Встреча с Сабуро Сакаи
Не все из вас знают, но я начинал свой жж в 2005 году с написания статей про японскую авиацию времен 2 Мировой Войны.
В корневом посту ЗДЕСЬ в самом низу есть несколько ссылок на тэги по тем статьям.
Сегодня был приятно удивлен и обрадован, увидев современное интервью (!) нашего соотечественника (!!) в 1997 году с лучшим японским асом Сабуро Сакаи (!!!). Напомню, среди его подвигов:
- минимум 28 сбитых самолетов
- смог вернуться на аэродром, буду раненым в голову пулей
- потерял глаз, но продолжил летать
- вступил в бой одноглазым на старом Zero с 15 новыми американскими Хэллкэтами, сумел перевиражить их и вернуться без единой пробоины
После войны написал очень интересную книгу "Самурай!", она доступна в русском переводе.
Так вот, в интервью с Сакаи очень много интересных деталей, характеризующих его как человека и я не могу не привести их здесь, с моими сокращениями (жж не позволит все выложить).
Полный источник в VK
Сабуро Сакаи (26 августа 1916 - 22 сентября 2000)
Ко дню рождения известного японского лётчика-аса Сабуро Сакаи я подготовил рассказ о моей личной встрече с этим легендарным человеком. Эта встреча была во многом неожиданной для меня самого, и, честно признаться, до того момента об этом человеке я не знал почти ничего, поскольку не сильно-то интересовался историей Японии во Второй Мировой войне. Довольствуясь общеизвестными сведениями, я лишь слышал о некоем японском летчике, который выжил после попадания в голову пули из крупнокалиберного пулемета, что с точки зрения военной медицины является случаем уникальным. Но и эта информация воспринималась мною тогда как этакая военная байка на уровне «чем больше в армии дубов, тем крепче оборона». Ни имени, ни подробностей биографии этого японского летчика я не запомнил.
Можно было бы долго рассказывать, как я очутился в Японии и как попал на ту памятную встречу с Сабуро Сакаи, но я не стану этого делать - это история долгая и к делу не относящаяся. Скажу лишь, что мои японские товарищи в один прекрасный день предложили мне посетить мини-конференцию в аэроклубе города Окаяма, на которой выступал этот прославленный японский ас. И я, в ту пору уже весьма хорошо понимавший японский язык, согласился скорее из вежливости, заранее ожидая весьма скучное времяпровождение. О, как же я ошибался! После той встречи я живо заинтересовался историей японской авиации и изучил немало материалов, чтобы в полной мере понять, о чём сказал Сабуро Сакаи. Сейчас я уже не смогу дословно и точно воспроизвести всё, что японский ас говорил на той встрече, и поэтому мой рассказ будет иметь форму этакого изложения по памяти, приправленного моими комментариями.
Прежде всего, Сабуро Сакаи производил впечатление «молодого человека лет восьмидесяти», весёлого, энергичного, общительного и очень позитивного, причём все эти его качества были не напускными, а выглядели очень естественно. Он с интересом оглядел собравшихся, и выделив среди всех нас, иностранцев, поинтересовался откуда мы и поприветствовал отдельно. Узнав, что я из России, он выдал не стандартное японское «ооо самуй нэ» (о, холодно!), к которому я уже успел привыкнуть, а сказал, что очень рад встретить представителя страны, являющейся признанным авиакосмическим лидером, и добавил, что всегда хотел посетить музей ЛИИ имени Громова. Я очень хорошо запомнил этот момент, сразу решив, что передо мной человек как минимум неординарный. Собравшиеся стеснялись начать задавать вопросы, и поэтому Сабуро Сакаи стал рассказывать сам, заявив, что лучше сразу ответить на «стандартные» вопросы, не дожидаясь их. Выглядело это более чем необычно, поскольку в Японии перед конференциями среди собравшихся принято заранее согласовывать, кто какой вопрос задаст и в какой очередности. А так как мы попросту не успели этого сделать, Сакаи-сан сам вывел нас из затруднительного положения, так сказать, возглавив парад. Это был второй момент в пользу того, что человеком он был экстраординарным, готовым смело ломать существующие стереотипы, если они мешают делу. Среди японцев я такое качество встречал нечасто.
