Дженнифер Лоуренс, или Пять лет спустя
Посмотрев прошлогоднюю «Балладу о змеях и певчих птицах», я испытал острое желание пересмотреть первые «Голодные игры», с появления которых - ну ничего себе - прошло уже более десяти лет. А, пересмотрев, невольно вспомнил об этом тексте, написанном пять лет назад и погрузившем меня в ностальгию. (Хотя бы и потому, что мой друг-меломан alex_mclydy так подробно здесь что-то комментирует. При его обычном предельном лаконизме такое количество слов - буквально на вес золота).
Для тех, кто не читал этот текст, коротко поясню. Погрузившись с головой в фильмографию Дженнифер Лоуренс - и получив от этого массу человеческого удовольствия, - я, с присущими мне тогда прекраснодушием, наивностью и максимализмом, поставил себе задачу «оправдать» эту актрису в глазах неких ее многочисленных хейтеров, дав совершенно объективный и непредвзятый взгляд на ситуацию при анализе ее избранных ролей. Особенно умилительно читать в этом плане комментарии, где я с непробиваемой пафосностью и якобы такой простой и честной универсальностью подхода доказываю своим друзьям и читателям, зачем я все это делаю, а попутно - ненавязчиво так и обстоятельно поясняю, как правильно нужно смотреть на вещи. И, уж конечно, выражаю свою веру в то, что все люди на свете - было бы у них только желание и только бы они чуточку задумались - способны учитывать (или научиться учитывать) все эти тончайшие нюансы и воспринимать мир и себе подобных разумно, разносторонне и благожелательно. А в качестве наглядного примера предоставляю им собственный текст.
Если кому-то слышится в этом ирония и издевка надо мной тогдашним, то ему слышится верно. Но делаю я это безо всякой злобы и даже без какой-либо горечи разочарования. Кроме того, во многих отношениях я все еще сохраняю свою веру в людей, как и в собственные творческие задачи, а также методы их осуществления. Да, я не стал бы делать это так, как делал в том искреннем, хотя и довольно шаблонном во многом тексте, но самый подход все еще кажется мне осмысленным. Притом что я, конечно, не жду и всерьез не рассчитываю, что увлеку и заставлю поверить мне хотя бы одного единственного человека. Тем не менее, мне все еще хочется говорить о таких вещах и о таких личностях (что значит «таких» поясню чуть позже), хочется, если и не доказывать, то просто показывать, делиться, призывать присмотреться внимательнее - к тому, что сам я однажды понял и сумел увидеть. Именно увидеть, разглядеть, потому что просто видеть, просто смотреть недостаточно.
Но сейчас я не хочу погружаться в нюансы моей просветительской теории, а лучше расскажу вам о Дженнифер Лоуренс и о том, как она вошла тогда в мою небеспечную уже киноманскую жизнь. А заодно - порассуждаю немного о самой природе возникновения симпатий, помешательств, влюбленностей (на собственном примере) и чем они могут быть хороши или наоборот.
История начинается с того, что пять с половиной лет назад, холодным декабрьским утром (хотя погоды я совершенно не помню), бедолага Генри, жалкий, убитый и запуганный, впервые в своей жизни отправился на полученную работу. После окончания универа (кому интересно, окончил я МГТУ им Н.Э. Баумана, кафедру «Компьютерные системы и сети») жизненный путь мой лежал прямиком на одно небезызвестное ракетное предприятие, что базируется в городе Королеве. По целевому договору я должен был отпахать там три положенных для каждого годика, благодаря чему, собственно, и поступил до этого в университет и проучился там до самого конца. Строго говоря, на работе меня могли и отпустить, если бы я высказал тогда такое желание, но по свойственной мне закоренелой нерешительности я двинулся вновь по течению.
Тем более, что плыл я по нему уже класса с седьмого, когда по мудрому и настойчивому материнскому совету (ибо сам я и палец о палец не ударил бы ради собственного будущего) пошел сначала в физмат, а затем - и в Бауманку, заключив упомянутый договор. В общем, от старших классов и до момента принятия на работу моя жизнь была заранее и четко распланирована. Распланирована, повторюсь, не мной, а именно родителями, на чьи предложения я, скрепя сердце и загнанный окончательно в тупик (ибо от жизни было не отвертеться), мягкотело и вяло соглашался, покорно, но отчаянно кивал, так как все во мне при этом леденело.
Ибо уже с тех школьных незабываемых лет я чувствовал себя радикально иным, не приспособленным и, казалось, не умевшим в этой жизни ничего из того, что якобы умели все остальные, «нормальные» и самостоятельные люди. По этой причине я попросту не верил, что смогу учиться в таком престижном техническом вузе, как Бауманка, да и поступить-то туда не поступлю. Все информационные и инженерные дисциплины были мне одинаково враждебны, были чужды моему гуманитарному литературному сознанию, а уж тем более - моим планам на писательское будущее. Я рассчитывал лишь, что меня оставят наконец-то в покое, когда я соглашусь делать все то, что положено человеку, получающему высшее образование (и имеющему при этом гипотетические время и возможность заниматься личными творческими делами).
Отчасти так оно и получилось, однако для меня и по-прежнему остается загадкой, как я сумел выжить и тысячу раз не опозориться (хотя позориться мне приходилось нередко), проучившись в Бауманке шесть бесконечных лет. Да, задним числом эти годы видятся самыми лучшими, так как были они и самыми свободными, и самыми открытыми, но все же и мучений мне выпало немало. Главные и самые частые из них были связаны как раз с тем, что я чувствовал себя не на своем месте. Так, словно я - засланный казачок, или поступил в универ по блату, или просто неизвестно как, но, в любом случае, я здесь - чужой. По этой причине, с вечно потеющим и заискивающим дружелюбием, я старался держаться и помогать тем, кто в свою очередь мог бы помочь и мне, вновь и вновь спасая старину Генри от неминуемого позора и от демонстрации его истинных познаний.
Нет, я не был эдакой расчетливой сволочью и сладеньким подлизой, стремящимся из всего извлекать выгоду и хитроумно пользоваться другими. Как только мог, я помогал всем, кто ко мне обращался (активным советчиком и подсказчиком я был еще со времен школьных), и мои университетские товарищи, уверен, это подтвердят. При всем при этом я ощущал себя тотально неуверенным, чуть ли не до слез беспомощным, на вечных птичьих правах, к чему прибавлялись еще и крайне болезненное, гипертрофированное чувство собственного достоинства и невольно приобретенный уже синдром отличника (школу я закончил с серебряной). Да, сколько бы я ни настраивал себя подобным образом, сколько бы ни выдумывал и сколько бы ни дрожал потом из-за этих фантазий, я все равно учился неплохо, так что из последней двухлетки, из магистратуры, вышел даже с красным дипломом. И все же меня никогда не покидала мысль, что все вокруг знают - не могут не знать! - кто я такой и какой ценой каждый раз выкручиваюсь, чего я действительно стою. Стою как технарь, как программист, как инженер - стою как бауманец.
