О «Счастливом Лазаре» и «Мектуб, моя любовь»
Продолжаем.
Счастливый Лазарь | Lazzaro felice | Аличе Рорвахер | 6,5
С первых же кадров радостное узнавание знакомой эстетики - отсылающей к «Дереву для башмаков» и традиции итальянской классики как таковой - заставляет погрузиться в мир, созданный Рорвахер, с доверием и неподдельным интересом. Удалённая от всего света деревушка, где живут главные герои - обыкновенные итальянские крестьяне - являет собой пример вопиющего беззакония, так как некая маркиза Де Луна держит этих людей в рабстве, не сообщив им ничего ни о прогрессе, ни о том, какой век на дворе. В таких лабораторных условиях они живут и трудятся, заводят детей и умирают, не думая вовсе о протесте и попытках сбежать. Само их сознание устроено иначе, отчего противоестественное для всех кажется нормальным им. И есть среди них один паренёк, по имени Лазарь. Он - что-то вроде местного дурачка, хотя это и не совсем правда. Дело в его невероятном простодушии и наивности, которые на детском удивлённом лице прочитываются каждым без труда. Неудивительно, что при таком характере Лазарь превращается в мальчика на побегушках, совершенно не испытывая при этом ни усталости, ни обиды, ни каких-либо признаков недовольства. Напротив, в нём ощущается спокойная деловитость и готовность сделать всё, что ни потребуется.
Увы, идиллия безмятежного, хотя и закабалённого существования, обрывается где-то посередине, так как мир внешний врывается внезапно в жизнь деревеньки, разрушив её уклад до основания. Что же произойдёт с самим Лазарем догадаться не трудно, учитывая его слишком говорящее имя. Нелепо погибнув и незаметно воскреснув, он, в общем-то, и не видит разницы. Как почти не видят её и старые знакомые, с которыми он встретится спустя много лет (для него не прошло и минуты) и которые примут его в свой новый мир, полный такой же нищеты и беззакония. И здесь становится предельно ясно, что Лазарь в нём лишний, что его безгрешная, незлобивая натура не может быть понята и принята окружающими, погрязшими в эгоизме и материальном самоублажении. Ему же как будто ничего не нужно, ничего не хочется - и всё же невинный взгляд постоянно куда-то смотрит, застывает, не в силах противостоять чему-то.
При всей внешней понятности такого разделения на части вторая из них кажется куда менее аутентичной и увлекательной, если вспомнить красоты и удивительные пролёты камеры из первой, демонстрировавшие прелесть божьего мира так же, как это делали некогда братья Тавиани. Такое чувство, что переход от существования деревенского к городскому - как переход от старого кино к современному, от неореализма к реальности, куда более правдивой - но одновременно жестокой и серой, не вызывающей трепетного восторга от того волшебства, что как будто творилось в деревушке. Так что впечатление складывается неоднозначное. С одной стороны, Рорвахер молодец, так как создала киновселенную, совмещающую одновременно настоящее и прошлое - и позволяющую вдобавок порассуждать о божественном. Пусть даже чисто визуально. С другой стороны, есть во всём этом что-то искусственное, вторичное, не позволяющее выйти на уровень той парящей лёгкости, с какой итальянские мастера творили прежде - когда это было уместнее и ближе. Поэтому сам фильм, как и та деревушка - словно затерявшийся в мире сказочный уголок, загадочный и пленительный - но с тем, что вокруг, вяжущийся мало.