Начал Сабуро Сакаи с того, что рассказал, почему решил поступить служить именно на флот. Обстоятельства, в которых он оказался в шестнадцатилетнем возрасте, прекрасно известны из его автобиографической книги, однако истинная подоплека выбора была не такой уж простой.
«Помните, что бытие определяет сознание!» - сказал Сакаи-сан. - «Для нас, молодежи периода Тайсё и ранних лет периода Сёва, если мы желали поступить на государственную службу, но не имели богатых и влиятельных родственников, особого выбора не существовало. В Японии тогда было три основных политических клана, а следовательно три направления государственной службы - гражданская служба, армия или флот, и между тремя этими «корпорациями» шла яростная борьба за власть и влияние.
Для гражданской службы требовалось образование, а это хорошая успеваемость в учебе, с которой я не справился.
Армия была структурой клановой и крайне националистической. Безумная агрессивность и неразборчивость в способах достижения влияния заменяли армейскому командованию мозги. Никто тогда об этом вслух не говорил, но все знали, что за мятежами и покушениями на политиков и общественных деятелей, выступавших против агрессивного внешнеполитического курса Японии, стоит именно армия. Когда говорят о японском милитаризме и его идеологах, то чаще всего вспоминают именно армию. Именно армейское командование, полностью захватив власть в самой Японии в начале сороковых годов и будучи совершенно неспособным сделать шаг назад, было главным инициатором войны с западными державами на Тихом океане. Именно армия совершила самые тяжкие военные преступления, за которые до сих пор расплачивается вся Япония.
На этом фоне уже тогда перспектива поступления в третий военно-политический клан, то есть на флот, выглядела весьма заманчивой альтернативой. Командование флота имело репутацию значительно более интеллектуального сообщества, исповедующего значительно более либеральные и менее агрессивные взгляды на международную политику, так что в ряды флота стремилась попасть более образованная молодёжь. Впрочем, все это жизни новобранцев никак не облегчало»
Относительно своих тогдашних личных взглядов Сабуро Сакаи сказал:
«Нас воспитывали в атмосфере непререкаемого патриотизма и любви к императору. Мы выросли на идеях создания «Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания»... под руководством Японии, разумеется. Нам каждый день внушали мысли о превосходстве японской нации над всеми другими народами, а представители патриотических обществ по несколько раз в неделю выступали в школе, рассказывая о зверствах белых колонизаторов в Континентальной Азии, и как приветствуют китайцы и корейцы своих японских избавителей. Мы росли на историях о героических подвигах японских солдат и генералов в Китайско-японской и Русско-японской войнах, победа в которых, разумеется, объяснялась превосходством Японии над дикарями. Не имея вообще никакой альтернативной точки зрения, как мы могли думать иначе? Более того, любое мнение или высказывание, выставляющее действия Японии в негативном свете, или даже просто недостаточно патриотичное, вызывали у нас искреннее возмущение. Если вы хотите осудить меня за убеждения молодости, то встаньте на моё место. Неужели вы думаете, что родившись в Японии в одно время со мной, вы имели бы мировоззрение, чем-то отличающееся от моего?»