Ровно с этими же чувствами, тем пускай очень холодным и неуютным утром я шел в первый раз на ненавистную мне заведомо работу, так, словно шел на казнь. Я всерьез думал о том, что свободная жизнь моя, мои фантазии, увлечения и «творчество» по-настоящему, считай, что закончились. Я просто не мог представить, как этот длинный, неловкий и зажатый человечек, носивший вроде бы мое имя, в душе и по знанию жизни - совершенный ребенок, будет взаправду, как и все, работать, отвечать за свои действия и решения, как взрослый. Причем в самых реальных повседневных ситуациях, в вопросах, от которых зависит работа и результаты деятельности других людей, целых отделов, всего предприятия. В общем, я абсолютно и до постыднейшего ужаса не верил, что смогу справляться с любыми своими обязанностями, которых я еще совершенно себе не представлял, сознавая лишь, что ничего не знаю.
Вижу, что я чересчур увлекся мемуарами, а поэтому перейду сразу к тому, как после недолгого первого дня (что было единственным, по сути, облегчением) я возвращался домой до последней степени раздавленным и низким существом, настолько нелепой и дрожащей тварью, что не приснилась бы даже и Раскольникову. Я натурально считал, что это - всё, the end, апокалипсис now. Смутно помню, что нечто подобное я пытался высказывать потом и родителям, которые давно уже, конечно, знали и представляли, что я вообще такое, хотя и вряд ли представляли полностью. Не думаю, что представляете и вы. (Может быть, те, кто читал мою автобиографическую книжку, представляют это немного лучше).
Как бы там ни было, очередной домашний вечер подошел к тому единственному спасительному моменту, которому нередко удавалось вытаскивать, отсрочивать мое погружение в безжалостную и холодную бездну - бездну окружающей действительности. Это был момент просмотра кино. Не помню, как и по какой причине, по какому-то заранее намеченному плану или благословленный Великим Рандомом, но я запустил фильм Дэвида О. Расселла «Мой парень - псих». Я точно слышал о нем и до этого и знал, что он довольно популярен, но со свойственной мне тогда снобистски-синефильской уверенностью отбрасывал, как и многое другое. В том же состоянии, в каком я оказался вечером 6 декабря 2018 года (дату эту я прекрасно помню), было уже не до высокомерия, и с горя я решился попробовать.
Опять же, не помню точно, но о Дженнифер Лоуренс к тому моменту я знал только самый минимум. С первой частью «Голодных игр» я был уже знаком (посмотрел когда-то с увлечением, но и забыл после этого скоро), а вот «Пассажиров» видел в свое время дважды (сначала один, а затем с компанией). Пожалуй, именно благодаря этой космической фантастике я и изменил свое отношение к Лоуренс, которое было до этого равнодушно-презрительным (в общем, все равно что никаким). Мол, очередная раскрученная актрисулька, очередная восходящая «звезда» Голливуда, знаем мы таких. Но дальше мимолетно заискрившей симпатии после ее дуэта с Праттом дело так и не двинулось. Вероятно, я видел уже и «Людей Икс», но особого внимания ей там не уделил, так что на этом все могло бы и кончиться.
Но 6 декабря 2018 года сошлись все нужные звезды (в том числе - и звезды кино). Я сидел у экрана монитора - и с невероятной теплотой, с предельным и счастливо-благодарным за спасение вниманием следил за каждым жестом, за каждой эмоцией, за каждым появлением на экране Джен. Само собой разумеется, что в фильме О. Расселла я разглядел тогда значительно больше, чем он представляет из себя на самом деле (я видел его с тех пор еще дважды и сумел адекватно оценить). Но главное, что лицо героини Лоуренс, как и харизма ясноглазого Купера, преисполнили меня столь необходимой, пускай и иллюзорной эскапистской надежды. Девиз же главного героя «Excelsior» сделался моей мантрой на многие рабочие недели, так как тяжелых и мучительных ситуаций, в которых ее приходилось повторять - для временного укрепления духа - оказывалось, прямо скажем, навалом.
После такого сверхудачного опыта я просто не мог не взяться за другие фильмы О. Расселла с Дженнифер, как и вообще - за ее фильмографию. На самом деле, я помню очень мало подобных примеров, когда я со столь терпеливой и внимательной готовностью принимал любые роли «изучаемого» актера, как и любые картины с его участием. Но принимал не в смысле «считал обязательно хорошими», оправданными присутствием актера. Я просто очень спокойно (подчеркиваю это слово) и с максимальной вовлеченностью погружался в каждое кино, выжимая из него самый максимум. То есть, несмотря на очевидную расположенность к Джен, я не был в тот момент одержим, фанатичен (по крайней мере, в привычном понимании), а, напротив, достигал чуть ли не Дзена, следовал Дао. В общем, абсолютно ровно и бесстрастно воспринимал и оценивал все, что представало передо мной на экране. Мне даже казалось, что я вижу каждый фильм ровно таким, какой он и есть, получаю от него ровно то удовольствие, которое только и можно, предполагается получать. Не преувеличенное и не преуменьшенное, а соответствующее уровню кино.
Поэтому даже в таких фильмах, как «Сойка-пересмешница» или «Красный воробей», я умудрялся находить что-то хорошее и достойное внимания, постоянно сознавая при этом и крайне невысокий их художественный уровень. Мне удавалось достигать такого состояния и впоследствии, но лишь в довольно редких, счастливых случаях. Здесь же мной словно двигало нечто, что было сильнее меня, что направляло и уравновешивало, что помогало не ослабнуть ни желанию, ни силе первоначальной восприимчивости. Возможно, задним числом я немного и приукрашиваю, забывая о немногих, но все же неудачных в этом смысле опытах (то есть, о тех фильмах с актрисой, выносить которые ровно и до конца мне не удавалось). Так или иначе, в целом, настрой и ощущения у меня были именно такими.
Причем, чтобы вы правильно поняли, - я не был влюблен в Лоуренс. А если и был, то совсем не романтически, не страстно, а как-то так по-братски, по-человечески. Главное, что я был очарован и предельно погружен в ее образ в целом. В образ, включавший в себя и актерскую игру, и черты внешности, и голос, и саму ее уникальную личность. В образ, как и всегда, идеализированный, невольно смягчавший и игнорировавший те нежелательные элементы, что неизбежно в него привходили (будь то высказывания или факты биографии, отдельные фото или интервью актрисы). То есть, в образ, формировавшийся в тех рамках, которые я подсознательно для него подготовил, защищая от всего «излишнего». При этом я специально старался учитывать и постоянно напоминать себе и обо всех неидеальностях Джен (да и медийный образ ее, многим известный, иначе поступать не позволял), а потому свято верил, что мой взгляд, что мое отношение к этой женщине - самые что ни на есть объективные. (В рамках именно медийных, общедоступных. Реальной, повседневной Дженнифер Лоуренс никто из нас с вами не знает и вряд ли когда-нибудь узнает).
