Еще про культуру - 2

[ms1970]

Еще про культуру - 2
Апдейт - далее еще Куликов и еще ответ.

Снова два текста
Два текста. Первый - Михаил Куликов, ответ на мой предыдущий пост, с фейсбука   Вконтакте
Второй - мой

Ответ Сергею Морозову на его высказывание в жанре комментария о феномене Культуры: "Еще раз о культуре" (https://ms1970.livejournal.com/181509.html).

Комментарий был дан к моей небольшой заметке о сложности, которая возникает на пути популяризации смыслогенетической теории Культуры (СТК) и ее прикладных смыслов (https://vk.com/wall-76705631_222978), но в отличие от моего текста, Морозов фокусируется на самом понятии Культуры. Автор одновременно сформулировал антитезу культурологии Острога на живых примерах, и предпринял попытку некоторого синтеза, указывая на общие места в своей и нашей концепциях. Это весьма продуктивное, как мне представляется, начинание, так что не могу оставить комментарий Сергея без ответа, тем более текст весьма высокого качества.

Рискну предположить, что побуждением для написания такого ответа стало мое провокационное высказывание о поверхностности шпенглеровской концепции культуры, ибо отправной точкой для полемики служит именно этот фривольный пассаж. Но даже если отбросить такой слишком острый эпитет, то остается факт, что я и мои единомышленники оцениваем интерпретацию культуры от Шпенглера-Морозова (Ш-М) как недостаточную для описания явлений, с которыми мы работаем. Видимо, настало время для обоснования этой недостаточности. Не думаю, что пост в соцсетях подходящее место для спора с такой глыбой как Шпенглер (даже через его прокси в лице уважаемого Сергея), но вынужден и в свою очередь перечислить ряд тезисов, в силу которых со Ш-М никак не получается согласиться.

Во-первых, самое основное. Это структурирование самого понятия Культура по Ш-М. Оно обтекаемо, слабо проговариваемо, познается в основном на примерах, а не через формальные определения. Здесь всплывает универсальная (и для культурологии тоже) проблема всеобъятности феномена Культуры, ее феноменология надбиологического качества. Но все-таки смыслогенетическая теория хоть как-то отвечает на этот вызов, предлагая формальные определения и структурные связи между ними, увы, неизбежно жертвуя простотой изложения и доступностью. Что ж, каждому свое и свой подходящий инструмент.

Во-вторых, сущность используемых Морозовым примеров подсказывает, что модель не работает с понятием смысла, она весьма механистична во всем, кроме изначального "всплеска", отсылающего нас к нечто расплывчатому вроде "духа народа" и т.п. Далее модель конструирует "механизм культуры", процессы которого люди призваны исполнять подобно шестерням и колесикам. Он постепенно выхолащивается, теряя тот самый "дух", что и приводит нас к шпенглеровской "цивилизации", о которой ниже - чистому механизму. Сами примеры вроде "культуры производства сыра" или "культуры быта" отечественной гопоты указывают на рассмотрение ритуалистического аспекта, но не копают глубже. И хоть в рамках такой модели вполне можно описывать упомянутые в заметке Морозова жизненные циклы "культурных матриц", их старение и отмирание, это слишком далекий ракурс, неудовлетворительно крупный масштаб, не позволяющий нам разглядеть то, что происходит на стыках глобальных исторических процессов, а там происходит самое важное и самое интересное. Как следствие, чудо рождения новой локальной культуры остается скрытым.

В-третьих, как следствие единообразности (построение Шпенглером гомологии культур) модели и игнорирования (или поверхностное освещение) проблемы ментальности, от исследователя ускользает процесс эволюции Культуры как всеобщего организующего принципа. Без внимания остаются стадиальность локальных культурных систем (ЛКС), принципиальные отличия культур различных стадий друг от друга, типология ментальности носителей локальных культур. Ускользает динамическая природа рассматриваемого явления, его эволюционная модель. За цикличностью (с подогнанными под теорию периодами; там где мне удобно для сходимости моих циклов в 1000 лет - я буду считать это за культуру, там где неудобно - буду считать за предыдущий цикл или докультурное состояние) исчезает диалектичность. Даже беглый взгляд на разворачивание физического мира, не говоря еще о ментальном, подсказывает нам неприменимость строго циклических моделей. Туда же отрицаемая Шпенглером преемственность культур, а ведь тут все весьма непросто.