Также Сабуро Сакаи высказывался по поводу причин начала войны и личности адмирала Ямамото:
«Фактически перед войной флот оказался в подчиненном положении у армии, поскольку именно армейские чины под руководством генерала Тодзё встали во главе всей внешней политики Японии. Все знают, что адмирал Ямамото никогда не поддерживал ни союза с Германией и Италией, ни тем более войны против США, ведь до войны он работал в Вашингтоне и прекрасно знал, что у Японии против такого могущественного и передового государства нет никаких шансов. Более того, адмирал Ямамото вообще был принципиальным противником военной экспансии и жестко критиковал войну в Китае, за что подвергался публичной травле со стороны армейских чинов. Когда генерал Тодзё стал премьер-министром, адмирал Ямамото оказался буквально под домашним арестом, в шаге от смерти. Почему его не убили? Кажется, причин было две. Во-первых, адмирала Ямамото попросту некем было заменить, потому что в войне против США у Японии просто не было других морских военачальников такого уровня. А во-вторых, я думаю, руководство армии просто побоялось расправиться с Ямамото, поскольку сделай они это, и очень велика была бы вероятность не войны против США, а войны Императорского флота против Императорской армии. Ситуация и без того была накалена до предела, поэтому Тодзё решил не расправляться с Ямамото, которого ненавидел. Тем не менее, Императорский флот с приходом генерала Тодзё на пост премьер-министра перестал как-либо влиять на внешнюю политику и позволил втянуть себя в войну, масштабов и характера которой армейское командование попросту не понимало. А ведь прояви руководство флота побольше решимости и стремления не допустить захвата высших политических должностей людьми от армии, то, возможно, и войны бы не было. Адмирал Ямамото был глубоко несчастным человеком, который уже в первый день планирования атаки на Перл-Харбор прекрасно знал, чем вся эта затея закончится... впрочем, все вы прекрасно знаете о его публичных высказываниях на этот счёт. Я уверен, адмирал не хотел дожить до конца этой войны. Впрочем, тогда я во все эти внутриполитические конфликты не сильно вникал, ведь я был всего лишь унтер-офицером, и вообще это было не моего ума дело. Лишь много лет спустя я стал пытаться всё это осмыслить.»
Полагаю, что нет никакой нужды пересказывать весь боевой путь Сабуро Сакаи, всё это известно из его автобиографической книги. Хочу остановиться лишь на паре моментов, которые были затронуты в ходе той конференции и подвигли меня на более детальное изучение войны на Тихом океане. Особенно характерно то, что эти моменты так или иначе касаются непосредственного одной личности - Минору Гэнда.
Насколько я знаю, в ряде интервью Сабуро Сакаи выражался в адрес Минору Гэнда очень крепко. И немудрено. Этот офицер, ставший непосредственным командиром Сакаи в начале 1945 года, был одной из самых мрачных, одиозных и неоднозначных личностей на Императорском флоте. Ни для кого не секрет, что именно Минору Гэнда был главным идеологом массированного использования авианосцев, и это именно он, под общим руководством адмирала Ямамото, спланировал атаку на Перл-Харбор. После войны на международном суде над японскими военными преступниками американцы отправляли на виселицу и за гораздо меньшие «подвиги», но Минору Гэнда каким-то образом даже не попал в список обвиняемых! В то время как большинство летчиков, и Сабуро Сакаи в том числе, после войны остались ни с чем, погрузившись в нищету, Минору Гэнда сделал головокружительную карьеру в создаваемых при помощи США Силах Самообороны Японии, был Америкой награждён и обласкан. Позже Гэнда печально прославился коррупционным скандалом при принятии в Японии на вооружение истребителя F-104, стоившим ему карьеры военного, но не отправился на пенсию, а стал ультра-консервативным политиком, выступающим за повторную милитаризацию Японии. Он жёстко критиковал закон об отказе Японии от ядерного оружия. За этим мрачным человеком всегда следовала тень заговора и предательства. Многие историки подозревают, что Минору Гэнда, очевидно, весьма умело приторговывал совестью, работая на американцев ещё с 1940 года, но прямых доказательств этому нет. Простодушный и честный Сабуро Сакаи явно не любил Гэнда.