Существенным здесь было и то, что я с какой-то особенной и неумеренной горячностью взялся ее перед всеми «оправдывать» (вот только кто ее, спрашивается, обвинял?), заделался ее адвокатом. Иными словами - взялся доказать и показать, что она действительно хороша и талантлива как актриса, что фильмы с ней, и правда, стоят внимания. (Притом что большинства из них я еще даже не видел). Это была такая, на первый взгляд, благородная внутренняя установка, которая и до, и после того случая втемяшивалась в мою голову неоднократно. В реальности же все, как и всегда, было значительно немножко эгоистичнее. Желая выявить и продемонстрировать всем достоинства Дженнифер, я ненавязчиво при этом намекал, - то есть, намекнул бы, когда исполнил, - насколько же я проницателен и умен, раз способен до мельчайших нюансов (а иначе я и не делаю) выразить подобные вещи.
И это притом что я - серьезный вообще-то киноман, предпочитающий Феллини, Бергмана и Куросаву. Но при желании - легко способный снизойти и сполна оценить даже и такое кино, иначе говоря, - быть, как все. Мол, смотрите, ведь и старина Генри - такой же нормальный современный зритель, он тоже сечет фишку - и даже больше, чем кто-либо! Таким образом, любуясь на экране Джен, я любовался и тем, как я могу любоваться, тем, как тонко, разносторонне и непредвзято мне удается воспринимать и анализировать увиденное. Что отличает меня в лучшую сторону, с одной стороны, от одержимых и предвзятых фанатов, а, с другой стороны, - от ничего не желающих знать и разбираться хейтеров. Притом что я одинаково хорошо понимаю и тех, и других, могу встать на точку зрения любой из противоборствующих сторон и даже попытаться их в итоге примирить. В общем, да здравствует миротворец Генри!
Хотя, пока я смотрел сами фильмы, вся эта тщеславная подоплека обитала лишь где-то на периферии, ютилась по темным углам, на поверхности же лежало другое. В моем вечно отчаянном и загнанном состоянии мне очень хотелось, чтобы явление или феномен Лоуренс, и впрямь, оказались бы значительными, прекрасными, чтобы она, ее присутствие на экране осветили бы, - пусть на короткое время, - этот темный и холодный, тоскливый и невыносимый мир. В подобные моменты ты остро нуждаешься в чем-то светлом, обнадеживающем, истинном и пытаешься отыскивать его повсюду, в явлениях самых пустяковых и глубоко вторичных. Ты ищешь жемчужину в куче мусора, невольно раздувая ценность каждого маленького сокровища, которое, так или иначе, для себя отыскиваешь.
Нет, я не хочу сказать, что фильмография Дженнифер Лоуренс была для меня мусорной кучей (хотя, что была она чем-то вторичным, объективно неважным - безусловно). Просто в таких состояниях, в таком отчаянном порыве к эскапизму ты хватаешься буквально за все и все готов возносить на пьедестал, на все проецировать свою любовь и неодолимую потребность в Свете. И почти неосознанно ты перемешиваешь в этом порыве гениальное и посредственное, признанное и отброшенное. А, может быть, - даже намеренно стараешься не разделять, оставаться просто благодарным за все, что ты видишь, слышишь и находишь. (Единственное, что при таком подходе чаще побеждает именно посредственное, более примитивное и развлекательно-доступное. Но ты, будучи в экстазе и преисполненный благородной всеядностью, очень хочешь верить в этот момент и доказывать (окружающим и самому себе), что все оно - одинаково хорошо, что даже и самое примитивное, помимо и в обход его объективных достоинств, способно привести к Истине и вознести до небес, если увидеть его в особенном свете).
Поэтому, после просмотра «Моего парня», во мне поселилась страстная надежда на то, что Джен и фильмы с ее участием окажутся реально хороши. Отчего мне и самому станет хорошо, и хорошо будет делиться потом этим чувством с другими и принимать чужое хорошее в ответ, - в общем, всё и вся утонет в любви, добре и взаимопонимании. Нетрудно догадаться, что по факту все оказывалось хорошим не до такой степени (уж больно велик был внутренний запрос), из-за чего мои восторги, еще и подслащенные пилюлей самомнения, делались порой преувеличенными, а результаты и оценки - может быть, невольно и незначительно, но все же подтасовывались. По этой причине претендовать на объективное и непредвзятое исследование фильмографии Лоуренс было, понятно, невозможно. Понятно и то, что я не думал тогда о подобных глупостях, а просто с наслаждением окунался в процесс, окрылявший меня по вечерам и уносивший прочь от ненавистной действительности.
И одно чувство, превосходившее все прочие описанные мной мотивы и ощущения, стояло, как мне кажется, в центре. Когда речь идет о человеке влюбленном, подразумевается обычно, что он - немного того, помешанный, не желающий ничего знать и слышать об объекте своего обожания, кроме вещей самых прекрасных, чарующих и возвышенных. Но, если мы говорим не об одержимости, не о страстном обожании, не о слепом поклонении фанатика, а говорим именно о любви, о любви ровной, зрячей и принимающей, если мы подразумеваем здесь настоящий и бескорыстный интерес к другому человеку, то все оказывается наоборот. Такая любовь и такой интерес не застят зрение, не нацепляют на тебя розовые очки, но расцвечивают все в палитре первозданной свежести, дарят удивление Первого человека, который способен увидеть и воспринять нечто так, словно до него никто и никогда на это не смотрел, никогда не говорил об этом и никогда не описывал.
Понятно, что все это - лишь прекраснодушная идеализированная теория, не говоря уже о том, что мы рассматриваем сейчас чувство по отношению к актрисе и к кино, а не к живым людям вокруг и не к живой первичной реальности. Тем не менее, именно такого рода любовь и интерес к Лоуренс, пусть даже сильно разбавленные и с досадными примесями, руководили мной в тот момент. Но откуда они, спрашивается, взялись, если все, что мне было нужно, - банальные утешение и эскапизм (с привычной долей самолюбования)? Я думаю, что причина здесь - в луче Света. Большинство окружающих нас людей и явлений (не только ближайших, но и в медийной, культурной сферах) обречены пребывать в эдакой серой, нейтральной зоне. Ты не испытываешь к ним ни ненависти, ни восторга, не одобряешь их и не осуждаешь, - они тебе попросту не интересны. Они вне поля твоего зрения, либо касаются лишь краешком, волнуют по минимуму. Ты бы, может, и подошел, познакомился, разглядел бы получше, но вроде как нет повода, нет особого желания. Займусь-ка я лучше близким, привычным, так проще.
