Письма британских солдат с фронтов Первой мировой. К столетию Великой войны.

[ms_olgavic]

"Кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его вновь".
"Ногами человек должен врасти в землю своей родины, но глаза его пусть обозревают весь мир".
"Человек - животное стадное, причем гораздо больше в умственном отношении, чем в телесном.
Он может пойти гулять в одиночку, но он не выносит одиночества в своих мнениях".
Джордж Сантаяна, филосов, писатель.

Начало цикла публикаций о Первой мировой войне по материалам газет 100-летней давности здесь:

Пребывание Императора Николая II в действующей армии в сентябре-октябре 1914 года
http://ms-olgavic.livejournal.com/140634.html
Бой в Северном море http://ms-olgavic.livejournal.com/143498.html
Вопросы внутренней политики http://ms-olgavic.livejournal.com/143731.html



Сегодня - о поразительной разности менталитетов двух европейских наций.
Всё содержится в письмах сюзников 1914-1915 годов, ни добавить, ни убавить.
Письма выступают в качестве фотографий эпохи и натуры человеческой.
Часто ли мы задумываемся о том,  к каким последствиям приведет та или иная,
принятая в обществе, модель воспитания? Какими последствиями обернется
любой ужас и извращение понятий, которые общество примет, как норму?
Нельзя забывать уроки истории. К несчастью, человечество снова и снова
обречено пожинать плоды своей беспечной забывчивости.

Письма британских солдат с фронтов Первой мировой.
Это отрывки из очерков К. Чуковского «Англичане».