Так или иначе, больше всего собравшихся тогда интересовала именно послевоенная жизнь Сабуро Сакаи, в то время как сам он, видимо, рассказами об этом периоде своей жизни несколько тяготился. В конце концов, он рассказал довольно много, но я приведу по памяти лишь те отрывки, которые больше всего мне запомнились.
Так, например, Сабуро Сакаи очень интересно рассказал о японском летчике Садааки Акамацу. Биография этого необычного человека известна, но Сакаи-сан рассказал ряд любопытных, если так можно выразиться, «бытовых» подробностей, еще лучше раскрывающих Акамацу как личность.
«В день капитуляции в Ацуги (авиабаза, где служил Акамацу) произошел настоящий бунт, одним из зачинщиков которого был Мацу-тян (так летчики называли Акамацу между собой). Он напился, ходил по авиабазе, всех там бил, пинал, орал, бил стекла, и в конце концов, чтобы его успокоить, его напоили до полнейшего беспамятства, связали и затолкали в казарму, чтобы его не застрелили солдаты, которые пришли наводить порядок. Вернувшись после войны домой на Сикоку, он совсем пошёл вразнос. Его больше не сдерживала военная дисциплина и пить он начал каждый день, причем так, что о его проделках знал весь город. Я слышал, что люди даже рассказывали друг другу, где именно и когда находится Акамацу, чтобы не попадаться ему на глаза - потому что напиваясь, он всегда искал с кем бы подраться, и всегда выходил из драк победителем, даже если на него пытались нападать целой толпой. Местные женщины легкого поведения просто разбегались при его появлении, потому что Акамацу никогда не платил за их услуги. Денег у него не было. Полиция не могла понять, что с ним делать, поскольку даже арестовывать его было опасно. В полицейском участке Акамацу, когда его поместили в камеру задержания, сначала избил сокамерников, а потом заставил их маршировать строем и во все горло петь военные песни. Но это было только начало, потому что он стал откровенно требовать у полицейских деньги на выпивку, и закончилось это тем, что сама полиция начала покупать ему виски, чтобы он только замолчал. Уже в середине 60-х, когда у людей начали появляться свободные деньги, мы, бывшие сослуживцы Акамацу, и жители города Коти, собрали достаточную сумму, чтобы купить для него небольшой самолёт Пайпер Каб. Мы надеялись, что возврат к лётной работе хоть как-то положительно повлияет на этого неуёмного человека, и в общем-то, в определенной степени оказались правы. Акамацу был в восторге и не пил целую неделю - но только пока изучал новый самолет. В дальнейшем он почти никогда не летал трезвым и поэтому его попросили летать над морем, искать для местной рыболовной компании косяки рыбы. Над населёнными же районами Акамацу летать строжайше запретили, пригрозив, что отберут самолёт. Угроза подействовала, но всё равно его любимым развлечением осталось выполнение боевых заходов на рыболовные траулеры. Было много скандалов. Когда здоровье уже не позволяло ему летать, он открыл в городе питейное заведение, в котором сам же работал вышибалой, и регулярно напивался в компании друзей. Хоть и говорят, что дурака и простуда не берет, но умер Акамацу именно от воспаления легких и застарелого алкоголизма. Многие уже просто не хотели общаться с ним, но на похоронах присутствовало много людей. Не знаю даже, как это объяснить... то ли Мацу-тян был местной достопримечательностью, то ли люди просто вздохнули с облегчением, когда этот сумасброд ушёл в лучший мир.»
Рассказывая о своей послевоенной жизни, Сабуро Сакаи явно старался оставаться нейтральным, но за ровным повествованием явно проглядывала некая «неразглашаемая подоплёка» того положения, в котором он оказался. В своей автобиографической книге бывший ас так же описал свою послевоенную жизнь очень кратко, и можно предположить, что сделано это было для того, чтобы не вызвать лишних вопросов, способных привести к неизбежному конфликту с некоторыми бывшими сослуживцами и американскими властями. Даже спустя десятилетия после окончания войны Сакаи-сан явно старался обойти некоторые, особо тяжелые для него моменты, но многое можно было понять по недосказанным фразам или путем сопоставления его слов с общеизвестной информацией.