Может быть, ты даже и сталкивался с ними раньше, - скажем, видел эту актрису в каком-нибудь фильме(ах), либо слышал/читал о ней какие-то мнения в каком-то случайном месте(ах), из-за чего сформировал в итоге и собственное. Поверхностное, ленивое, преждевременное мнение, но так уж оно получилось. И решил: нет, не мое, не цепляет, зачем мне связываться с этим. Так происходит для тебя со множеством вещей (и со множеством личностей), с которыми ты сталкиваешься, прямо или опосредованно, каждый божий день. И процентам девяноста пяти из них (в лучшем случае) так и суждено остаться неузнанными, обойденными, частично или полностью тобой проигнорированными. В силу личных пристрастий или (не)избежных обстоятельств, ограниченности кругозора или невнимательности, вечной косности, - да мало ли еще почему. Пусть даже не со зла, пусть даже со всем пониманием и желанием обратного, а все равно выходит так.
Тем не менее, среди всей полутьмы равнодушия, нежелания всматриваться и прилагать усилия вспыхивает иногда луч Света. Трудно сказать, откуда именно он исходит, но, словно прожектор, он предельно отчетливо выделяет и раскрывает для тебя один какой-то предмет, человека. Не нужно больше усилий, чтобы вглядываться, искать причины для интереса, преодолевать предубеждение, отторжение, сомнения. Ты можешь теперь не спеша и во всех подробностях рассматривать открывшееся, внезапно освещенное, наслаждаться им, узнавать его все лучше и лучше. Более того - ты уже не можешь этого не делать, так как оно становится естественным, несомненным, ничего другого тебе и не хочется, теперь это - часть твоей жизни.
Таким вот примерно образом раскрылась для меня в тот миг и Дженнифер. Причем, когда луч светит, ты видишь (опять же - не можешь не видеть) абсолютно все. Как достоинства, так и недостатки, как успехи, так и ошибки. В общем, всю личность человека (в данном случае - актерскую). Ты не можешь игнорировать плохое и закрывать глаза на то, что тебе не нравится. Да, иногда ты пытаешься себя обманывать, приглушать и отодвигать в сторону все негативное, что открывается тебе о человеке. Но даже и в такие моменты ты всегда на глубине помнишь, что нельзя пытаться делать это слишком долго, что так не получится, что правда - не в этом. Не в однобокой концепции, не в комфортном идеализированном образе, который так хочется - ох, как же хочется - выдавать за жизненный и самый реальный. В конечном итоге, в моменты ясности ума и покоя сердца, ты просто принимаешь все так, как оно есть, - и нет здесь лучшего решения. Тем более, что в свете твоей любви, в луче твоего интереса к человеку сделать это гораздо проще. Недостатки и ошибки не исчезают, но легко и с пониманием прощаются, вполне естественно вписываются в сложное и противоречивое устройство каждой живой личности (которой являешься и ты сам, постоянно напоминая себе и о собственном плохом, отчего критика и осуждение других уходят).
Конкретно в случае Джен - очевидно, что она не ангел и не образец нравственности, как понятно и то, что она бывает грубовата и развязна сверх меры, до отторжения. И все же ее постоянная самоирония, ее откровенность и открытость - в первую очередь, в отношении себя и своих достижений - стали со временем все больше подкупать меня, особенно когда я посмотрел с ней несколько серьезных, спокойных интервью. Если и пытаться оценивать человека через его образ в СМИ, то лучше уж - в нормальной обстановке, при нормальной беседе, а не в рамках продвижения фильмов или этих бесконечных клоунских шоу. Там и куда более сдержанные и воспитанные люди ведут себя часто по-идиотски, либо выглядят просто нелепо, вынужденные следовать правилам игры. В общем, Лоуренс вполне умеет быть серьезной, проникновенной и милой, и есть за что полюбить ее не только в отношении актерском, не только на большом экране.
И в этом смысле меня волнует иногда вопрос (хотя не только в случае с Дженнифер, а вообще): обратил ли бы я на нее внимание сам, - если бы просто взялся, например, изучать фильмографию, - без всякого там луча, без дополнительного вдохновения, причины? То есть, насколько все же важны здесь реальные достоинства, талант человека (а в данном случае - и качество произведений)? Ведь не мог же старина Генри - известный сноб, придира и эстет - ухватиться за первую же попавшуюся личность, открывшуюся ему в ином свете? Или мог? Сегодня я бы сказал, что вопрос этот - по сути, ненужный. И что все случившееся, что все «сошедшиеся звезды» - вовсе не случайность, не чудачества бездушной вселенной, но ощутимая предопределенность свыше.
Да, я верю в Бога, и знаю, что он знает мою личность, мои заморочки и все мои обстоятельства гораздо лучше меня. Поэтому выбрать одновременно и нужный момент, и нужного для меня человека, - как в качестве утешения, так и в смысле его личных достоинств, - ничего для него не стоит. И все же мне было интересно и важно проговорить все эти нюансы восприятия и накладывающиеся друг на друга мотивы, чтобы чуть лучше понимать себя. Может быть, это прозвучит наивно и самонадеянно, но главным своим достоинством или главной особенностью я всегда считал адекватность. Адекватность в восприятии и приятии всего, - насколько мне это вообще по силам, - сочетающуюся с умением разграничивать личные пристрастия и объективную картину реальности. Именно поэтому я никогда не был и, надеюсь, не стану чьим-либо «фанатом», что автоматически отключает критичность, разносторонность, правдивость.
И все это касается и Лоуренс. Другое дело, что я не могу не говорить о ней или о ком-либо еще, открывшемся мне внезапно в Свете. Исходя ли из моих склонностей или по каким-то другим причинам, но Промысел определил мне заинтересоваться конкретным человеком и погрузиться, насколько возможно, в его творчество, в его существование. А, учитывая, что мне дана еще и способность анализировать, рассуждать, а также оформлять свои мысли в текст, я просто не могу не быть «певцом» этого человека, не могу не нести его в мир. Может быть, термин не слишком удачный, но этот процесс напоминает мне творчество барда или поэта, слагающего песни о возлюбленной. И, хотя он обращает свои слова непосредственно к ней, единственной и неповторимой, другие люди тоже становятся слушателями, невольными участниками их «отношений». И хочется верить, что в этих песнях, в этих балладах они узнают и что-нибудь свое, почерпнут и разберутся в собственных чувствах к собственным «возлюбленным», что бы ни крылось за этой метафорой.
Что же касается Джен, то в тот год, в те первые недели и месяцы работы она была моим ангелом-утешителем, а картины с ней - настоящей отдушиной. Да, высветивший ее для меня луч Света сделался со временем тусклее, размытее. Были годы, когда я вообще не смотрел фильмов с Лоуренс и даже совсем о ней не вспоминал. Но сейчас, когда я снова вернулся к ней, восстановив и историю нашего знакомства, я вижу, что Дженнифер и по-прежнему - первая в ряду самых симпатичных и близких мне современных актрис, чья карьера еще, уверен, впереди.