«Сострадание к женщинам и детям - характерная черта этих писем. Известно, что при всех катастрофах, кораблекрушениях, пожарах британцы добровольно тонули, сгорали, лишь бы спаслись женщины и дети. «Женщины и дети» - для них священное слово. И никакие жестокости этой войны не внушают английским солдатам столько отвращения и ужаса, как бедствия жен, матерей и сирот, пострадавших от нашествия немцев. Даже собственные раны и муки не так удручают их.
«Немцы кидают с аэропланов гранаты, но, к сожалению, попадают не в нас, а все больше в женщин и детей». Из письма сержанта Джо Барбера («Daily News», 16 ноября 1914)
Один раненый пишет о себе мимоходом: «Кажется, мне отрежут два пальца; в четверг у меня вынули две пули». Но другое причиняет ему страдания: «Страшно видеть женщин и детей, в ужасе бегущих из домов, которые через минуту будут взорваны и превратятся в развалины! Поскорее бы выздороветь, чтобы снова отправиться в бой и хорошенько проучить этих извергов».
«Не сказать никакими словами, как гнусно они обращаются с женщинами! - пишет другой раненый английский солдат. -  Это покроет их вечным позором. Этого не забыть, не простить. Если бы только в Англии знали, как они расстреливают маленьких девочек, - все взялись бы за оружие, все до единого!»
«Вам было бы очень жалко бельгийских женщин, - пишет матери рядовой Роберт Робертсон. - Они вынуждены покидать свои гнезда и бежать куда глаза глядят. Дети цепляются за материнские ли юбки. Вчера мы наткнулись на ужасную вещь: женщина сейчас после родов, бежала из дому вместе с младенцем. Младенца оторвали у нее от груди и ту грудь, которую он сосал, отрубили! Вслед за этим, на глазах у несчастной, проткнули ребенка штыком. Мы ухаживали за ней, как умели, но рассказав нам о своих испытаниях, она через шесть часов умерла» («In the firing line». Stories of the War by the Land and Sea. By A. St. John Adcock. Hodder and Stoughton. London, p.p. 32, 57.)
Письмо рядового артиллерийской бригады W. Palfrey:
«Ах, какие ужасы я видел! Эти безбожные, бесчеловечные звери обесчестили пятнадцатилетнюю девочку и прибили ее гвоздями к стене, как распятье, исполосовав ее тело ножом. Это я видел своими глазами…» («Daily News», 9 декабря 1914)
Мудрено ли, что каждый английский солдат чувствует себя отмстителем за невинно поруганных! Ведь каждый из них волонтер: добровольно пришел из-за моря помогать, защищать! И где только слышится вопль о помощи, они самозабвенно несутся туда. Об этом красноречиво свидетельствует рассказ раненого ефрейтора Тэннера:
«Мы были в бою весь день и к вечеру мечтали об отдыхе, когда дошел до нас слух, что в деревушке Дуэ (Douai), в нескольких милях от нас, немцы напали на жителей. В потемках, по незнакомым местам кинулись мы тотчас туда. Нас могла окружить каждый миг, немцы кишели повсюду, но мы думали только о том, чтобы спасти женщин и детей… Когда мы вошли в Дуэ, жители нам рассказали, что сделали с ними немцы. Они уже успели зарезать нескольких ребятишек и женщин. Мы завинтили штыки и побежали на выручку. Следы погрома бросались в глаза. Заслышав о нашем прибытии, немцы убежали кто куда, а те, что остались в деревне, попрятались по темным углам. Мы обшарили все дома, чердаки, всюду находили врагов. Многие из них сопротивлялись, но многие сдались добровольно» (John Adcock, p.66)
В другом письме точно так же рассказывается, как ирландским стрелкам удалось защитить трех женщин от немцев. Ирландцы, в количестве восьми человек, отправились на ночную разведку. Въехали в деревню, видят: свет. Заглянули в окно: полупьяные немцы сидят за полупустыми бутылками; офицер взобрался на камин, а солдаты окружают двух девушек и какую-то старую женщину. «Мы поняли их гнусные замыслы,  - пишет ирландский разведчик, -  и, ворвавшись в комнату, предупредили злодейство. Немцы были жестоко наказаны» («Daily News» 13 октября 1914)