В-четвертых, Культуру не только поддерживают, Культура является сложной системой и работает на самоподдержании, ибо "живет" в коллективной ментальности человека (если речь идет о ЛКС, то в ментальном пространстве определенной популяции). Концепция Шпенглера и схожие интерпретации (например, в работах Маркузе) не может работать с феноменом Культуры как с автономным субъектом. Соответственно, неизбежно искаженное механистическое ("человеческое, слишком человеческое") понимание исторического процесса как равнодействующей человеческой деятельности, тогда как субъектность истории - двойная, а структура антропосистемы в целом - симбиоз Культуры и человека.

В-пятых, и, пожалуй, в-последних, сакраментальная точка преткновения (ибо самое заметное): определение цивилизации от противного культуре. Мне представляется, что через подобное своеобразие в теорию просачивается оценочность, смысловая ловушка бинарности смысла. Культура - хорошо, цивилизация - плохо. Это мешает исследовательскому процессу, кмк. Кроме того, весьма неудобным представляется перечеркивание авторским пониманием привычного восприятия цивилизации как подсистемы культуры определенного уровня развития, когда она способна устойчиво воспроизводить большое общество и связанные с ним ментальные и материальные структуры. В таком понимании цивилизация является зеркалом культуры и угасает вместе с ней в финальной фазе жизненного цикла. Такое разночтение, конечно, усложняет диалог.

Заканчивая обзор причин, по которым нам в целом сложно работать с интерпретацией Культуры и Истории от Морозова-Шпенглера, следует согласиться с выводами автора о том, что некоторые пересечения (жизненные циклы, рассмотрение жизнедеятельности отдельных независимых локальных культур вне европоцентричной стадиальной модели, которая невольно тянется за понятиями вроде "модернизации" или "национальности", фокус на морфологии, и нек.др.) между смыслогенетической и Ш-М концепциями легко находятся. Отсюда возможен и диалог, и признание общих и наиболее важных для нас в практическом смысле моментов (текущий закат целого ряда ЛКС, постмодерн и т.д.)

Если что-то имеет высокую объяснительную силу, да еще хорошо ложится на личное мировоззрение автора, то несмотря на недостатки, которые неизбежны в любой модели, такая теоретической база весьма продуктивна для мыслителя и однозначно лучше ее отсутствия (вроде постмодернистского пожимания плечами, всеобщего релятивизма, отказывающегося от каких-либо общих структур и моделей вообще).
Наверное, выбор теоретической базы определяется природой процессов, которые представляют наибольший интерес. Авторский коллектив Острога и Морозов сфокусированы на различных вещах, не говоря даже о различных воззрениях в метафизике, куда и упрется любая достаточно глубокая теоретическая рефлексия. Но важно помнить, что у обоих сторон схожие побуждения и целеполагание - преодоление эры никчемности и бесплодности зомбисоциума, окруженными которым мы с сожалением себя обнаруживаем.

Последний, но не по значению тезис будет не критический, а позитивный. Преимущество СТК состоит в том, что детище Пелипенко и Яковенко довольно свежо, стоит на плечах многочисленных авторов, работы которых простираются от крупных традиций историософии до передовых направлений антропологии, заимствуя и синтезируя самые удачные построения, учитывая конструктивную критику, в том числе и с постмодернистских позиций. Что немаловажно, учитывается опыт феноменологии и ее критиков: теоретическая часть СТК не претендует на финальные истины и описание базовых атомарных "кубиков", из которых состоят все структуры вообще, идет поиск не самого смысла в его изначальной истинности, а изучаются взаимосвязи между смыслами, системные связи между различными сферами действительности в их отношении к человеку. Наконец, это направление культурологической мысли незаезжено многочисленными последователями, и следовательно открыто для интерпретаций и корректировок. Чем, если не мы, популяризаторы и толкователи, то кто-то другой обязательно займется. Впрочем, и мы уже пытаемся. По словам Гегеля, истина рождается как ересь, а умирает как предрассудок. Где-то ближе к финальной стадии предрассудка есть переходная - догма. Нам до нее еще далеко.