И пересмотрел я не только «Голодные игры», но и некоторые другие ее фильмы, нравившиеся мне тогда по разным причинам, о чем, пожалуй, тоже расскажу интересующимся. Но, разумеется, уже не в этом затянувшемся посте.
Для тех, кто не читал этот текст, коротко поясню. Погрузившись с головой в фильмографию Дженнифер Лоуренс - и получив от этого массу человеческого удовольствия, - я, с присущими мне тогда прекраснодушием, наивностью и максимализмом, поставил себе задачу «оправдать» эту актрису в глазах неких ее многочисленных хейтеров, дав совершенно объективный и непредвзятый взгляд на ситуацию при анализе ее избранных ролей. Особенно умилительно читать в этом плане комментарии, где я с непробиваемой пафосностью и якобы такой простой и честной универсальностью подхода доказываю своим друзьям и читателям, зачем я все это делаю, а попутно - ненавязчиво так и обстоятельно поясняю, как правильно нужно смотреть на вещи. И, уж конечно, выражаю свою веру в то, что все люди на свете - было бы у них только желание и только бы они чуточку задумались - способны учитывать (или научиться учитывать) все эти тончайшие нюансы и воспринимать мир и себе подобных разумно, разносторонне и благожелательно. А в качестве наглядного примера предоставляю им собственный текст.
Если кому-то слышится в этом ирония и издевка надо мной тогдашним, то ему слышится верно. Но делаю я это безо всякой злобы и даже без какой-либо горечи разочарования. Кроме того, во многих отношениях я все еще сохраняю свою веру в людей, как и в собственные творческие задачи, а также методы их осуществления. Да, я не стал бы делать это так, как делал в том искреннем, хотя и довольно шаблонном во многом тексте, но самый подход все еще кажется мне осмысленным. Притом что я, конечно, не жду и всерьез не рассчитываю, что увлеку и заставлю поверить мне хотя бы одного единственного человека. Тем не менее, мне все еще хочется говорить о таких вещах и о таких личностях (что значит «таких» поясню чуть позже), хочется, если и не доказывать, то просто показывать, делиться, призывать присмотреться внимательнее - к тому, что сам я однажды понял и сумел увидеть. Именно увидеть, разглядеть, потому что просто видеть, просто смотреть недостаточно.
Но сейчас я не хочу погружаться в нюансы моей просветительской теории, а лучше расскажу вам о Дженнифер Лоуренс и о том, как она вошла тогда в мою небеспечную уже киноманскую жизнь. А заодно - порассуждаю немного о самой природе возникновения симпатий, помешательств, влюбленностей (на собственном примере) и чем они могут быть хороши или наоборот.
История начинается с того, что пять с половиной лет назад, холодным декабрьским утром (хотя погоды я совершенно не помню), бедолага Генри, жалкий, убитый и запуганный, впервые в своей жизни отправился на полученную работу. После окончания универа (кому интересно, окончил я МГТУ им Н.Э. Баумана, кафедру «Компьютерные системы и сети») жизненный путь мой лежал прямиком на одно небезызвестное ракетное предприятие, что базируется в городе Королеве. По целевому договору я должен был отпахать там три положенных для каждого годика, благодаря чему, собственно, и поступил до этого в университет и проучился там до самого конца. Строго говоря, на работе меня могли и отпустить, если бы я высказал тогда такое желание, но по свойственной мне закоренелой нерешительности я двинулся вновь по течению.
Тем более, что плыл я по нему уже класса с седьмого, когда по мудрому и настойчивому материнскому совету (ибо сам я и палец о палец не ударил бы ради собственного будущего) пошел сначала в физмат, а затем - и в Бауманку, заключив упомянутый договор. В общем, от старших классов и до момента принятия на работу моя жизнь была заранее и четко распланирована. Распланирована, повторюсь, не мной, а именно родителями, на чьи предложения я, скрепя сердце и загнанный окончательно в тупик (ибо от жизни было не отвертеться), мягкотело и вяло соглашался, покорно, но отчаянно кивал, так как все во мне при этом леденело.
Ибо уже с тех школьных незабываемых лет я чувствовал себя радикально иным, не приспособленным и, казалось, не умевшим в этой жизни ничего из того, что якобы умели все остальные, «нормальные» и самостоятельные люди. По этой причине я попросту не верил, что смогу учиться в таком престижном техническом вузе, как Бауманка, да и поступить-то туда не поступлю. Все информационные и инженерные дисциплины были мне одинаково враждебны, были чужды моему гуманитарному литературному сознанию, а уж тем более - моим планам на писательское будущее. Я рассчитывал лишь, что меня оставят наконец-то в покое, когда я соглашусь делать все то, что положено человеку, получающему высшее образование (и имеющему при этом гипотетические время и возможность заниматься личными творческими делами).
Отчасти так оно и получилось, однако для меня и по-прежнему остается загадкой, как я сумел выжить и тысячу раз не опозориться (хотя позориться мне приходилось нередко), проучившись в Бауманке шесть бесконечных лет. Да, задним числом эти годы видятся самыми лучшими, так как были они и самыми свободными, и самыми открытыми, но все же и мучений мне выпало немало. Главные и самые частые из них были связаны как раз с тем, что я чувствовал себя не на своем месте. Так, словно я - засланный казачок, или поступил в универ по блату, или просто неизвестно как, но, в любом случае, я здесь - чужой. По этой причине, с вечно потеющим и заискивающим дружелюбием, я старался держаться и помогать тем, кто в свою очередь мог бы помочь и мне, вновь и вновь спасая старину Генри от неминуемого позора и от демонстрации его истинных познаний.
Нет, я не был эдакой расчетливой сволочью и сладеньким подлизой, стремящимся из всего извлекать выгоду и хитроумно пользоваться другими. Как только мог, я помогал всем, кто ко мне обращался (активным советчиком и подсказчиком я был еще со времен школьных), и мои университетские товарищи, уверен, это подтвердят. При всем при этом я ощущал себя тотально неуверенным, чуть ли не до слез беспомощным, на вечных птичьих правах, к чему прибавлялись еще и крайне болезненное, гипертрофированное чувство собственного достоинства и невольно приобретенный уже синдром отличника (школу я закончил с серебряной). Да, сколько бы я ни настраивал себя подобным образом, сколько бы ни выдумывал и сколько бы ни дрожал потом из-за этих фантазий, я все равно учился неплохо, так что из последней двухлетки, из магистратуры, вышел даже с красным дипломом. И все же меня никогда не покидала мысль, что все вокруг знают - не могут не знать! - кто я такой и какой ценой каждый раз выкручиваюсь, чего я действительно стою. Стою как технарь, как программист, как инженер - стою как бауманец.