Мектуб, моя любовь: Песнь первая / Мектуб, моя любовь |
Mektoub, My Love: Canto Uno | Абделатиф Кешиш | 7,5
Почти невероятно, что после роскошной, во всех смыслах красочной «Жизни Адель» Абделатиф Кешиш повторил свой успех, сняв не менее живое и пульсирующее эмоциями кино на ту же самую тему. Летом, на берегу Лионского залива, компания молодых людей - давних друзей, родственников и вновь обретённых знакомых - погружается в пьянящее море солнца, любви и страстных переживаний. Обилие воды, света, очаровательных лиц, белоснежных улыбок - радостных и стеснительных - юных и жгучих тел, загорающих, занимающихся сексом, танцами и то неспешными, то беспрерывно-оживлёнными разговорами - в этом весь Кешиш и весь его тактильный кинематограф, позволяющий прикоснуться, вдохнуть, услышать, испытать то же, что испытывают его герои, окунувшиеся на три часа в беззастенчивый гедонизм, прославляющий силу, энергию, красоту и волнами захлёстывающее ощущение жизни - жизни здесь и сейчас, в этих бесчисленных, почти бессодержательных разговорах о выпивке, семье и увлечениях, перемежающихся походами в бар, в ресторан, на пляж и на танцы - и снова по тому же кругу пустого, но завораживающего душу существования.
«Мектуб» - это фильм-вечеринка, фильм-диалог, кино о том, как сладко жить, не взирая на преграды. Но персонажей Кешиша сложно обвинить в безответственности, безнравственности, чрезмерной мечтательности, увлечённости. Всё это здесь не причём. Для него это чистейший, сполна себя оправдывающий carpe diem, торжество красок, настроений, выражений лиц и мелодий. Изгиб женского тела, капельки влаги, сохнущие на нём во время длинного и неизменно интересного разговора - вот метафора француза, которую он повторяет, упорно и самозабвенно, до самого конца фильма.
Тем не менее, плотское властвует у него не единолично. Элемент духовного, старающегося прорваться через обыденность, заключён в протагонисте Амине - молодом сценаристе и фотографе, приехавшем, как и все, отдыхать - но как все быть не способном. Он не очень умеет веселиться, не любит, кажется, пить, танцевать, заводить близкие отношения, быть простым и раскованным, так чтобы это чувствовали. При этом Амин испытывает явное влечение - к подруге детства Офели - но выражает его так же нерешительно и неопределённо. Он и вообще такой - наблюдатель, созерцатель, тот, кто может притвориться, побыть рядом, выслушать - но не действовать, как они. Они для него - чужие, непонятные, немного отталкивающие - но манящие. Именно поэтому Амин не может оставаться в стороне, стараясь проникнуть в тайну жизни и что-то извлечь из неё. Что конкретно - он и сам ещё не знает. Та пьянит и, возможно, пугает его - отчего зажатость и скомканность впечатлений представляются естественными. Но есть среди них и совершенно ясные, даже возвышенные. К примеру - рождение ягнёнка, запечатлённое режиссёром детально и с нежным вниманием к тому существу, что делает свои первые шаги, поддерживаемое заботливой матерью. И это - ещё одно чудо жизни, всего лишь мгновение - но пойманное. В том числе и Амином, много часов ожидавшим его, чтобы сделать несколько снимков. И как характерно, что после этого он оказывается на вечеринке - шумной и продолжительной, где алкоголь и раскованность демонстрируют другое - почти противоположное.
Как режиссёр Кешиш - один из немногих в современном кино, кому удаётся сочетать новый взгляд - полудокументальный, с ручной камерой - и ненадуманную естественность действия, персонажей, их отношений и разговоров. Нечто вроде того, чего добилась недавно Бигелоу в своём «Детройте». Но всё же она - приверженец старого кино, старой эстетики. В то время как француз держит руку на пульсе, говорит о сегодняшнем дне, сегодняшнем настроении, сегодняшнем восприятии мира. Пусть даже герои его существуют где-то в 90-ых - впечатление ровно то же. Стоит только добавить смартфоны и Инстаграм. Ещё один ощутимый плюс - актёры. Как Кешиш подбирает девушек, вроде Офели, остаётся только гадать. Такая же простая, удивительно живая и соблазнительная, как Адель, такой же самородок. Эмпатию вызывает мгновенно, с первого появления. Что же касается «Мектуба» в целом, то это кино, которое хочется смотреть бесконечно, длить и длить эту упоительную череду тусовок и разговоров ни о чём, плескаться в этом море, греться на солнышке, наблюдать за движениями тел, лиц и безмятежного течения сюжета, никуда не приводящего и обещающего такое же продолжение. И, видимо, даже не одно.