Лорд Китченер внушал своим солдатам: «Будьте неизменно учтивы, благожелательны, добры», и эти качества, не меньше, чем военная доблесть, всегда будут связаны с именем Аткинса в памяти французов и бельгийцев. Высокая, благородная миссия, возложенная на британских солдат, придала их деяниям во Франции и Бельгии характер идеалистический, рыцарский. В этом величайший залог их победы. Как им горько, что разъяренный противник не обладает этим рыцарским духом!
«Таких извергов я еще никогда не видал, -  пишет своим родным рядовой Джемс Скотт. - Их конница гонит по улицам Монса женщин и детей, чтобы мы не стреляли в нее» (Adcock, p.50)
«Сердце разрывается при взгляде на французских женщин и детей. Немцы выгоняют их штыками из всех лачуг и домов и гонят пред собой по улицам. Прячась за спиною у женщин, они осыпают нас пулями, зная, что отвечать мы не станем», - пишет своему отцу сапер Джордж Брайант.
Рассказами о зверствах врага буквально кишат письма английских солдат: «отрезали руку у пленного», «раненого сожгли на костре», «прокололи младенца штыком» … Вот еще одно письмо о несчастной, у которой отрезали грудь: «Бедная девушка, она скоро умрет… Я рад, что пристрелил того улана, который совершил эту подлость».
Огромное количество писем сообщает о пальбе по лазаретам: «Эти дьяволы не пощадили даже госпиталя, хотя над ним развевался огромнейший флаг с огромнейшим Красным Крестом», - возмущается рядовой Смайли.
«Неподалеку стояла церковь, служившая нам лазаретом, - рассказывает рядовой Г. Мугридж, - Раненых туда доставляли десятками. Но немцы взрорвали ее».
«Во Франции я побывал в четырех лазаретах, но из каждого меня увозили, так как немцы палили по ним», - пишет рядовой Джордж Дентон.
Драгоценно отметить, что все же британские солдаты пытаются оправдать и  пожалеть неприятеля. Кавалерист Джон Деглас, например, пишет: «Немецкие солдаты и рады бы честно сражаться, да офицеры принуждают их силою к обманам и зверской жестокости. Виноваты во всем их офицеры. Сами же они ни при чем». В этом уверил Дегласа один пленный немецкий солдат. «Они пуще смерти боятся своих офицеров и ненавидят их, как злую отраву», - добавляет рядовой Мартин Кин. В письмах батарейного Вильяма Лика высказывается такое же мнение: «Виноваты во всем офицеры. Они морочат своих несчастных солдат, брешут им о немецких победах. Солдаты же бараны, куда их погонят, туда и бегут».
Что особенно возмущает британцев - это бесчестные приемы противника. Им ненавистно, как истым спортсменам, всякое шулерство и мошенничество в той грандиозной игре, которая ведется теперь. Они жаждут открытого и честного боя. Ведь они привыкли, чтобы все состязания, будь то Дерби, футбол или бокс, велись без обмана, открыто. С презрением отзывается Аткинс об ухищрениях врагов. «Ах, сколько среди них негодяев! - пишет гвардеец Риндон. - Как-то утром нарядились в английские мундиры и кричат: «Не стреляйте, мы штаб!» А сами как пошли в нас палить. Ну же и получили они сдачи! Целые тонны свинца!» («Stories of the War», by A. St. John Adcock, p.p. 30, 116, 139, 154.)
О такой же низкопробной «стратегии» немцев сообщает лейтенант Освальд Энн в письмах к своему отцу: «Немцы пробрались к нам во французских мундирах и говорят, что им крайне нужно поговорить с офицером. К ним вышел майор девонширской бригады, умевший говорить по-французски. А они его - хлоп, наповал!» В том же письме читаем: «Немцы нарядились в английскую форму, разместились неподалеку от нас, в той же улице, и установив в окнах пулеметы, стали осыпать нас шрапнелью». (John Adcock, p.p. 133, 134).
Очевидно, эта шулерская стратегия вошла в нравы германских воителей, ибо бесконечное множество писем упоминает о ней. «Немцы по-прежнему жульничают, - пишет батарейный Вильям Клэф. - Вчера ночью подбежали к французским окопам и кричат, что они англичане, из нашего кольдстримского полка. Но французы узнали немецкий акцент и не пожалели патронов».