Ровно с этими же чувствами, тем пускай очень холодным и неуютным утром я шел в первый раз на ненавистную мне заведомо работу, так, словно шел на казнь. Я всерьез думал о том, что свободная жизнь моя, мои фантазии, увлечения и «творчество» по-настоящему, считай, что закончились. Я просто не мог представить, как этот длинный, неловкий и зажатый человечек, носивший вроде бы мое имя, в душе и по знанию жизни - совершенный ребенок, будет взаправду, как и все, работать, отвечать за свои действия и решения, как взрослый. Причем в самых реальных повседневных ситуациях, в вопросах, от которых зависит работа и результаты деятельности других людей, целых отделов, всего предприятия. В общем, я абсолютно и до постыднейшего ужаса не верил, что смогу справляться с любыми своими обязанностями, которых я еще совершенно себе не представлял, сознавая лишь, что ничего не знаю.
Вижу, что я чересчур увлекся мемуарами, а поэтому перейду сразу к тому, как после недолгого первого дня (что было единственным, по сути, облегчением) я возвращался домой до последней степени раздавленным и низким существом, настолько нелепой и дрожащей тварью, что не приснилась бы даже и Раскольникову. Я натурально считал, что это - всё, the end, апокалипсис now. Смутно помню, что нечто подобное я пытался высказывать потом и родителям, которые давно уже, конечно, знали и представляли, что я вообще такое, хотя и вряд ли представляли полностью. Не думаю, что представляете и вы. (Может быть, те, кто читал мою автобиографическую книжку, представляют это немного лучше).
Как бы там ни было, очередной домашний вечер подошел к тому единственному спасительному моменту, которому нередко удавалось вытаскивать, отсрочивать мое погружение в безжалостную и холодную бездну - бездну окружающей действительности. Это был момент просмотра кино. Не помню, как и по какой причине, по какому-то заранее намеченному плану или благословленный Великим Рандомом, но я запустил фильм Дэвида О. Расселла «Мой парень - псих». Я точно слышал о нем и до этого и знал, что он довольно популярен, но со свойственной мне тогда снобистски-синефильской уверенностью отбрасывал, как и многое другое. В том же состоянии, в каком я оказался вечером 6 декабря 2018 года (дату эту я прекрасно помню), было уже не до высокомерия, и с горя я решился попробовать.
Опять же, не помню точно, но о Дженнифер Лоуренс к тому моменту я знал только самый минимум. С первой частью «Голодных игр» я был уже знаком (посмотрел когда-то с увлечением, но и забыл после этого скоро), а вот «Пассажиров» видел в свое время дважды (сначала один, а затем с компанией). Пожалуй, именно благодаря этой космической фантастике я и изменил свое отношение к Лоуренс, которое было до этого равнодушно-презрительным (в общем, все равно что никаким). Мол, очередная раскрученная актрисулька, очередная восходящая «звезда» Голливуда, знаем мы таких. Но дальше мимолетно заискрившей симпатии после ее дуэта с Праттом дело так и не двинулось. Вероятно, я видел уже и «Людей Икс», но особого внимания ей там не уделил, так что на этом все могло бы и кончиться.
Но 6 декабря 2018 года сошлись все нужные звезды (в том числе - и звезды кино). Я сидел у экрана монитора - и с невероятной теплотой, с предельным и счастливо-благодарным за спасение вниманием следил за каждым жестом, за каждой эмоцией, за каждым появлением на экране Джен. Само собой разумеется, что в фильме О. Расселла я разглядел тогда значительно больше, чем он представляет из себя на самом деле (я видел его с тех пор еще дважды и сумел адекватно оценить). Но главное, что лицо героини Лоуренс, как и харизма ясноглазого Купера, преисполнили меня столь необходимой, пускай и иллюзорной эскапистской надежды. Девиз же главного героя «Excelsior» сделался моей мантрой на многие рабочие недели, так как тяжелых и мучительных ситуаций, в которых ее приходилось повторять - для временного укрепления духа - оказывалось, прямо скажем, навалом.
После такого сверхудачного опыта я просто не мог не взяться за другие фильмы О. Расселла с Дженнифер, как и вообще - за ее фильмографию. На самом деле, я помню очень мало подобных примеров, когда я со столь терпеливой и внимательной готовностью принимал любые роли «изучаемого» актера, как и любые картины с его участием. Но принимал не в смысле «считал обязательно хорошими», оправданными присутствием актера. Я просто очень спокойно (подчеркиваю это слово) и с максимальной вовлеченностью погружался в каждое кино, выжимая из него самый максимум. То есть, несмотря на очевидную расположенность к Джен, я не был в тот момент одержим, фанатичен (по крайней мере, в привычном понимании), а, напротив, достигал чуть ли не Дзена, следовал Дао. В общем, абсолютно ровно и бесстрастно воспринимал и оценивал все, что представало передо мной на экране. Мне даже казалось, что я вижу каждый фильм ровно таким, какой он и есть, получаю от него ровно то удовольствие, которое только и можно, предполагается получать. Не преувеличенное и не преуменьшенное, а соответствующее уровню кино.
Поэтому даже в таких фильмах, как «Сойка-пересмешница» или «Красный воробей», я умудрялся находить что-то хорошее и достойное внимания, постоянно сознавая при этом и крайне невысокий их художественный уровень. Мне удавалось достигать такого состояния и впоследствии, но лишь в довольно редких, счастливых случаях. Здесь же мной словно двигало нечто, что было сильнее меня, что направляло и уравновешивало, что помогало не ослабнуть ни желанию, ни силе первоначальной восприимчивости. Возможно, задним числом я немного и приукрашиваю, забывая о немногих, но все же неудачных в этом смысле опытах (то есть, о тех фильмах с актрисой, выносить которые ровно и до конца мне не удавалось). Так или иначе, в целом, настрой и ощущения у меня были именно такими.
Причем, чтобы вы правильно поняли, - я не был влюблен в Лоуренс. А если и был, то совсем не романтически, не страстно, а как-то так по-братски, по-человечески. Главное, что я был очарован и предельно погружен в ее образ в целом. В образ, включавший в себя и актерскую игру, и черты внешности, и голос, и саму ее уникальную личность. В образ, как и всегда, идеализированный, невольно смягчавший и игнорировавший те нежелательные элементы, что неизбежно в него привходили (будь то высказывания или факты биографии, отдельные фото или интервью актрисы). То есть, в образ, формировавшийся в тех рамках, которые я подсознательно для него подготовил, защищая от всего «излишнего». При этом я специально старался учитывать и постоянно напоминать себе и обо всех неидеальностях Джен (да и медийный образ ее, многим известный, иначе поступать не позволял), а потому свято верил, что мой взгляд, что мое отношение к этой женщине - самые что ни на есть объективные. (В рамках именно медийных, общедоступных. Реальной, повседневной Дженнифер Лоуренс никто из нас с вами не знает и вряд ли когда-нибудь узнает).