«После капитуляции Японии все мы, военные летчики, разделились на две группы - на тех, кого приняли в создаваемые Силы Самообороны, и тех, кого не приняли. Меня не приняли, причём неспособность к летной работе из-за глазной травмы была отнюдь не главной причиной. За мной шла дурная слава смутьяна и вольнодумца, и так как я знал слишком много того, о чём при новой администрации высокие чины предпочли бы промолчать, меня просто вышвырнули без звания и пенсии. Не все об этом знают, но через три дня после капитуляции Японии мы в последний раз совершили боевой вылет на перехват американского самолета, который, как нам показалось, собирался провести бомбардировку города. Это был четырехмоторный Доминэйтор, который мы обстреляли и заставили спастись бегством, а потом выяснилось, что этот самолет был просто воздушным наблюдателем. Нам этого самовольного вылета не простили. Я попал в самый настоящий «черный список» оккупационных властей, которые записали меня в сумасшедшие фанатики, и внимательно следили, чтобы я не мог получить сколь-нибудь приличную работу. Нанимаясь на подённую работу, где платили сущие гроши, я часто был вынужден уходить, поскольку моим нанимателям прямо рекомендовали не иметь со мной дела. Для меня это были годы голода, нищеты и унижений, а ждать помощи было неоткуда. Это потом уже, когда я, внезапно для себя самого, вновь стал знаменитым, мне демонстративно предложили должность в Силах Самообороны. Но я отказался. По многим причинам. Во-первых, потому что должность мне предложили те, кто стремился таким образом лишь сохранить лицо перед общественностью. Не получи я неожиданную известность, эти люди даже не посмотрели бы в мою сторону, после капитуляции Японии я для них не существовал. Во-вторых, пригласили в Силы Самообороны лишь меня, а другие, более достойные предложенной должности люди, так и оставались в нищете. А в-третьих - было уже поздно. Моя жена Хацуо умерла от болезни, хотя её можно было спасти. Но ей никто не дал лекарства, хотя я и просил всех, кого мог.»
О своей неожиданной послевоенной известности Сабуро Сакаи рассказал так:
«Вы слышали эту историю, наверное. Во время патрулирования в районе Явы у меня был приказ сбивать любой вражеский самолет, но я не стал сбивать голландский DC-3, который повстречал, потому что он был полон женщин и детей. Как я мог совершить столь отвратительный поступок? Потом я очень долго молчал о том эпизоде, радовался, что был тогда в одиночном патруле, и всё время боялся, что японские войска могут захватить какие-то документы или рапорты противника, проливающие свет на случившееся. Мне тогда было бы несдобровать, потому что то, что я сделал, было прямым нарушением приказа. Мы летели так близко, что, без сомнения, все на том пассажирском самолете разглядели не только бортовой номер моего истребителя, но и моё собственное лицо!
