ЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМО
12 августа 1952 г.
Гудаута, Абх. АССР
Не правда ли, Витёк, путевые записки самая скучная литература на свете? Но ничего не поделаешь - взялся за гуж - не говори, что не дюж. Продолжаю надоедать тебе своими описаниями.
Выкупавшись и погуляв, мы пошли домой. Проходя мимо одного дома, мы услышали голос: «Квартыр ны нада?!» Зашли. За 150 руб. нам предложили на 2 недели приличную, хотя и проходную комнату. Это нас устраивает вполне. Пошли за вещами на старую квартиру. В стремительном темпе взяли вещи, сунули хозяйке двадцать рублей и исчезли, не дав ей даже открыть рта. По дороге на новую квартиру нами завладел некий предприимчивый грузин, который поочередно предлагал нам у себя и своих многочисленных родственников и знакомых различные комнаты, начиная от прекрасной веранды и кончая каким-то комбинированным свинарно-телятником. Самое забавное было в том, что он пытался сдать нам всё это при полном нейтралитете фактических хозяев жилья, а иногда даже против их воли. Но наш арап (?) жизнерадостно размахивал руками, отпихивал хозяев, выбрасывая слова в пулемётном темпе, и строптивые хозяева робко умолкали. Когда я осмелился обратить внимание нашего самозваного квартирмейстера на то, на мой взгляд, немаловажное обстоятельство, что хозяин по всей видимости не хочет сдавать нам комнату, он пренебрежительно махнув рукой ответил: «Ах-ха! Он сам ны знаит чиво нада, я знаит!»
Утомившись, мы махнули рукой и отправились на осмотренную нами раньше квартиру. Хозяева - армяне, одинокие старики. Старик торгует в ларьке на базаре углем, умывальниками, вёдрами и тому подобной продукцией тяжёлой промышленности, а хозяйка обслуживает сад, в котором произрастают виноград, груши, яблоки, орех, инжир, помидоры, кукуруза, подсолнух и лавр. Она же властвует над животными: коровой, телёнком, курами, утками и двумя чёрными кошками. Над курами властвует кроме неё петух, в высшей степени неприятный: он начинает кукарекать в половине пятого утра и кукарекает до восьми с промежутками в 10 минут. Самое неприятное - это не его «кукареку», а томительное ожидание в промежутках: «Вот, вот, сейчас он заорёт, сволочь!» Кроме этого в промежутках орёт и хозяйка, созывая кур: «На-зип, тип, тип, тип, тип, тип, тииип! На- зип, тип, тип, тип, тип, тип, тииип!» Но со всем этим познакомился позже, потому что в первое утро
2 августа я был разбужен в половине пятого и отправился за хлебом в очередь. Ещё наполовину темно. У стены рынка, где находится хлебный ларёк, сидят какие-то фигуры. Минут пять мой хозяин, который пришёл со мной, безуспешно выкликает: «Кто последний?» Наконец последний отыскивается. Частов в семь привозят хлеб. Ожидающие становятся в очередь. Вернее в две очереди: мужскую и женскую. Я изумлен, спрашиваю хозяина, почему так. Он качает головой и говорит коротко: «Закон такой». Но вскоре я понял, в чем дело. По мере приближения к окошечку стоящий сзади меня человек просовывает руки мне подмышки и крепко хватает меня за грудь, за то место, где соски. Мне предлагают проделать то же с впереди стоящим. Это делается, с одной стороны для того, чтобы никто не примазался, а с другой стороны, чтобы самого не вытолкнули из очереди. Нетрудно видеть, что в таких условиях стояние мужчин и женщин в общей очереди могло бы вызвать нежелательные сексуальные эмоции. Впрочем, несмотря на все радикальные меры примазваются в очередь весьма многие.
Жизнь здесь довольно дорогая. Дешевле, чем за 7-8 рублей пообедать не удается. Овощи и фрукты тоже не очень дёшевы и не очень хороши. Дёшево только вино. Самый дешёвый сорт - «Изабелла» стоит 10 руб. литр и продаётся на базаре прямо из бочонков колхозниками. Кроме хлеба здесь в большом употреблении лаваш - большие лепёшки из муки, напоминающие по вкусу наш белый хлеб. В качестве второго блюда широко распространено странное кушанье под названием «соус». Соус бывает разный: из мяса, из печенки, с картофелем, с баклажанами и пр. Это - кусочки мяса, плавающие в большом количестве подливки, весьма острой, с большим количеством перца и других жгучих приправ. Глотку для этого блюда нужно иметь луженую. Впрочем, довольно вкусно.
