О «Человеке на Луне»
Продолжаем.
Первый человек / Человек на Луне | First Man | Дэмьен Шазелл | 6,5
Увы, слишком ясно, что на фоне пёстрого, цветастого, фейерверком протрещавшего «Ла-Ла Ленда» угрюмый и сдержанный «Первый человек», считай, что провалился. В глазах публики, по крайней мере. На деле же - оказался куда большей удачей - как в плане актёрском, так и в плане творческом. Конечно, общий патриотический ракурс и избитость тематики способны подпортить впечатление. Учитывая в особенности, что от Шазелла ожидали большего - оригинального в смысле. И всё же в рамках узкого жанра, не способного, казалось бы, избавиться от клише, режиссёр проявил себя с наилучшей стороны, продемонстрировав взгляд необычный. Можно сказать - «изнутри», так как большую часть времени герои этого фильма проводят в темноте, тесноте и тряске.
И, удивительно, насколько внешне негероическим и мучительным оказывается это призвание - исследование космоса. Совершить прорыв, сделать шаг в будущее, преодолеть границы неизведанного - всё это лишь громкие слова, не имеющие ничего общего с той работой, которую приходилось выполнять астронавтам. Несовершенная аппаратура, страшные перегрузки, потеря контроля и ощущения реальности, постоянный грохот, шум далёких голосов в ушах - вот и всё, что испытывали эти люди, сидя там в одиночестве. Не говоря уже о немыслимых потерях, случайных и нелепых смертях - тех, что надеялись стать первооткрывателями, кумирами. Прогресс всегда давался жертвами - огромным числом жертв. Но имена их в широком сознании забыты - да и не были по-настоящему важны. Общество возмущалось и не верило, пока не увидело наконец Армстронга, ступившего ногой на поверхность. Этот символический жест навсегда запечатлелся в истории - знавшей, кроме того, и многое другое.
В частности, самого Нила - простого семьянина и талантливого инженера, человека замкнутого и упёртого, с честным, редко улыбавшимся лицом и тихим невыразительным голосом. Не умевшего никогда произносить речи - да и на героя не похожего. Был ли он в действительности таким или это лишь фантазия режиссёра - не важно. Важно, что образ, созданный Гослингом, ограничен и убедителен каждую минуту. Его привычная безэмоциональность удивительно разнообразна и, кажется, не способна наскучить. Даже лицо его здесь меняется, меняется само ощущение человека, бывшего ещё недавно столь обаятельным романтиком. Всё больше отстраняясь от людей, чувствуя всё меньше связи с этим миром, сознание Армстронга приковывается к Луне, оказывается магнетически и неизбежно заворожённым ею. И всеобщее ликование, в свете случившегося, не кажется почему-то победой, не освобождает, не радует. Как непонятно, можно ли радоваться и в конце, глядя на мужа и жену, неуверенно касающихся друг друга пальцами - через стекло и долгие часы разлуки. Ментальной, в том числе.
Но непорочное голубоватое сияние, открывающееся поражённому взгляду - та награда, которая, если и не оправдывает, даёт всё-таки утешение, спасительное забвение, погружение в красоту мира, увиденного таким впервые. Оно разлито повсюду в пространстве фильма, но главное - в блеске глаз, устремлённых постоянно ввысь. Они интересуют Шазелла куда больше речей, событий, научных достижений и перспектив. Видеть, как преломляются в них все переживания, все надежды, вся боль, мечты и потери, весь непримиримый конфликт земного и запредельного, который не осознать и не выразить - есть в этом своя отдельная красота и прелесть, делающие «Первого человека» таким пронзительным, пусть и холодным. Но не будь этой сдержанной сухости и неброскости - и вышла бы пафосная агитка, пропагандирующая американские ценности и важность для цивилизации стремиться к прогрессу. Куда интереснее неочевидная трагедия, разворачивающаяся внутри - и выглядящая так неожиданно на фоне всего привычного.