Михаил Куликов

Ответ

Заводы - рабочим,
земля - крестьянам,
культура - культурологам!

Основное содержание существующего мира - это пустота. Это отсутствие вопросов. Отвечать на отсутствие вопросов иногда можно, выходит интересно, но это можно делать иногда, тут нужен очень высокий уровень просветления.
А когда вопросы поднимаются - на них отвечать просто и интересно. Потому что такие обсуждения отгоняют пустоту.
Узор возникает в результате повышения детализации. Он и состоит из множества маленьких деталек. Что видит человек, когда пытается ознакомиться с современной философией? Узор. И очень мало кто может в узоре что-то найти. Оно там обычно есть, но чтобы найти, нужно хотя бы примерно знать, что искать.
Современная философия - это уже узор; очень многие вещи в узор в результате развития превращаются. Например, смыслы и идеи деградируют до каллиграфии на непонятном языке. Или готика - барокко - рококо. В общем, общее мельчает, мельчает, мельчает и превращается в узор. «Смерть философии» - это философия умерла в узор.
Философов не понимают; вроде бы философия - только для философов. Но выходит так, что философы друг друга тем более не понимают. Потому что в чужой узор нужно вникать, распутывать его, а это очень непростая задача. Та же культура как понятие вплетена в каждый философский узор - и в каждом она выглядит по-своему иначе, и каждый раз ее смысл, суть наполнение - немного другие. Вот из-за этих узорных оттенков и происходит непонимание.
Для чего нужны философия и культурология? Чтобы на их базе строить что-то практическое, идеологию, например, и через философию синхронизировать детали.
Можно делать и философию ради философии, такое искусство ради искусства. Но тогда не стоит ожидать каких-либо иных результатов, кроме философии для философии.
А если всё-таки строить, то философский фундамент можно и подправить, если действительно надо. Если не ради чистоты философии.
Почему всё-таки Шпенглер, а не Ясперс-Пелипенко? Потому что Шпенглер лучше сбывается.

Во-первых
Феномен культуры действительно всеобъятен, факт. А чем всеобъятнее феномен, тем сложнее его объять. Конечно, было бы замечательно, если можно было все свести к формальным формулировкам. (Что бы сказал на это Ницше..., ой.) Но не получается свести. В том числе и потому, что пока это сводится, мир меняется, восприятие меняется, и формальные формулировки уплывают. Как плывет то же самое слово «культура» - этому плаванию посвящена большая часть этой дискуссии.
Западная философия заканчивается. Не только потому, что мир впадает в деградацию, но и потому, что мир утрачивает свое специфическое восприятие, в рамках которого и существует собственно философия. Буквы останутся, но не будет никого, кто бы их смог воспринять. Будут узкие специалисты, вроде специалистов по античному восприятию. Но перевести философию будет невозможно. Шпенглер об этом пишет. Философия заканчивается, остается Жижек, но он уныл и бестолков.