Существенным здесь было и то, что я с какой-то особенной и неумеренной горячностью взялся ее перед всеми «оправдывать» (вот только кто ее, спрашивается, обвинял?), заделался ее адвокатом. Иными словами - взялся доказать и показать, что она действительно хороша и талантлива как актриса, что фильмы с ней, и правда, стоят внимания. (Притом что большинства из них я еще даже не видел). Это была такая, на первый взгляд, благородная внутренняя установка, которая и до, и после того случая втемяшивалась в мою голову неоднократно. В реальности же все, как и всегда, было значительно немножко эгоистичнее. Желая выявить и продемонстрировать всем достоинства Дженнифер, я ненавязчиво при этом намекал, - то есть, намекнул бы, когда исполнил, - насколько же я проницателен и умен, раз способен до мельчайших нюансов (а иначе я и не делаю) выразить подобные вещи.
И это притом что я - серьезный вообще-то киноман, предпочитающий Феллини, Бергмана и Куросаву. Но при желании - легко способный снизойти и сполна оценить даже и такое кино, иначе говоря, - быть, как все. Мол, смотрите, ведь и старина Генри - такой же нормальный современный зритель, он тоже сечет фишку - и даже больше, чем кто-либо! Таким образом, любуясь на экране Джен, я любовался и тем, как я могу любоваться, тем, как тонко, разносторонне и непредвзято мне удается воспринимать и анализировать увиденное. Что отличает меня в лучшую сторону, с одной стороны, от одержимых и предвзятых фанатов, а, с другой стороны, - от ничего не желающих знать и разбираться хейтеров. Притом что я одинаково хорошо понимаю и тех, и других, могу встать на точку зрения любой из противоборствующих сторон и даже попытаться их в итоге примирить. В общем, да здравствует миротворец Генри!
Хотя, пока я смотрел сами фильмы, вся эта тщеславная подоплека обитала лишь где-то на периферии, ютилась по темным углам, на поверхности же лежало другое. В моем вечно отчаянном и загнанном состоянии мне очень хотелось, чтобы явление или феномен Лоуренс, и впрямь, оказались бы значительными, прекрасными, чтобы она, ее присутствие на экране осветили бы, - пусть на короткое время, - этот темный и холодный, тоскливый и невыносимый мир. В подобные моменты ты остро нуждаешься в чем-то светлом, обнадеживающем, истинном и пытаешься отыскивать его повсюду, в явлениях самых пустяковых и глубоко вторичных. Ты ищешь жемчужину в куче мусора, невольно раздувая ценность каждого маленького сокровища, которое, так или иначе, для себя отыскиваешь.
Нет, я не хочу сказать, что фильмография Дженнифер Лоуренс была для меня мусорной кучей (хотя, что была она чем-то вторичным, объективно неважным - безусловно). Просто в таких состояниях, в таком отчаянном порыве к эскапизму ты хватаешься буквально за все и все готов возносить на пьедестал, на все проецировать свою любовь и неодолимую потребность в Свете. И почти неосознанно ты перемешиваешь в этом порыве гениальное и посредственное, признанное и отброшенное. А, может быть, - даже намеренно стараешься не разделять, оставаться просто благодарным за все, что ты видишь, слышишь и находишь. (Единственное, что при таком подходе чаще побеждает именно посредственное, более примитивное и развлекательно-доступное. Но ты, будучи в экстазе и преисполненный благородной всеядностью, очень хочешь верить в этот момент и доказывать (окружающим и самому себе), что все оно - одинаково хорошо, что даже и самое примитивное, помимо и в обход его объективных достоинств, способно привести к Истине и вознести до небес, если увидеть его в особенном свете).
Поэтому, после просмотра «Моего парня», во мне поселилась страстная надежда на то, что Джен и фильмы с ее участием окажутся реально хороши. Отчего мне и самому станет хорошо, и хорошо будет делиться потом этим чувством с другими и принимать чужое хорошее в ответ, - в общем, всё и вся утонет в любви, добре и взаимопонимании. Нетрудно догадаться, что по факту все оказывалось хорошим не до такой степени (уж больно велик был внутренний запрос), из-за чего мои восторги, еще и подслащенные пилюлей самомнения, делались порой преувеличенными, а результаты и оценки - может быть, невольно и незначительно, но все же подтасовывались. По этой причине претендовать на объективное и непредвзятое исследование фильмографии Лоуренс было, понятно, невозможно. Понятно и то, что я не думал тогда о подобных глупостях, а просто с наслаждением окунался в процесс, окрылявший меня по вечерам и уносивший прочь от ненавистной действительности.
И одно чувство, превосходившее все прочие описанные мной мотивы и ощущения, стояло, как мне кажется, в центре. Когда речь идет о человеке влюбленном, подразумевается обычно, что он - немного того, помешанный, не желающий ничего знать и слышать об объекте своего обожания, кроме вещей самых прекрасных, чарующих и возвышенных. Но, если мы говорим не об одержимости, не о страстном обожании, не о слепом поклонении фанатика, а говорим именно о любви, о любви ровной, зрячей и принимающей, если мы подразумеваем здесь настоящий и бескорыстный интерес к другому человеку, то все оказывается наоборот. Такая любовь и такой интерес не застят зрение, не нацепляют на тебя розовые очки, но расцвечивают все в палитре первозданной свежести, дарят удивление Первого человека, который способен увидеть и воспринять нечто так, словно до него никто и никогда на это не смотрел, никогда не говорил об этом и никогда не описывал.
Понятно, что все это - лишь прекраснодушная идеализированная теория, не говоря уже о том, что мы рассматриваем сейчас чувство по отношению к актрисе и к кино, а не к живым людям вокруг и не к живой первичной реальности. Тем не менее, именно такого рода любовь и интерес к Лоуренс, пусть даже сильно разбавленные и с досадными примесями, руководили мной в тот момент. Но откуда они, спрашивается, взялись, если все, что мне было нужно, - банальные утешение и эскапизм (с привычной долей самолюбования)? Я думаю, что причина здесь - в луче Света. Большинство окружающих нас людей и явлений (не только ближайших, но и в медийной, культурной сферах) обречены пребывать в эдакой серой, нейтральной зоне. Ты не испытываешь к ним ни ненависти, ни восторга, не одобряешь их и не осуждаешь, - они тебе попросту не интересны. Они вне поля твоего зрения, либо касаются лишь краешком, волнуют по минимуму. Ты бы, может, и подошел, познакомился, разглядел бы получше, но вроде как нет повода, нет особого желания. Займусь-ка я лучше близким, привычным, так проще.