Госпитальная повозка под обстрелом немцев. Рис. Ф.Матанья. 1916 год.

Английские солдаты повторяют с великолепной гордостью, что сами они никогда не унизятся для подобных бесчестных приемов. Здесь столкновение двух нравственных принципов, двух национальных моралей. Коварство, предательство, всякие задние умыслы чужды британской душе. The honesty is the best policy, - такова британская народная мудрость. Нигде в Европе не смотрят на лжеца с таким презрением, как в Англии. Школьник, который солжет хотя бы в пустяке, хотя бы в шутку, бойкотируется своими товарищами. Культ правдивости - основная черта национального воспитания в Англии. Свободным и сильным душам противны уловки, подвохи и козни.
«Немцы потеряли мое уважение навеки, - сокрушается лейтенант О. Эджком. - У них никакого кодекса чести».
Это чувство разделяется всеми. Англия хотела бы сражаться с противником, более достойным ее. Ей грустно, что она не может его уважать. Рыцарю для поединка нужен  рыцарь. Как возмущается капрал Леонард, что германцы в своих амбулаторных повозках, украшенных красным крестом, перевозят пулеметы и ружья. Где же у этих людей благородство! Выкидывают белые флаги, кричат, что сдаются, просят пощадить, не стрелять, а когда британцы, поверив их белому флагу, приближаются, чтобы взять их в плен, они внезапно открывают огонь и предательски убивают доверчивых! «Я был ранен. Немцы нашли меня в поле. Сражаться я не мог, пришлось сдаться. Я заявил, что сдаюсь, и вручил им мой револьвер. А они из моего же револьвера неожиданно - бац в меня! Подумали, что я убит, и ушли», - рассказывает в письме капитан Роффи («Atkins at War», by Kilpatrick, p. 107) и, к сожалению, такие рассказы уже стали трафаретными. В самом разгаре боя вдруг слышится сигнал «отступать!». Англичане отступают, прекращают стрельбу и лишь потом узнают, что были обмануты немцами: сигнал исходил от них. Их трубачи имитировали звуки британской трубы!
Всё это для британцев сюрприз. «Кто бы мог раньше подумать!» - повторяют они в тысяче писем. Зато как они искренне рады, когда им случается встретить в противнике хоть каплю благородства и мужества. Матросы, совершившие знаменитый набег на Гельголандскую бухту, отмечают с похвалой каждый смелый поступок германцев. Мужество, геройство, отвага обладают в глазах англичан особой эстетической прелестью. Кто бы эти качества ни обнаружил, друг или недруг, - англичане одинаково восхищаются ими. Замалчивать доблестные деяния врага они считали бы величайшим позором. Есть что-то величавое в той откровенности и смелой бескорыстной прямоте, с которой британцы во всеуслышанье хвалят малейшие достоинства германцев. «Они были молодцами, ей-Богу, и дрались до последней минуты» - пишет о германских матросах британский матрос Джон Диггет. («In the firing line», p. 101).
«Немцы молодцы, дрались отлично!» - восклицает мичман Гартлей (там же, стр 94).
«Ну ж и дисциплина у них! - пишет кавалерист Э. Тегвелл. - Падают, как статуи, и все же ни с места. Приказано стоять, они стоят».