Во-вторых
Шпенглер писал про систему «Культура - Цивилизация» для собственно культур-цивилизаций, для больших систем, для Античности, для Европы-Запада, для Востока. Идея, что все имеет начало и конец - она не оригинальна. А идея, что систему Шпенглера «Культура - Цивилизация» можно применить для множества систем, для наций, классов, сословий, династий, фирм, дворовых компаний - это моё развитие его системы. Хотя термин «Концепция Шпенглера-Морозова» вызывает какое-то чувство нереального. Как-то слишком. Тем более что Морозов у Шпенглера треть текста вообще не понял.
Через технику, через ее заимствование происходит синхронизация внутрицивилизационных процессов, что создает иллюзию одной человеческой цивилизации. Но видение мира в цивилизациях разное. Инструкция на холодильник универсальна, но философия у каждой цивилизации своя. Потому что философия построена на очевидных вопросах, и что очевидно и потому важно для одних, совершенно второстепенно для других. И потому философия вне родной цивилизации не понимается. Или понимается иначе, в соответствии с ментальными особенностями.
Пелипенко идейно наследует проектам Ясперса, Ясперс наследует Гуссерлю.  Гуссерль - это феноменология. Феномен - это явление, данное в чувственном созерцании. Феноменология - это выявление сущностей в наблюдаемом пространстве феноменов. К чему в общем пришла феноменология? В общем ни к чему, кроме того, что она в общем верна, и что её не понимают, и далее не используют. Использовать можно, но чувственные созерцания настолько сложно синхронизировать, что лучше с этим не связываться, а решать задачи иными, не столь правильными методами. Например, да, было такое «Осевое время». Но оно закончилось. Что про него можно сказать? Феномен, однако. Больше его не будет. И что дальше? А ничего.
Маленькая культура начинается со смыслов, хотя это не обязательно; она может вообще без них обойтись. Культура большая дорастает до смыслов; а потом их утрачивает. Большинство действий в мире, и даже жизнь целых наций, не говоря про людей, обходится без смыслов, в рамках рефлексоидного действия на сторонний вызов.

В-третьих
Переход от Культуры к Цивилизации у Шпенглера - это и есть описание эволюции культуры, вплоть до ее Контрэволюции (Пелипенко). Этот переход и есть и динамика, и стадиальность.
С терминами вроде "культура Античности" все сложно. Культура - это процесс. Та же античность начинается с идеи скульптуры человека, максимум этой идеи в Греции и конец и отрицание этой идеи в Риме. Сначала скульптуры создавали, потом их уничтожали. Так что Античность в культуру включает и скульптуру, и анти-скульптуру. Что логично в дискурсе перехода от утверждения к отрицанию, от Культуры к Цивилизации. Чтобы отличить создание скульптуры от её уничтожения, для этого термин «культура» и делится на термины «Культура» и «Цивилизация». Вроде бы это логично, логичнее, чем называть и то и другое одним словом. Хотя термин «культура отбивания носов скульптурам» тоже имеет право на существование, но зачем?
Указанные сроки жизни для культур - это тот момент и у Шпенглера, и у Гумилева, с которым нельзя согласиться. Шпенглер по сути придумал «Цивилизацию Востока», но так вышло, поскольку тогда плохо знали историю Востока. Когда Шпенглер пишет про Восток, это ужас. Но не ужас-ужас. А циклы Гумилева оспариваются им же составленной таблицей циклов для этносов. Нумерология в истории - это плохая игра.
В концепции Шпенглера преемственность культур оспаривается, поскольку есть идея, что каждая культура имеет свою индивидуальную душу. Эта душа отвечает за мировосприятие и за ментальность (как именно мыслит человек конкретной культуры). Как пример, Западная цивилизация строилась в том числе на текстах Аристотеля, но Шпенглер как раз разбирает, насколько иначе понимали того же Аристотеля древние греки. Во многом понимали до противоположного. Было понято среднее, техническое, вроде «золотой середины», но ни высшее, ни базовое понято не было. Вопрос понимания античности стоит до сих пор. Кстати, с христианством получилось то же самое. Западное христианство - это совсем другое христианство, не иудейское, не греческое, не римское. Культуры не имеют преемственности в главном, а детали они вполне могут заимствовать. Но в результате оказываются уже иные детали. Что когда-то было колесом, потом оказывается рулем. Европейская философия, вышедшая из модерна, реально стала столь же непонятной, как античность или раннее христианство; не понятно даже, что именно утрачено, что это было такое, без чего тексты превращаются в наборы умных слов непонятно для чего. Какое слово сейчас объединяет античную философию и западную философию модерна? Равноутраченность.

В-пятых
Цитата: «Культура - хорошо, цивилизация - плохо». А разве нет? Цивилизация есть, а от Культуры в положительном значении слова (с) народное - мало что осталось. Цивилизация без высокой культуры - это плохо. Мы тут живем, и «плохо» - не совсем то слово, слишком цензурное.
Чтобы строить что-то новое, лучшее, нужно различать элементы Культуры от элементов Цивилизации. А брать элементы Цивилизации - это вносить в новые конструкции мертвые формы. Тонкость в том, что то, что когда-то было Культурой - стало Цивилизацией. Важно различать, для того и Шпенглер.