3 августа я посвятил поискам Бориса. Дважды прошёл из конца в конец весь берег, но безрезультатно. Нравы на здешнем пляже весьма странные. Оба санатория, расположенные на берегу, «Волга» и «Скороход», имеют мужской и женский пляжи. Пляжи эти расположены рядом и ничем друг от друга не отгорожены. Поэтому женщины, желающие подвергать воздействию солнечных лучей интимные части тела, отодвигаются на самый край женского пляжа и в значительной степени нарушают его границу, вылезая на общий пляж. Не удивительно поэтому, что идя по берегу и задумавшись о чем-то, я врезался в целое стадо Данай и вызвал немалый рёв. Какая-то 40-летняя груда мяса возопила: «У-у-у! Рады шляться тут и получать удовольствие!» Я мужественно возразил: «От вас, бабушка, получить удовольствие весьма затруднительно», - и благоразумно поспешил скрыться бегством. Оставил на почте открытку Борису со своим адресом.
4 августа. Хозяева сдали ещё одну комнату грузинской семье: папа Гциридзе, мама Тамара, дочь 14 лет - Нателла и сын 10 лет - Алико. Кроме отца - все они не понимают по-русски ни бельмеса. Узнал, что папа по-грузински называется «Мамо», а мама не «папо», как я ожидал, а «дедо». Кроме того установил, что кур у грузин кличут не как у нас и не как у армян, а «тир-тир-тир-тир-тир!» Наконец, был угощён какой-то грузинской лепёшкой с творогом. Больше ничего интересного от знакомства с соседями ожидать видимо нечего. Люди они довольно скучные. К вечеру пришёл Борис. Встретились очень дружески, и отныне все вечера проводим вместе.
5 августа. Ознакомившись с бытовой и продовольственной обстановкой в Гудауте, установили бюджет на основе режима строгой экономии, а меня избрали министром финансов и хранителем общественных денег. Решили прожить в Гудауте до 15 августа растительно-пляжной жизнью, а затем отправиться дальше - в Афон, Сухуми и Тбилиси.
Ну, кажется, на сегодня достаточно. Моя летопись начинает понемногу догонять современность. Ещё два-три письма - и я начну идти в ногу с жизнью.
Хочется спросить тебя, как ты поживаешь, скольких изловила волков, как поживают Зоря и Ина, но вспоминаю, что не дал тебе никаких адресов и жалею об этом. Но маршрут наш вырабатывался по ходу путешествия, и я не решался давать адресов ни маме, ни тебе. Ну, зато, когда встретимся, мне рассказывать будет не о чем (всё в письмах), а меня будут ожидать твои устные рассказы. До этого осталось не так уж много.
Итак, до следующего письма объявляется перерыв.
Гудаута, Абх. АССР
Не правда ли, Витёк, путевые записки самая скучная литература на свете? Но ничего не поделаешь - взялся за гуж - не говори, что не дюж. Продолжаю надоедать тебе своими описаниями.
Выкупавшись и погуляв, мы пошли домой. Проходя мимо одного дома, мы услышали голос: «Квартыр ны нада?!» Зашли. За 150 руб. нам предложили на 2 недели приличную, хотя и проходную комнату. Это нас устраивает вполне. Пошли за вещами на старую квартиру. В стремительном темпе взяли вещи, сунули хозяйке двадцать рублей и исчезли, не дав ей даже открыть рта. По дороге на новую квартиру нами завладел некий предприимчивый грузин, который поочередно предлагал нам у себя и своих многочисленных родственников и знакомых различные комнаты, начиная от прекрасной веранды и кончая каким-то комбинированным свинарно-телятником. Самое забавное было в том, что он пытался сдать нам всё это при полном нейтралитете фактических хозяев жилья, а иногда даже против их воли. Но наш арап (?) жизнерадостно размахивал руками, отпихивал хозяев, выбрасывая слова в пулемётном темпе, и строптивые хозяева робко умолкали. Когда я осмелился обратить внимание нашего самозваного квартирмейстера на то, на мой взгляд, немаловажное обстоятельство, что хозяин по всей видимости не хочет сдавать нам комнату, он пренебрежительно махнув рукой ответил: «Ах-ха! Он сам ны знаит чиво нада, я знаит!»
