Антонина Ивановна. 11 дней оккупации
"...Я 1922-го года рождения, в марте мне исполнилось 97 лет. До войны я работала учительницей начальных классов. Детей рождалось много, и открывались новые школы, новые классы. В нашей деревне Аревское Рогачевского района школу расположили в каменном доме семьи, которую угнали в Сибирь, они отказались вступать в колхоз. Очень жестко проходила коллективизация, были забыты ленинские заветы - что только когда дозреет единоличник, тогда он сам придет в колхоз. А Сталин все закрутил, и вот большевики агитировали, угрожали списком, что кто не вступит, поедут в Сибирь...
В 1941 году мы сентябрь проучились, октябрь, почти закончили вторую четверть. И вот в последних числах ноября приезжает посыльный из райцентра: детей распустить, школу закрыть, все свободны. А на моем иждивении была бабушка 70 лет. Прихожу я домой и говорю - бабушка, я теперь никто, работы нет, еды нет, что делать не знаю. Война. А она была человек религиозный, села, так руки на коленях сложила и спокойно говорит - что Бог дал, то и хорошо. Ну сидим мы с ней. И вдруг с улицы как ух! Что-то ухнет сильно сильно! Выбегаю на улицу, и соседи все выбежали - пыль, дым, все стоит столбом, детские листочки по небу летят. Снаряд попал прямо в здание школы!
Сидим тихо. На следующее утро, 28 ноября, в деревню вошла немецкая мото и автоколонна. В дом стали входить солдаты, офицеры. Целый день туда-сюда. Один зашел, лег на печку и заснул. Мы тихо сидим, привалились к стеночке. Ходили, все какие-то вещи смотрели, сменялись.
На следующее утро к дому подъехал Виллис, в нем штабист, с ним адъютант - повар, слуга, четыре эсэсовца и русский пленный из-под Могилева, Иосиф, они звали его Юзеф, он обслуживал Виллис. Остановились у нас. Каждое утро штабист в 8 утра уезжал, повар готовил еду. И какие немцы аккуратные, тщательные, как у них хорошо организовано хозяйство! Он так быстро печь затопил, всю посуду разложил, взял прямо 8 кур и раз их в чугунок, вынимает через минуту - они уже без перьев. А мы бывало щиплем, щиплем... Но это от того, что они не собирали пух и перо на подушки. Ели они окорочка, гороховый суп, сухие галеты, кур. Хлеба не было. С нами говорили по-русски, они же с границы шли по нашей стране, уже выучили русский. Ну и я учила в школе немецкий, свободно говорила. Я спросила Иосифа - Юзефа - что заставило тебя пойти на службу врагу? Ведь он сам, добровольно перешел на их сторону. А он сказал - никогда не знаешь, как жизнь повернется, каждый эту жизнь сохраняет как может. Да, были и такие предатели среди людей.
Мы с бабушкой осмелели, голод заставил, пошли за коровой ухаживать, за другой скотиной. Кур всех наших и по всей деревне они съели, а другую скотину не трогали. К нам за все время оккупации никаких притеснений не было. Я потом много рассказывала о нашей жизни в оккупации людям из центра - говорю, ели их суп, их галеты. А что было делать? К печке они нас не подпускали.
Погода той осенью стояла прекрасная, сухая, солнечно, подморозило, дороги твердые, немецкая техника ездила, как по асфальту. Они говорили: как красиво! Русская Швейцария! Но Бог есть, Анечка! Через несколько дней начался такой циклон, такая вьюга, намело метровые сугробы, ну улицу не выйдешь! Тут же выбран был староста, и он ходил по домам, выгонял женщин работать, мести снег. А что его мести? Тут же снова заваливало.
8 декабря штабист как всегда в 8 часов уехал, а потом быстро вернулся, взволнованный, приказал всем срочно собираться. Я спросила Иосифа - Юзефа, что произошло. Он сказал, что советские части перешли в контрнаступление, и немцам пришел срочный приказ отступать. Уходили пешком! Техника их не шла по снегу! Все овраги в нашей деревне, вся наша русская Швейцария была заставлена брошенной немецкой техникой. Наши люди конечно сразу подсуетились, брали из немецких машин что можно. Но так подойдешь, а у нее такое дуло сзади - страшно! Так ушли из нашей деревни немцы, 11 дней длилась оккупация. Никаких жертв в нашей деревне среди мирного населения не было. Обо всем этом я много раз рассказывала поисковому отряду из Дмитрова, которым руководит Сережа Рыбаков. Рассказала, как мы видели, что два немецких мессера подбили наш истребитель между Новоселками и Чайниково. Вы если едете по Рогачевскому шоссе, видите это место. Этот самолет нашли ребята из поискового отряда Сережи Рыбакова.