Счастливый Лазарь | Lazzaro felice | Аличе Рорвахер | 6,5
С первых же кадров радостное узнавание знакомой эстетики - отсылающей к «Дереву для башмаков» и традиции итальянской классики как таковой - заставляет погрузиться в мир, созданный Рорвахер, с доверием и неподдельным интересом. Удалённая от всего света деревушка, где живут главные герои - обыкновенные итальянские крестьяне - являет собой пример вопиющего беззакония, так как некая маркиза Де Луна держит этих людей в рабстве, не сообщив им ничего ни о прогрессе, ни о том, какой век на дворе. В таких лабораторных условиях они живут и трудятся, заводят детей и умирают, не думая вовсе о протесте и попытках сбежать. Само их сознание устроено иначе, отчего противоестественное для всех кажется нормальным им. И есть среди них один паренёк, по имени Лазарь. Он - что-то вроде местного дурачка, хотя это и не совсем правда. Дело в его невероятном простодушии и наивности, которые на детском удивлённом лице прочитываются каждым без труда. Неудивительно, что при таком характере Лазарь превращается в мальчика на побегушках, совершенно не испытывая при этом ни усталости, ни обиды, ни каких-либо признаков недовольства. Напротив, в нём ощущается спокойная деловитость и готовность сделать всё, что ни потребуется.
Увы, идиллия безмятежного, хотя и закабалённого существования, обрывается где-то посередине, так как мир внешний врывается внезапно в жизнь деревеньки, разрушив её уклад до основания. Что же произойдёт с самим Лазарем догадаться не трудно, учитывая его слишком говорящее имя. Нелепо погибнув и незаметно воскреснув, он, в общем-то, и не видит разницы. Как почти не видят её и старые знакомые, с которыми он встретится спустя много лет (для него не прошло и минуты) и которые примут его в свой новый мир, полный такой же нищеты и беззакония. И здесь становится предельно ясно, что Лазарь в нём лишний, что его безгрешная, незлобивая натура не может быть понята и принята окружающими, погрязшими в эгоизме и материальном самоублажении. Ему же как будто ничего не нужно, ничего не хочется - и всё же невинный взгляд постоянно куда-то смотрит, застывает, не в силах противостоять чему-то.
При всей внешней понятности такого разделения на части вторая из них кажется куда менее аутентичной и увлекательной, если вспомнить красоты и удивительные пролёты камеры из первой, демонстрировавшие прелесть божьего мира так же, как это делали некогда братья Тавиани. Такое чувство, что переход от существования деревенского к городскому - как переход от старого кино к современному, от неореализма к реальности, куда более правдивой - но одновременно жестокой и серой, не вызывающей трепетного восторга от того волшебства, что как будто творилось в деревушке. Так что впечатление складывается неоднозначное. С одной стороны, Рорвахер молодец, так как создала киновселенную, совмещающую одновременно настоящее и прошлое - и позволяющую вдобавок порассуждать о божественном. Пусть даже чисто визуально. С другой стороны, есть во всём этом что-то искусственное, вторичное, не позволяющее выйти на уровень той парящей лёгкости, с какой итальянские мастера творили прежде - когда это было уместнее и ближе. Поэтому сам фильм, как и та деревушка - словно затерявшийся в мире сказочный уголок, загадочный и пленительный - но с тем, что вокруг, вяжущийся мало.