Первый человек / Человек на Луне | First Man | Дэмьен Шазелл | 6,5
Увы, слишком ясно, что на фоне пёстрого, цветастого, фейерверком протрещавшего «Ла-Ла Ленда» угрюмый и сдержанный «Первый человек», считай, что провалился. В глазах публики, по крайней мере. На деле же - оказался куда большей удачей - как в плане актёрском, так и в плане творческом. Конечно, общий патриотический ракурс и избитость тематики способны подпортить впечатление. Учитывая в особенности, что от Шазелла ожидали большего - оригинального в смысле. И всё же в рамках узкого жанра, не способного, казалось бы, избавиться от клише, режиссёр проявил себя с наилучшей стороны, продемонстрировав взгляд необычный. Можно сказать - «изнутри», так как большую часть времени герои этого фильма проводят в темноте, тесноте и тряске.
И, удивительно, насколько внешне негероическим и мучительным оказывается это призвание - исследование космоса. Совершить прорыв, сделать шаг в будущее, преодолеть границы неизведанного - всё это лишь громкие слова, не имеющие ничего общего с той работой, которую приходилось выполнять астронавтам. Несовершенная аппаратура, страшные перегрузки, потеря контроля и ощущения реальности, постоянный грохот, шум далёких голосов в ушах - вот и всё, что испытывали эти люди, сидя там в одиночестве. Не говоря уже о немыслимых потерях, случайных и нелепых смертях - тех, что надеялись стать первооткрывателями, кумирами. Прогресс всегда давался жертвами - огромным числом жертв. Но имена их в широком сознании забыты - да и не были по-настоящему важны. Общество возмущалось и не верило, пока не увидело наконец Армстронга, ступившего ногой на поверхность. Этот символический жест навсегда запечатлелся в истории - знавшей, кроме того, и многое другое.
В частности, самого Нила - простого семьянина и талантливого инженера, человека замкнутого и упёртого, с честным, редко улыбавшимся лицом и тихим невыразительным голосом. Не умевшего никогда произносить речи - да и на героя не похожего. Был ли он в действительности таким или это лишь фантазия режиссёра - не важно. Важно, что образ, созданный Гослингом, ограничен и убедителен каждую минуту. Его привычная безэмоциональность удивительно разнообразна и, кажется, не способна наскучить. Даже лицо его здесь меняется, меняется само ощущение человека, бывшего ещё недавно столь обаятельным романтиком. Всё больше отстраняясь от людей, чувствуя всё меньше связи с этим миром, сознание Армстронга приковывается к Луне, оказывается магнетически и неизбежно заворожённым ею. И всеобщее ликование, в свете случившегося, не кажется почему-то победой, не освобождает, не радует. Как непонятно, можно ли радоваться и в конце, глядя на мужа и жену, неуверенно касающихся друг друга пальцами - через стекло и долгие часы разлуки. Ментальной, в том числе.
Но непорочное голубоватое сияние, открывающееся поражённому взгляду - та награда, которая, если и не оправдывает, даёт всё-таки утешение, спасительное забвение, погружение в красоту мира, увиденного таким впервые. Оно разлито повсюду в пространстве фильма, но главное - в блеске глаз, устремлённых постоянно ввысь. Они интересуют Шазелла куда больше речей, событий, научных достижений и перспектив. Видеть, как преломляются в них все переживания, все надежды, вся боль, мечты и потери, весь непримиримый конфликт земного и запредельного, который не осознать и не выразить - есть в этом своя отдельная красота и прелесть, делающие «Первого человека» таким пронзительным, пусть и холодным. Но не будь этой сдержанной сухости и неброскости - и вышла бы пафосная агитка, пропагандирующая американские ценности и важность для цивилизации стремиться к прогрессу. Куда интереснее неочевидная трагедия, разворачивающаяся внутри - и выглядящая так неожиданно на фоне всего привычного.