Новое нарушение немцами международного права. Военнопленные за починкой мостов. Фото 1916 года.

С той же откровенной прямотой англичане неуклонно приветствуют всякое проявление гуманности, замеченное ими у врага. Член парламента лейтенант Обри Герберт, побывавший в немецком плену и пролежавший 11 дней в немецком полевом лазарете, пишет своим родным в Сомерсет: «По совести должен сказать, что как пруссаки, так равно и баварцы, все без различия чина, относились к нам хорошо и сердечно» («Daily News», 17 октября 1914). Лейтенант Г.Г.Эрвин говорит то же самое. Его письмо напечатано в книжке г.Кильпатрика «Томми Аткинс на поле сражения», вышедшей осенью 1914 в Лондоне. В той же книжке приводится такое свидетельство одного капитана-ирландца:
 «И за кронпринцем не лучше ухаживают, чем ухаживали немцы за мною, когда я лежал в их госпитале (стр. 108).
Следует однако отметить, что такое прекрасное обхождение с пленными распространяется далеко не на всех. О нем больше всего повествуют лейтенанты, капитаны, полковники. Нижние чины британской армии рассказывают совершенно другое, хотя и они не склонны огульно обвинять всех германцев. «Попадаются и немцы хорошие, - настаивает гвардеец Рирдон, - Как-то ночью они нам кричат: «Гвардейцы, подберите Ваших раненых!» Мы пошли подбирать, а они - хоть бы выстрел! Это очень благородно, не правда ли?»
О таком же благородном поступке врага рассказывает в одной из своих телеграмм британский главнокомандующий сэр Джон Френч. В самом начале войны один из английских отрядов, окруженный со всех сторон неприятелем и все же отказавшийся сдаться, был весь немилосердно истреблен; уцелели только двое и то раненые. Они должны были бросить оружие, но немецкий офицер, из уважения к героям, не только оставил оружие при них, но и попросил позволения пожать у одного из них руку.
Британцы живо почувствовали всю красоту этой сцены. Множество английских художников запечатлели ее. Она стала одной из самых популярных военных картин во всей Англии. Поле усеяно трупами. Раненый английский офицер беспомощно простерт на носилках. К нему порывисто подходит тевтон и, к изумлению всех, почтительно жмет ему руку. Ничего что этот тевтон есть тевтон, англичане рады признать его доблесть, рады громко прославить его, хотя, конечно, этому единичному проявлению рыцарства не изгладить в их умах никогда всего позорного, мучительного, страшного, что они узнали о немцах. Один благородный поступок лишь оттеняет неблагородство других. Точно так же не желают англичане замалчивать чисто-механическую силу противника. Они открыто восхваляют ее: «Немецкие прожекторы - прелесть…», «Транспорт у этих чертей замечательный…», «Их артиллерия - чудо…»
Томми Аткинс любуется силой, которая направлена против него. Пусть эти пушки сулят ему смерть, но если они хороши, он не откажет им в своем одобрении. Хотя вообще говоря, Томми далеко не восторге от немецкой военной системы. Он находит в ней много изъянов. «Немцы наваливаются такой густой оравой, что куда ни стреляй, все равно попадешь, - пишет он о приемах немецкой атаки. - Их гонят, как баранов на убой. Трудно не попасть в эту гущу людей. Любая баба могла бы попасть».
Все письма в один голос свидетельствуют, что противник не умеет стрелять. В качестве спортсмена британец привык уважать метких и ловких стрелков. Множество виртуозов стрельбы находятся теперь в английской армии. Как едко они издеваются над немецкими стрелками. «Артиллерия у них хороша, но ружейная стрельба - просто смех, - пишет рядовой J. R. Tait. - Немец с винтовкой осёл, он не попадет и в стог сена».
«Сидя в окопах, мы с Биллем обсудили немецкую армию и пришли к заключению, что вся она - дрянь, - пишет другой рядовой. Точно также все письма единодушно свидетельствуют, что немцы «боятся штыка».
Эти суждения интересуют нас более всего как массовая психология английских солдат, дух, который в этих письмах вскрывается.
Эти солдатские письма собраны в двух английских книжках: «Аткинс на поле сражения» (составил Джэмс Кильпатрик) и «В боевом огне» (составил Джон Эдкок). Обе книжки чрезвычайно картинно, живописно, пластически изображают британских солдат.
Книжки драгоценны особенно для русских читателей. Пора нам ближе познакомиться с Аткинсом. Французского солдата мы знаем; его героический образ, запечатленный в Наполеоновском эпосе, стал уже литературным шаблоном. Пленительный нравственный облик русского «рядового Иванова» тоже был не раз прославляем в созданиях нашей словесности. Не даром склонился перед ним наш национальный мудрец Лев Толстой, узревший в нем носителя народной стихии, народной воли и правды. Но что мы знаем о британском солдате? Его душа сокрыта от нас. Он наш соратник, сподвижник, мы связаны с ним узами крови, и все же он для нас  - незнакомец.
Мы и рады бы его полюбить, но нельзя же любить незнакомого. Пользуясь нашим невежеством, какие-то темные люди уже стремятся очернить англичан перед нами, внушить нам недоверие к ним, поколебать в самом начале нашу дружбу, так что британский посол в Петрограде был вынужден в своей памятной речи публично разоблачить эти происки и напомнить нам о жертвах и подвигах, совершаемых ныне британцами. Вот отрывок из этой речи, произнесенной сэром Джорджем Бьюкененом на новогоднем банкете английской колонии в Петрограде: «В настоящее время война вступает уже в шестой месяц, и мы, англичане, имеем все причины гордиться той ролью, которую сыграла в ней наша страна. Тем не менее небольшая и не имеющая влияния часть населения России, повидимому, держится другой точки зрения в оценке того, что сделано нами. Еще недавно различные сторонники немцев проповедовали крестовый поход против Англии, и небольшая кучка их последователей прилагала все усилия к тому, чтобы посеять разлад между Россией и ее союзниками… - Где британский флот и что делает британская армия? - спрашивали эти господа в Петрограде, в Москве и в Одессе. Я скажу им, что сделано британским флотом», и т.д. Русские газеты единодушно приветствовали это выступление британского посла. «Эта блестящая речь дает красноречивый отпор тем подпольным клеветникам, которые пытаются умалить значение громадных усилий Англии в великой борьбе с германскими державами и вселить недоверие к искренности британской политики», - говорить по этому поводу «Русское Слово».
Этого не случилось бы, если бы русское общество было ближе, короче, интимнее знакомо с тем самобытным созданием, которого зовут Томми Аткинс.
О Томми написано много романов, баллад, повестей, но даже лучшие из них - «Три солдата» и «Казарменные песни» Р. Киплинга - доселе не дождались перевода на русский язык.
Впрочем, не нужно ни повестей, ни романов. У нас, как мы видели, есть другой, более ценный источник: подлинные письма Томми Аткинса. Мы читаем эти письма с восторгом, они для нас откровение. Этих писем туча, легион. Нет, кажется, британского солдата, сражающегося ныне с германцами, который не послал бы домой хоть коротенькой беглой записки. Если бы все это собрать да издать, потребовались бы сотни томов, которые на веки веков могли бы составить величайшую славу Британии, ибо нигде так полно и свободно не сказалась во всей красоте ее национальная сущность».

Еженедельник «Нива», Петроград, №16 за 1915 год.