Мектуб, моя любовь: Песнь первая / Мектуб, моя любовь |
Mektoub, My Love: Canto Uno | Абделатиф Кешиш | 7,5
Почти невероятно, что после роскошной, во всех смыслах красочной «Жизни Адель» Абделатиф Кешиш повторил свой успех, сняв не менее живое и пульсирующее эмоциями кино на ту же самую тему. Летом, на берегу Лионского залива, компания молодых людей - давних друзей, родственников и вновь обретённых знакомых - погружается в пьянящее море солнца, любви и страстных переживаний. Обилие воды, света, очаровательных лиц, белоснежных улыбок - радостных и стеснительных - юных и жгучих тел, загорающих, занимающихся сексом, танцами и то неспешными, то беспрерывно-оживлёнными разговорами - в этом весь Кешиш и весь его тактильный кинематограф, позволяющий прикоснуться, вдохнуть, услышать, испытать то же, что испытывают его герои, окунувшиеся на три часа в беззастенчивый гедонизм, прославляющий силу, энергию, красоту и волнами захлёстывающее ощущение жизни - жизни здесь и сейчас, в этих бесчисленных, почти бессодержательных разговорах о выпивке, семье и увлечениях, перемежающихся походами в бар, в ресторан, на пляж и на танцы - и снова по тому же кругу пустого, но завораживающего душу существования.
«Мектуб» - это фильм-вечеринка, фильм-диалог, кино о том, как сладко жить, не взирая на преграды. Но персонажей Кешиша сложно обвинить в безответственности, безнравственности, чрезмерной мечтательности, увлечённости. Всё это здесь не причём. Для него это чистейший, сполна себя оправдывающий carpe diem, торжество красок, настроений, выражений лиц и мелодий. Изгиб женского тела, капельки влаги, сохнущие на нём во время длинного и неизменно интересного разговора - вот метафора француза, которую он повторяет, упорно и самозабвенно, до самого конца фильма.
Тем не менее, плотское властвует у него не единолично. Элемент духовного, старающегося прорваться через обыденность, заключён в протагонисте Амине - молодом сценаристе и фотографе, приехавшем, как и все, отдыхать - но как все быть не способном. Он не очень умеет веселиться, не любит, кажется, пить, танцевать, заводить близкие отношения, быть простым и раскованным, так чтобы это чувствовали. При этом Амин испытывает явное влечение - к подруге детства Офели - но выражает его так же нерешительно и неопределённо. Он и вообще такой - наблюдатель, созерцатель, тот, кто может притвориться, побыть рядом, выслушать - но не действовать, как они. Они для него - чужие, непонятные, немного отталкивающие - но манящие. Именно поэтому Амин не может оставаться в стороне, стараясь проникнуть в тайну жизни и что-то извлечь из неё. Что конкретно - он и сам ещё не знает. Та пьянит и, возможно, пугает его - отчего зажатость и скомканность впечатлений представляются естественными. Но есть среди них и совершенно ясные, даже возвышенные. К примеру - рождение ягнёнка, запечатлённое режиссёром детально и с нежным вниманием к тому существу, что делает свои первые шаги, поддерживаемое заботливой матерью. И это - ещё одно чудо жизни, всего лишь мгновение - но пойманное. В том числе и Амином, много часов ожидавшим его, чтобы сделать несколько снимков. И как характерно, что после этого он оказывается на вечеринке - шумной и продолжительной, где алкоголь и раскованность демонстрируют другое - почти противоположное.
Как режиссёр Кешиш - один из немногих в современном кино, кому удаётся сочетать новый взгляд - полудокументальный, с ручной камерой - и ненадуманную естественность действия, персонажей, их отношений и разговоров. Нечто вроде того, чего добилась недавно Бигелоу в своём «Детройте». Но всё же она - приверженец старого кино, старой эстетики. В то время как француз держит руку на пульсе, говорит о сегодняшнем дне, сегодняшнем настроении, сегодняшнем восприятии мира. Пусть даже герои его существуют где-то в 90-ых - впечатление ровно то же. Стоит только добавить смартфоны и Инстаграм. Ещё один ощутимый плюс - актёры. Как Кешиш подбирает девушек, вроде Офели, остаётся только гадать. Такая же простая, удивительно живая и соблазнительная, как Адель, такой же самородок. Эмпатию вызывает мгновенно, с первого появления. Что же касается «Мектуба» в целом, то это кино, которое хочется смотреть бесконечно, длить и длить эту упоительную череду тусовок и разговоров ни о чём, плескаться в этом море, греться на солнышке, наблюдать за движениями тел, лиц и безмятежного течения сюжета, никуда не приводящего и обещающего такое же продолжение. И, видимо, даже не одно.