В 1955 году эта история повернулась для меня совершенно неожиданной стороной. Пилот того DC-3 направил запрос, чтобы узнать по бортовому номеру Зеро имя лётчика, который не стал сбивать его самолет. Началось расследование и меня нашли. Причем нашли тогда, когда я потерял жену и был в совершенно ужасном состоянии. У меня даже не было приличной одежды, чтобы встретить пришедших ко мне американских военных! Представляете, американцы были искренне возмущены тем нищенским положением, в котором я оказался! «Почему такой порядочный человек стал таким ненавидимым?» - вот что они спросили. И так я неожиданно для себя из изгоя превратился в несправедливо обиженного, американская администрация пересмотрела своё отношение ко мне, а отвернувшиеся от меня бывшие командиры предложили вернуться на военную службу. А несколькими годами ранее они, узнай об этом случае, расправились бы со мной безо всякой жалости»
Известно, что эта история с пассажирским самолётом имела продолжение. Спустя десятилетия бывшая военная сестра милосердия, летевшая на том DC-3, тоже обратилась в Японский Красный Крест с просьбой помочь найти информацию о лётчике Зеро, проявившем столь благородное милосердие в дни неудержимого наступления Японии по всему Тихому океану. Как ни удивительно, но эта пожилая женщина даже не слышала, что лётчик уже давно найден, но, тем не менее, её поиски стали достоянием общественности, ещё более укрепив за Сабуро Сакаи славу человека гуманного, а не сумасшедшего фанатика, кем его долгое время считали после войны. Сам же японский ас о своей послевоенной жизни рассказывал следующее:
«Мне нужно было как-то прокормиться и поэтому я решил открыть небольшой магазинчик печатной продукции. Дело в том, что одно время я работал разносчиком корреспонденции и сильно уставал. Это надоумило меня сделать так, чтобы люди сами приходили ко мне за газетами и журналами. А пару лет спустя я сумел поднакопить денег и купить небольшой типографский станок, на котором печатал разные объявления, и так зарабатывал. Хоть я и овдовел, но все равно был не один. Родственники моих погибших боевых друзей бедствовали ещё больше меня и поэтому я пригласил их к себе работать. Так мы и жили все вместе, работали вместе, кушали вместе, утешали друг друга, как могли. Это было тяжёлое для Японии время, но мы поддерживали друг друга и так выжили.»
Удивительно то, что Сабуро Сакаи, по его собственным словам имевший на Императорском флоте плохую «репутацию смутьяна и вольнодумца», на проверку оказался куда как более адекватным и порядочным человеком, чем многие его сослуживцы, которые предпочли забыть о родственниках погибших боевых товарищей. Перешедшие на службу, подчинённую новой администрации, то ли тряслись за свои места, панически боясь запятнать свою «безупречную» репутацию связями с родственниками погибших, то ли просто были карьеристами, не считающими нужным хоть как-то помочь оказавшимся в нищете и бесправии людям. Громогласно исповедуя идеалы Бусидо при одной власти, эти люди быстро забыли об их истинной сути при другой, заделавшись поборниками американской демократии и западных ценностей. Сабуро Сакаи тоже не единожды публично заявлял, что с уважением относится к западной демократии, но при этом его уважение никогда не было слепым или заискивающим. Вот что он сказал по этому поводу.
«Почему Япония потерпела поражение? Знаете, причин множество, но давайте попробуем выделить главное. Это было столкновение двух принципиально разных цивилизаций, двух очень разных систем ценностей. С одной стороны Япония, управляемая не до конца вышедшими из отсталого средневековья людьми, витающая в мире собственных геополитических иллюзий, имеющих очень мало общего с действительностью. Чего стоило одно утверждение о том, что мы, японцы, божественного происхождения, и поэтому все остальные народы должны быть нами завоеваны? Вам не кажется, что для множества народов и наций это звучало по меньшей мере смешно? А ведь мы искренне верили в это! С другой стороны был весь остальной мир, смотревший на Японию как на сумасшедшего, творящего невесть что.
Причем, выражалась косность и порочность системы ценностей старой Японии буквально во всем! Особенно наглядно я могу показать это на примере военной иерархии, когда мы, летчики, сражавшиеся в небе с врагом, были зачастую рядовым составом, а отпрыск богатого семейства, окончивший престижное военное учебное заведение по протекции влиятельных родственников, получал офицерское звание и повышения по службе буквально ни за что! Доходило до того, что для нас было безопаснее оставлять таких на земле, если им вдруг хотелось пойти в бой. Были, конечно, исключения, такие как Дзюнити Сасаи, например, но общей порочной системы это не меняло. Уже хотя бы поэтому Япония не могла победить.