Заканчивая обзор причин
России, конечно, больше нет, но есть отдельные люди, которые хотели бы видеть мир и свое место в нем иначе. В стороне от зомби, никчемности, массы и т.д. И среди этих людей есть те, кто хотел бы реализации пострусского проекта.
В философском плане нужно то, что работает. Может, и Шпенглер. А можно и Ницше. А можно и Институт марксизма-ленинизма. Главное, чтобы работало. Но ведь не работает и работать не будет.
Философия - это сырье для идей и решений. Философия против идеологии как нефть против бензина. Чтобы ехать, нужен бензин, а не нефть. А если хороший бензин получается из смеси разных видов нефти, то делать его нужно именно так. Нельзя просто взять верную философию, если бы это было возможно, её бы давно уже взяли.
Построить что-то на современной или старой философии невозможно. Поэтому лучше строить на эрзац-религии: придумать список заповедей... и всё. Тем более что современная западная философия иногда именуется «теологией без Бога».

PS. К вопросу понимания - на примере античной культуры - статья Н.Сперанской «Искушение мифом», как раз в тему.

Куликов:
https://vk.com/vostroge?w=wall-76705631_223867
Смерть философии давно пора зафиксировать. Ну, если не смерть, то старческий маразм. Это как минимум. Как максимум, действительно смерть и бесцельное блуждание в оболочке зомби - вроде чем-то занят, куда-то ковыляет, но стоит спросить, куда - ответа вряд ли дождешься. Когда зомби становится слишком много от обращения в них основной популяции, их пищевая цепочка замыкается на себя. С философией как областью приращения знания это произошло уже довольно давно. Она обратилась на себя, метафизика приказала долго жить, а онтология уступила свой трон эпистемологии, поиск смысла в окружающем мире сменился на поиск смысла в самом поиске смысла. Недавно (по историческим меркам) такая же участь подстерегла и науку. Как подсистемы культуры философия и наука были на это обречены, выработав свой ресурс. Здесь мы приходим к смыслогенетической культурологии (СТК), изучающей и осмысляющей эти процессы.

Можно было бы долго предметно оспаривать тезисы противоположной стороны о том, что у Пелипенко с Ясперсом только внешнее, поверхностное сходство, что феноменологический подход больше критикуется со смыслогенетических позиций, чем используется, о том, что смысл стоит у истоков всего, даже поведения рефлексоидов (только через несамостоятельность, навязанный им культурой смысл), что жизненный цикл отдельной локальной культуры не есть ее эволюция, тем более не есть эволюция Культуры как всеобщего организующего принципа вообще и т.п., но не вижу резона повторяться. Зато критика культурологии с позиций практического применения требует ответа. Остались еще довольно интересные тезисы о культуре как процессе и углубление в шпенглеровскую концепцию выделения «души» культур и ранжирования по этому принципу, но, боюсь, если обстоятельно отвечать на все пункт за пунктом, этот текст разрастется до устрашающих пропорций и станет нечитаемым даже для специалистов. Ограничусь лишь тезисом, что культура - это система, и процессы нужно рассматривать именно в системном контексте. Преемственность культур стоит описывать именно с этого ракурса, а «души» различных культур с позиции представителя лишь одной из них (новоевропейской) не стоит пытаться выделять - и автомодель собственной культуры овладеет пером исследователя, и системное непонимание иных культур с позиции своей помешает это сделать. Впрочем, Морозов сам указывает на это, критикуя шпенглеровское описание культур Востока. Но вернемся к практической значимости культурологии.