Может быть, ты даже и сталкивался с ними раньше, - скажем, видел эту актрису в каком-нибудь фильме(ах), либо слышал/читал о ней какие-то мнения в каком-то случайном месте(ах), из-за чего сформировал в итоге и собственное. Поверхностное, ленивое, преждевременное мнение, но так уж оно получилось. И решил: нет, не мое, не цепляет, зачем мне связываться с этим. Так происходит для тебя со множеством вещей (и со множеством личностей), с которыми ты сталкиваешься, прямо или опосредованно, каждый божий день. И процентам девяноста пяти из них (в лучшем случае) так и суждено остаться неузнанными, обойденными, частично или полностью тобой проигнорированными. В силу личных пристрастий или (не)избежных обстоятельств, ограниченности кругозора или невнимательности, вечной косности, - да мало ли еще почему. Пусть даже не со зла, пусть даже со всем пониманием и желанием обратного, а все равно выходит так.
Тем не менее, среди всей полутьмы равнодушия, нежелания всматриваться и прилагать усилия вспыхивает иногда луч Света. Трудно сказать, откуда именно он исходит, но, словно прожектор, он предельно отчетливо выделяет и раскрывает для тебя один какой-то предмет, человека. Не нужно больше усилий, чтобы вглядываться, искать причины для интереса, преодолевать предубеждение, отторжение, сомнения. Ты можешь теперь не спеша и во всех подробностях рассматривать открывшееся, внезапно освещенное, наслаждаться им, узнавать его все лучше и лучше. Более того - ты уже не можешь этого не делать, так как оно становится естественным, несомненным, ничего другого тебе и не хочется, теперь это - часть твоей жизни.
Таким вот примерно образом раскрылась для меня в тот миг и Дженнифер. Причем, когда луч светит, ты видишь (опять же - не можешь не видеть) абсолютно все. Как достоинства, так и недостатки, как успехи, так и ошибки. В общем, всю личность человека (в данном случае - актерскую). Ты не можешь игнорировать плохое и закрывать глаза на то, что тебе не нравится. Да, иногда ты пытаешься себя обманывать, приглушать и отодвигать в сторону все негативное, что открывается тебе о человеке. Но даже и в такие моменты ты всегда на глубине помнишь, что нельзя пытаться делать это слишком долго, что так не получится, что правда - не в этом. Не в однобокой концепции, не в комфортном идеализированном образе, который так хочется - ох, как же хочется - выдавать за жизненный и самый реальный. В конечном итоге, в моменты ясности ума и покоя сердца, ты просто принимаешь все так, как оно есть, - и нет здесь лучшего решения. Тем более, что в свете твоей любви, в луче твоего интереса к человеку сделать это гораздо проще. Недостатки и ошибки не исчезают, но легко и с пониманием прощаются, вполне естественно вписываются в сложное и противоречивое устройство каждой живой личности (которой являешься и ты сам, постоянно напоминая себе и о собственном плохом, отчего критика и осуждение других уходят).
Конкретно в случае Джен - очевидно, что она не ангел и не образец нравственности, как понятно и то, что она бывает грубовата и развязна сверх меры, до отторжения. И все же ее постоянная самоирония, ее откровенность и открытость - в первую очередь, в отношении себя и своих достижений - стали со временем все больше подкупать меня, особенно когда я посмотрел с ней несколько серьезных, спокойных интервью. Если и пытаться оценивать человека через его образ в СМИ, то лучше уж - в нормальной обстановке, при нормальной беседе, а не в рамках продвижения фильмов или этих бесконечных клоунских шоу. Там и куда более сдержанные и воспитанные люди ведут себя часто по-идиотски, либо выглядят просто нелепо, вынужденные следовать правилам игры. В общем, Лоуренс вполне умеет быть серьезной, проникновенной и милой, и есть за что полюбить ее не только в отношении актерском, не только на большом экране.
И в этом смысле меня волнует иногда вопрос (хотя не только в случае с Дженнифер, а вообще): обратил ли бы я на нее внимание сам, - если бы просто взялся, например, изучать фильмографию, - без всякого там луча, без дополнительного вдохновения, причины? То есть, насколько все же важны здесь реальные достоинства, талант человека (а в данном случае - и качество произведений)? Ведь не мог же старина Генри - известный сноб, придира и эстет - ухватиться за первую же попавшуюся личность, открывшуюся ему в ином свете? Или мог? Сегодня я бы сказал, что вопрос этот - по сути, ненужный. И что все случившееся, что все «сошедшиеся звезды» - вовсе не случайность, не чудачества бездушной вселенной, но ощутимая предопределенность свыше.
Да, я верю в Бога, и знаю, что он знает мою личность, мои заморочки и все мои обстоятельства гораздо лучше меня. Поэтому выбрать одновременно и нужный момент, и нужного для меня человека, - как в качестве утешения, так и в смысле его личных достоинств, - ничего для него не стоит. И все же мне было интересно и важно проговорить все эти нюансы восприятия и накладывающиеся друг на друга мотивы, чтобы чуть лучше понимать себя. Может быть, это прозвучит наивно и самонадеянно, но главным своим достоинством или главной особенностью я всегда считал адекватность. Адекватность в восприятии и приятии всего, - насколько мне это вообще по силам, - сочетающуюся с умением разграничивать личные пристрастия и объективную картину реальности. Именно поэтому я никогда не был и, надеюсь, не стану чьим-либо «фанатом», что автоматически отключает критичность, разносторонность, правдивость.
И все это касается и Лоуренс. Другое дело, что я не могу не говорить о ней или о ком-либо еще, открывшемся мне внезапно в Свете. Исходя ли из моих склонностей или по каким-то другим причинам, но Промысел определил мне заинтересоваться конкретным человеком и погрузиться, насколько возможно, в его творчество, в его существование. А, учитывая, что мне дана еще и способность анализировать, рассуждать, а также оформлять свои мысли в текст, я просто не могу не быть «певцом» этого человека, не могу не нести его в мир. Может быть, термин не слишком удачный, но этот процесс напоминает мне творчество барда или поэта, слагающего песни о возлюбленной. И, хотя он обращает свои слова непосредственно к ней, единственной и неповторимой, другие люди тоже становятся слушателями, невольными участниками их «отношений». И хочется верить, что в этих песнях, в этих балладах они узнают и что-нибудь свое, почерпнут и разберутся в собственных чувствах к собственным «возлюбленным», что бы ни крылось за этой метафорой.
Что же касается Джен, то в тот год, в те первые недели и месяцы работы она была моим ангелом-утешителем, а картины с ней - настоящей отдушиной. Да, высветивший ее для меня луч Света сделался со временем тусклее, размытее. Были годы, когда я вообще не смотрел фильмов с Лоуренс и даже совсем о ней не вспоминал. Но сейчас, когда я снова вернулся к ней, восстановив и историю нашего знакомства, я вижу, что Дженнифер и по-прежнему - первая в ряду самых симпатичных и близких мне современных актрис, чья карьера еще, уверен, впереди.
И пересмотрел я не только «Голодные игры», но и некоторые другие ее фильмы, нравившиеся мне тогда по разным причинам, о чем, пожалуй, тоже расскажу интересующимся. Но, разумеется, уже не в этом затянувшемся посте.