Падение Константинополя
https://vk.com/basileia_romaion
29 МАЯ 1453: СРАЖЕНИЕ ДНЕМ
По словам очевидцев, султан был разгневан неудачей анатолийцев. Однако вполне возможно, что он также предназначал их для истощения сил противника. Он обещал крупную награду первому, кто сумеет прорваться через заграждение, и предпочитал, чтобы эта привилегия досталась кому-нибудь из его любимого войска янычар. Теперь же настала время ввести в бой и их. Султан волновался, потому что, если бы и янычары его подвели, вряд ли было бы возможно вообще продолжать осаду. Он не мешкая отдал приказ, и, прежде чем христиане успели немного подкрепиться и закончить кое-как починку заграждения, на них обрушился град снарядов, стрел, копий, камней и пуль; вслед за этим показались янычары.
Они приближались сдвоенной колонной, а не дикой толпой, как башибузуки и анатолийцы, в образцовом порядке, который не могли расстроить снаряды противника. Мехмед сам довел их до рва и остался стоять там, громко подбадривая янычар, в то время как они маршировали мимо него. Волна за волной эти свежие, великолепные, прекрасно вооруженные и защищенные доспехами войска бросались на заграждение, пытаясь разбить бочки с землей, сложенные поверх него, зацепиться за поддерживавшие его бревна, приставить, где это оказывалось возможным, свои лестницы; действуя без всякой паники, каждая волна прокладывала путь для следующей. Христиане были уже истощены. Они сражались, с перерывами всего в несколько минут, уже более четырех часов. Но они бились отчаянно, зная, что, если не устоят, это будет конец.
Вдоль заграждения уже дрались врукопашную. Прошло около часа, а янычары так и не смогли продвинуться. Христианам уже стало казаться, что их натиск ослабевает. Однако судьба была против них. В самом углу влахернской стены, недалеко от места ее соединения с двойной стеной Феодосия, находилась наполовину закрытая башней небольшая потайная дверца для вылазок - Керкопорта. Перед началом осады эту дверь вновь открыли, чтобы выходить во вражеский фланг. Однако сейчас кто-то, возвращаясь после очередной вылазки, забыл закрыть за собой эту дверцу. Несколько турок, заметив, что дверца не заперта, проникли через нее в расположенный за дверцей небольшой двор и стали карабкаться по лестнице, ведущей на верхнюю часть стены. Христиане, которые находились в этот момент с внешней стороны ворот, увидев, что произошло, кинулись назад, чтобы снова закрыть проход и не дать возможности другим туркам последовать за прорвавшимся авангардом. В наступившем переполохе около 50 турок оказалось внутри стены, где их вполне можно было окружить и уничтожить, если бы в этот момент не случилось еще большего несчастья.
Перед самым восходом солнца пуля, выпущенная из пищали, попала в Джустиниани и пробила его латы на груди. Истекая кровью и, очевидно, испытывая сильную боль, он попросил своих людей вынести его из сражения. Один из них бросился к императору, который бился неподалеку, чтобы взять у него ключ от небольших ворот во внутренней стене. Константин поспешил к раненому, заклиная его не покидать своего поста. Однако нервы Джустиниани уже сдали; он настаивал на том, чтобы его унесли. Ворота открыли, и телохранители Джустиниани доставили его, пронеся по улицам до порта, на стоявший там генуэзский корабль. Его солдаты заметили отсутствие командира. Некоторые, возможно, подумали, что он отошел назад, чтобы защищать внутреннюю стену, но большинство решило, что битва проиграна. Кто-то в ужасе закричал, что турки прорвались через стену. И прежде чем ворота успели закрыть, генуэзцы стремительно бросились к ним. Император и его греки остались на поле боя одни.
В то время как император умолял Джустиниани остаться, ему уже было известно, что турки проникли через Керкопорту. Он немедленно бросился туда, но оказалось, что было слишком поздно. Паника охватила уже и часть находившихся там генуэзцев. В начавшемся смятении было невозможно вновь закрыть ворота.
Турки валом повалили через них, и людей Боккиарди было слишком мало, чтобы остановить этот поток. Константин повернул своего коня и галопом помчался назад, в долину Ликоса, к брешам, пробитым в заграждении. Рядом с ним были храбрый испанский рыцарь дон Франсиско из Толедо, утверждавший, что он кузен императора, двоюродный брат Константина Феофил Палеолог и верный товарищ по оружию Иоанн Далматас. Они тщетно попытались собрать вокруг себя греков, которых уже слишком мало оставалось в живых. Тогда император с соратниками спешились и вчетвером в течение нескольких минут защищали ворота, через которые перед этим унесли Джустиниани.
Однако сопротивление защитников было уже сломлено. Ворота оказались забиты христианскими солдатами, пытавшимися спастись, в то время как наседавших на них янычар становилось все больше и больше. Феофил крикнул, что скорее умрет, чем отступит, и исчез в массах нахлынувших орд. Сам Константин, поняв теперь, что империя погибла, не имел никакого желания ее пережить. Он сбросил с себя знаки императорской власти и вместе с доном Франсиско и Иоанном Далматосом, все еще находившимися рядом с ним, кинулся вслед за Феофилом. Больше его никто не видел.
Крики о том, что город взят, эхом прокатились по улицам. С Золотого Рога и его берегов и христиане и турки могли видеть турецкие флаги, развевавшиеся на высоких башнях Влахернов, там, где всего несколько минут назад реяли флаги с императорским орлом и львом св. Марка. Какое-то время в отдельных местах еще шел бой.