-то?
Я пожал плечами и вкратце рассказал всем свою историю в штабе дивизии. При слове «дисбат», Соснович и Фирсов переглянулись, Омеля же округлил глаза:
- Нихрена себе! А при чём тут Северо-Кавказский? Я прибыл из Киевского. Туда же и записался. У меня семья в Полтаве. Вот мудаки! Хрен они угадали! Здесь всё поломали, так ещё и посылают куда-то в жопу…
Старшина успокаивающе боднул его в плечо:
- Омеля! Да успокойся ты! Не гоношись раньше времени! Самое главное - домой! А там разберёшься. Ты давай брагульник ставь быстрее. Отходную гулять будем!
У Славы Омельченко настроение менялось ежесекундно. Казалось, что минуту назад он был готов растерзать каких-то, неизвестных мне, «мудаков». Но уже в следующее мгновение, вновь услышав слово «домой», опять заорал на всю казарму:
- Дневальный! Рахматуллин! Ты слышал?! Всё! Пи..ец! Домой!
- Тэк тчно, тыварыш старший лейтенант! Слышил, - отозвался солдат, стоящий у тумбочки. И на таком плохом русском языке, что я невольно сделал несколько шагов в его сторону. Так и есть! Широкое, смуглое лицо. Раскосые глаза. Не иначе, туркмен или узбек.
- Есть брага! Есть! Всё будет! Как положено!
Омеля от переизбытка эмоций ещё раз ткнул меня в плечо, развернулся в сторону спального расположения солдат:
- Эй! Кто живой?