Утомившись, мы махнули рукой и отправились на осмотренную нами раньше квартиру. Хозяева - армяне, одинокие старики. Старик торгует в ларьке на базаре углем, умывальниками, вёдрами и тому подобной продукцией тяжёлой промышленности, а хозяйка обслуживает сад, в котором произрастают виноград, груши, яблоки, орех, инжир, помидоры, кукуруза, подсолнух и лавр. Она же властвует над животными: коровой, телёнком, курами, утками и двумя чёрными кошками. Над курами властвует кроме неё петух, в высшей степени неприятный: он начинает кукарекать в половине пятого утра и кукарекает до восьми с промежутками в 10 минут. Самое неприятное - это не его «кукареку», а томительное ожидание в промежутках: «Вот, вот, сейчас он заорёт, сволочь!» Кроме этого в промежутках орёт и хозяйка, созывая кур: «На-зип, тип, тип, тип, тип, тип, тииип! На- зип, тип, тип, тип, тип, тип, тииип!» Но со всем этим познакомился позже, потому что в первое утро
2 августа я был разбужен в половине пятого и отправился за хлебом в очередь. Ещё наполовину темно. У стены рынка, где находится хлебный ларёк, сидят какие-то фигуры. Минут пять мой хозяин, который пришёл со мной, безуспешно выкликает: «Кто последний?» Наконец последний отыскивается. Частов в семь привозят хлеб. Ожидающие становятся в очередь. Вернее в две очереди: мужскую и женскую. Я изумлен, спрашиваю хозяина, почему так. Он качает головой и говорит коротко: «Закон такой». Но вскоре я понял, в чем дело. По мере приближения к окошечку стоящий сзади меня человек просовывает руки мне подмышки и крепко хватает меня за грудь, за то место, где соски. Мне предлагают проделать то же с впереди стоящим. Это делается, с одной стороны для того, чтобы никто не примазался, а с другой стороны, чтобы самого не вытолкнули из очереди. Нетрудно видеть, что в таких условиях стояние мужчин и женщин в общей очереди могло бы вызвать нежелательные сексуальные эмоции. Впрочем, несмотря на все радикальные меры примазваются в очередь весьма многие.
Жизнь здесь довольно дорогая. Дешевле, чем за 7-8 рублей пообедать не удается. Овощи и фрукты тоже не очень дёшевы и не очень хороши. Дёшево только вино. Самый дешёвый сорт - «Изабелла» стоит 10 руб. литр и продаётся на базаре прямо из бочонков колхозниками. Кроме хлеба здесь в большом употреблении лаваш - большие лепёшки из муки, напоминающие по вкусу наш белый хлеб. В качестве второго блюда широко распространено странное кушанье под названием «соус». Соус бывает разный: из мяса, из печенки, с картофелем, с баклажанами и пр. Это - кусочки мяса, плавающие в большом количестве подливки, весьма острой, с большим количеством перца и других жгучих приправ. Глотку для этого блюда нужно иметь луженую. Впрочем, довольно вкусно.
3 августа я посвятил поискам Бориса. Дважды прошёл из конца в конец весь берег, но безрезультатно. Нравы на здешнем пляже весьма странные. Оба санатория, расположенные на берегу, «Волга» и «Скороход», имеют мужской и женский пляжи. Пляжи эти расположены рядом и ничем друг от друга не отгорожены. Поэтому женщины, желающие подвергать воздействию солнечных лучей интимные части тела, отодвигаются на самый край женского пляжа и в значительной степени нарушают его границу, вылезая на общий пляж. Не удивительно поэтому, что идя по берегу и задумавшись о чем-то, я врезался в целое стадо Данай и вызвал немалый рёв. Какая-то 40-летняя груда мяса возопила: «У-у-у! Рады шляться тут и получать удовольствие!» Я мужественно возразил: «От вас, бабушка, получить удовольствие весьма затруднительно», - и благоразумно поспешил скрыться бегством. Оставил на почте открытку Борису со своим адресом.
4 августа. Хозяева сдали ещё одну комнату грузинской семье: папа Гциридзе, мама Тамара, дочь 14 лет - Нателла и сын 10 лет - Алико. Кроме отца - все они не понимают по-русски ни бельмеса. Узнал, что папа по-грузински называется «Мамо», а мама не «папо», как я ожидал, а «дедо». Кроме того установил, что кур у грузин кличут не как у нас и не как у армян, а «тир-тир-тир-тир-тир!» Наконец, был угощён какой-то грузинской лепёшкой с творогом. Больше ничего интересного от знакомства с соседями ожидать видимо нечего. Люди они довольно скучные. К вечеру пришёл Борис. Встретились очень дружески, и отныне все вечера проводим вместе.
5 августа. Ознакомившись с бытовой и продовольственной обстановкой в Гудауте, установили бюджет на основе режима строгой экономии, а меня избрали министром финансов и хранителем общественных денег. Решили прожить в Гудауте до 15 августа растительно-пляжной жизнью, а затем отправиться дальше - в Афон, Сухуми и Тбилиси.
Ну, кажется, на сегодня достаточно. Моя летопись начинает понемногу догонять современность. Ещё два-три письма - и я начну идти в ногу с жизнью.
Хочется спросить тебя, как ты поживаешь, скольких изловила волков, как поживают Зоря и Ина, но вспоминаю, что не дал тебе никаких адресов и жалею об этом. Но маршрут наш вырабатывался по ходу путешествия, и я не решался давать адресов ни маме, ни тебе. Ну, зато, когда встретимся, мне рассказывать будет не о чем (всё в письмах), а меня будут ожидать твои устные рассказы. До этого осталось не так уж много.
Итак, до следующего письма объявляется перерыв.