Культурологический бум породил множество направлений и интерпретаций феномена Культуры, поэтому вставать на защиту всей этой плеяды не только не хочется, а просто напросто невозможно. Сконцентрируемся на СТК. Черпая по принципу междисциплинарности многое и из философии, и из науки, она определенно не является направлением философии, ибо последняя не более, чем частный случай в постигаемых культурологией закономерностях. СТК определенно является направлением гуманитарной науки по факту своего происхождения, но привязана ли она к этой умирающей подсистеме культуры, пардон за каламбур, намертво? Не думаю. Во-первых, она принадлежит методологическому направлению постнеклассических подходов, что сложилось как один из возможных ответов на вызов замыкания науки на себя. Во-вторых, что еще более существенно, сам автор в труде «Постижение культуры» вывел свое детище за рамки строгой научности, обратив свое внимание на табуированные области для исследования - феномены, связанные с тонким миром и его нетривиальным взаимодействием с человеческим сознанием. Наконец, стоит задать вопрос: где же ученики и последователи мэтра, работающие в научной экосистеме, что развивают или хотя бы используют его идеи? Может, кто-то меня и поправит, но пара статей, цитирующих Пелипенко, за 5 лет погоды не делают. Возможно, я плохо искал, но кроме Острога и публичного спецкурса Зеленского, никого нет. А наша остроговская позиция известна - уходить от догматов и методологических ловушек строгой научности именно за тем, что ищет уважаемый Сергей Морозов - практической ценности.

Как я писал в статье «Пропедевтика постнауки» (Острог21), ученые-рудокопы из своих строго специализированных дисциплин-штреков перестали поставлять руду Знания из области Скрытого в область Социального. Они гонят пустую породу, а технологи-инженеры вынуждены выжимать последние капли из парадигм полувековой, а то и вековой давности для конструирования своих практических разработок. Поэтому наука как промысел по добыче Знания должна уступить свое место чему-то новому, еще не сформулированному. А новое по Гегелю приходит в одеждах старого. Для входа в постнаучную эру не обязательно выкидывать достижения науки на помойку истории, напротив, надо от них отталкиваться, изменяя сами парадигмы (способы добычи руды Знания). Здесь мы возвращаемся к СТК, которая, используя научные достижения в различных областях, изучающих деятельность и ментальность человека, сверяя их с достижениями естественных наук, не боится при этом выходить за рамки, которые блокируют осмысление. Как писал Пелипенко, «сделать шаг от знания к пониманию, от описания к постижению, т. е. сорвать еще один покров с тайны человеческого бытия-в-культуре».

Что дает постижение закономерностей Культуры как системы? Прежде всего, предсказательные возможности. Любое предсказание, особенно в текущую постэпоху, неблагодарно и не способно сбыться в точности. Однако СТК позволяет нам заглянуть не только в детали окружающих нас некротических процессов (что не столь уж интересно, скажем прямо), но и узнать в толпе одинаково одетой никчемности ряженое в одежды старого еще неокрепшее новое. Речь об экранной революции, а также ее субъектах. Легко махнуть рукой на инфантильных детишек, не могущих связать два слова в чуждой им знаковой системе (логос, письменное слово), и в ожидании Конца продолжать пить коктейли на верхней палубе утопающего «Титаника». Между тем, никчемные маленькие шлюпки уже загружены эвакуирующимися, и далеко не все из них обречены быть затянутыми в воронку от погружающегося в пучину проекта Модернити. В отличие от свидетелей Конца на верхней палубе. Некоторые из них настроены на оптимизм - авось, теплое течение вынесет нас на тропический остров, где мы, новые робинзоны, построим себе вот такую-растакую Культуру назло всем Цивилизациям. Однако боюсь, с таким отношением все, что их ждет - это поток Забвения.

Но даже если некое Провидение и даст вдруг такой шанс, что смогут извлечь в практическом плане из своих сочинений описатели упадочности цивилизации? Уповать на то, что все вдруг возникнет «само»? Боюсь, даже их собственные теории говорят, что для поколений Старого нет места в мире Нового (с чем мы, кстати, со своих смыслогенетических позиций не вполне согласны, но это отдельный разговор).