На следующий день в деревню вступил наш первый фронт. К нам в дом вошел капитан, и с ним несколько бойцов. Они сказали бабушке - бабушка, бойцы всю ночь вели бой, им необходим ночлег. Легли прямо на полу, в таких телогрейках, в сапогах, в ушанках, с автоматами, в белых халатах. Парни - кровь с молоком. Капитан стал меня расспрашивать, что в деревне делали немцы, что делали эсэсовцы. Я сказал - пойдемте, товарищ капитан, я Вам покажу. Мы пошли к конюшне, где я видела, что стоял немецкий часовой. Все лошади были забраны на фронт или угнаны в тыл, и конюшню немцы приспособили под оружейный склад. Мы вошли туда - там были огромные штабеля снарядов, оружия! Капитан сказал: готовились к долгой осаде. Наутро они ушли, а оружие и боеприпасы забрал второй фронт, который шел за ними. А все немцы, которые ушли из нашей деревни пешком, на повороте, где сейчас стоит памятник, встретили наши части, шедшие из Клина, и все погибли. Весной к нам пришли другие части и забрали технику из оврагов, завели и уехали на ней, зарисовав зеленым белые кресты. Из немецкой техники били врага! А нам был приказ - все немецкие захоронения, которые были на нашей земле, уничтожить. Вырывали тела, уносили их в болото, кресты сжигали. Сейчас на местах боев стоял только наши могилы и памятники, а ведь немцев полегла здесь тьма тьмущая.
Наше хозяйство очень быстро восстанавливалось. С востока пришла гуманитарная помощь, из центра прислали технику, одежду, еду. Многие люди остались без крова, ведь немцы, уходя, сожгли 38 домов из 63х. До конца года мы уже не учились, а 2 января снова открылась школа, и в конце учебного года нам прибавили те две недели, которые мы провели в оккупации. Весной приехали плотники из Сергиева Посада и построили всем жителям новые домики.
Все хозяйство восстанавливали женщины, вечная им слава! Все мужчины призывного возраста были мобилизованы. У меня на фронте погиб под Вязьмой отец, брат был контужен и умер и похоронен в госпитале. 53 человека не вернулось в деревню. А кто вернулся - были больные, долго не жили. Мой муж был контужен, вернулся, но прожил всего 54 года. Все они очень быстро умерли. Те кто сейчас на парадах с орденами - все это штабисты, бумажные работники! Кто воевал, долго не жил. Был у нас один, с тремя Орденами Славы вернулся, значит кавалер, от всего освобождался, пенсия огромная, а ведь он всю войну просидел в штабе! Были и такие люди среди наших. Но был и патриотизм. Не зря Матросов бросился на вражескую амбразуру, и Гастелло! В наших краях таких было очень очень много.
А коллективизация… Там ведь как было. В 1931 году вышли эти указы, всех пугали списком, Сибирью. Мой дед был убежденный единоличник и отказался вступать в колхоз. Моему отцу пришлось отделиться от них, мы жили в разных домах. Мама с тремя сестрами, я с бабушкой остались, мужчины все потом погибли и умерли. И вот как назло - 31, 32, 33 год - страшный неурожай, голод! Что мы ели! В колхозе надо было работать за палочки, за трудодни. Все потекли в город, и Москва принимала - давала работу, жилплощадь. Поля давали с квадратного метра один росток пшеницы. Все перепахивали, сажали картошку, но и она не росла. Поля заростали, работать было некому. Америка завела свои товары в Торгсины, отец отнес туда обручальные кольца, бабушка отдала цыганские такие серьги - поменяли на два мешка ржаной муки. Но что это для семьи! Анечка! Нечего было есть, а еще хуже было с промтоварами, мы три года ходили как нищие, оборванцы! Тут вышел указ - один из семьи может вступить в колхоз, а другой может работать на производстве. Отец тут же записался на щеточную фабрику в Рогачево. Начались хоть какие-то деньги в семье. Мама с первой зарплаты купила мыла, и мы помылись впервые за несколько лет. И тут урожай! И техника пришла в колхоз - молотилки, жнейки. 1935, 36 год - урожаи, 37, 38й года - изобилие! Все было в магазинах, только знай деньги неси. Отменили карточки. 1940, 41й - хорошие годы! И тут война…
Два сына было у меня, поднимала я их после войны, умерли - один в 34 года, другой два года назад от инфаркта. Внучки есть, племянницы, но они со мной после похорон не общаются. Долгую я жизнь прожила, Анечка, и могу сказать, что чужие иногда бывают лучше чем свои..."
Антонина Ивановна Трофимова много лет проработала учительницей, почтальоном, много кто из персонала дома престарелых в Рогачево - ее бывшие ученицы. Все ее очень уважают. Она говорит четко, ровно, я без труда запомнила этот текст, взять диктофон не хватило духу, смотрела на нее во все глаза и записывала прямо внутрь. «У меня аж мурашки по коже!» -то и дело вставляли нянечки. Она бы еще долго могла говорить, да нам пора было уезжать. Мы поехали в ее деревню Аревское, это 6 км от Рогачево. Стали искать ее дом, она сказала «да пятистенок, сразу поймете там». Сразу узнали бывшее здание школы. Это снова частный дом. Разговорились с сыном хозяина, Анатолия Верещагина. Он сразу вспомнил Антонину Ивановну, сказал она очень уважаемая в деревне, самая добрая, просил передать приветы и обещал навестить. Показал ее дом. Сфотографировали, отвезем ей снимки. А она бы так хорошо посидела на завалинке! Хотела привезти ее домой в гости, но персонал сказал тяжело ей это уже, ходит то с двумя палочками. Не надо ее беспокоить.