Напротив, в ситуации смерти и распада локальной культурной системы СТК вооружена выкладками о системной сопряженности смыслов, которые могут и должны быть использованы для расчистки старого и конструирования нового. Понимание же того, что большие культурные процессы не поддаются режиссированию, что любой большой проект, созданный логоцентрическим умом через иллюзию устройства мира, «плывет» в своих основаниях, не поспевая за стремительно меняющейся реальностью, дают вооруженному теоретическим знанием о Культуре представления о масштабе, с которым надо работать, о пространстве для маневра в своих практических начинаниях и подстегивает серьезно относиться к исследованию текущих трендов и переходных процессов на стыках культурных парадигм, чтобы корректировать свои действия. Т.е. все это не для «искусства ради искусства», как пишет Морозов, а со вполне определенными целями. Например, изживание некоторой антиантропной цивилизации, ее безопасной утилизации в отдельных благоприятных для этого резервуарах и последующее реконструирование на иных базовых принципах в соответствии с глобальными трендами эволюции Культуры. [О том , как этого можно достичь, размышляется, например, тут: https://vk.com/wall-76705631_190516] Возможно, речь идет даже о выходе на новый эволюционный уровень для культурно-исторического субъекта. Об этом, например, эссе Алтуфьева «Полигон эволюции» (Острог21). В любом случае, системное знание о Культуре жизненно необходимо в наш век. Мне представляется, что лишь вооружившись таким знанием, можно осуществить прорыв на следующий уровень структурной сложности ментальности и ослабить хватку Культуры, повысить уровень автономности человеческого субъекта. Но даже в наших более скромных прикладных целях на просторах условной построссии без такого знания не обойтись.

Подытожим. По перечисленным здесь и в предыдущем моем ответе Морозову причинам теоретическая основа на базе СТК имеет как раз высокое прикладное значение. Но что дает в этом смысле теория, описывающая лишь жизненный цикл культурной системы, не содержащая инструментов для планирования и целеполагания на стыках культурных систем для последних поколений, составляющих «доживающую» систему? Ничего, кроме констатаций «все плохо» пока не просматривается. Герметичное видение Шпенглера трудно развивать. Разве что обобщать на все более мелкие подсистемы культуры, как поступил Сергей, что интересно само по себе, но нет ли тут пресловутого «искусства ради искусства»?

Закончу соображением, что тезис о религии, которым завершил свой текст Сергей, интереснее и важнее всей нашей полемики, и весьма показательно, что в контексте учения Шпенглера он похож на тычок пальцем в небо. Одно только дополнение: для формулировки заповедей, которые бы что-то значили в конструируемой гипотетической эрзац-религии, необходимо, чтобы они переживались сакрально. А для этого в свою очередь необходимо понимание, где сейчас обитает сакральная сфера, и куда она может переместиться в будущем. Об этом наш дискурс.

Морозов:
Сама идея - какая культурологическая-философская система лучше подходит для решения задач - она не совсем верна в постановке задачи. Потому что выбор этой системы зависит от задачи. Для решения выбирается сама система; если решения не получается, берется другая система. Можно взять и Смыслогенетическую Теорию Культуры, можно Теорию Шпенглера, а если все равно не получается - можно и обычный молоток.
С большей частью приведенных идей можно только согласиться. С оценками можно не соглашаться, но это ведь только оценки.
В системе Шпенглера Культура и Цивилизация - это не изначальное разделение, под ним находится деление на содержание и форму. Обычно система приходит к совершенству формы тогда, когда содержание уже серьезно деградирует. Структурирование нарастает, структур становится все больше. И это деление - содержание и форма - присутствует почти в каждом социальном явлении. Например, даже пьянка или тусовка имеют две те же стадии - содержание и форму, или - культуру и цивилизацию. Так что чисто оценочно - видение Шпенглера развивать очень просто, и его сложно назвать герметическим.
А по сакральному моменту можно сказать, что сконструировать его - задача скорее всего не решаемая. Обычно сакральное приходит само. Но есть религии и без сакрального - конфуцианство, например. Но оно уныло. И сакральным конфуцианство не станет никогда, в нем нет места для сакрального. Хотя при рождении Европы христианство вдруг получило сакральное содержание - Соборы, Крестовые походы. И вопрос сакрального лучше выносить в отдельную темы. Он слишком иной.