А теперь сравните нас тогда с Соединенными Штатами Америки того же времени. Они имели прекрасно отлаженную и выверенную структуру вооруженных сил, где на должности назначались люди по способностям, а не по критерию происхождения и престижа учебного заведения, которое они окончили. Проявившие способности и добившиеся успеха в бою летчики повышались в звании, отправлялись на дополнительное обучение, назначались на командные должности. В США, как и у нас, авиация была разделена на армейскую и флотскую, каждая использовала свои собственные самолеты, но при этом между ними было тесное взаимодействие, суммирование боевого опыта и общий штаб ВВС. Американские летчики не подвергались таким побоям и унижениям со стороны инструкторов, как это было у нас, но разве американцы сражались хуже? Наша пропаганда кричала, что американцы - трусы и слабаки, а в действительности они оказались умелыми воинами и готовыми на массовое самопожертвование отчаянными храбрецами. Разве те дни, когда мы сбивали их самолеты десятками в день, но при этом они упорно продолжали летать и сражаться, не являются доказательством их храбрости, проистекающей из твёрдой уверенности в правоте своего дела? В нас веру в правильность японской системы ценностей заколачивали палками. А для поднятия боевого духа американских летчиков палки были не нужны. Так какая система ценностей получается лучше?
Мы потерпели поражение в первую очередь из-за нашей ментальной и общественной отсталости, из-за общественного строя и системы ценностей, которые не отвечали требованиям времени. А недостаток ресурсов и промышленной мощи лишь ускорили наше поражение, которое было неминуемо с самого начала. Вот и получается, что более гибкая, более совершенная и более гуманная американская цивилизация одержала победу над менее совершенной и гуманной японской, которая, к тому же, напала первой. Это и есть главная и фундаментальная причина поражения Японии.»
Спустя годы Сабуро Сакаи снова женился, и его вторая жена Хару подарила ему сына и двух дочерей, одна из которых поехала на учебу в США и вышла там замуж за американца. Сам же бывший японский ас после выхода в свет в 1957 году автобиографической книги воспоминаний стал известным и уважаемым человеком, и особенно его уважают в Японии за то, что он никогда не торговал совестью, ни разу не уронил достоинства и не потерял лицо ни в каких жизненных невзгодах. Сабуро Сакаи часто приглашали в школы, где, выступая перед молодым поколением японцев, он любил повторять «никогда не сдавайтесь». Известен Сабуро Сакаи ещё и тем, что после войны поклялся больше не убить ни одно живое существо и являлся последовательным сторонником полной демилитаризации послевоенной Японии, что приводило в бешенство националистов, желавших видеть Сакаи-сан воинственным героем-патриотом. Сабуро Сакаи и был патриотом своей страны, только патриотом честным, а не показным. На этом статью воспоминаний о моей неожиданной встрече с этим легендарным человеком можно было бы закончить, но я хочу рассказать о самом, наверное, интересном моменте той мини-конференции, потому что Сабуро Сакаи сказал... о России. На дворе стоял 1997 год, и многие из читателей знают, что это было за время. То, что тогда сказал Сабуро Сакаи, на мой личный взгляд, более чем полно раскрывает его как личность. А вот насколько он был тогда прав, пусть каждый решит для себя сам.
«Я видел Юрия Гагарина. Знаете, когда в апреле 1961 года пришла новость о первом полёте человека в космос, в Японии творилось нечто невообразимое! Люди бегали по улицам, орали и хохотали, будто наступил новый год. Я читал газету и мне воздуха не хватало, было такое ощущение, будто мне поднесли чашу с эликсиром бессмертия. А потом из ближайшей школы прибежала целая орава детей, они скакали вокруг меня и требовали, чтобы я напечатал портреты Гагарина, которыми они потом оклеили все углы и столбы в округе. Сложно передать те чувства, что я испытал в те дни. Понимаете, это была атмосфера всемирного праздника, ни у одного нормального человека тогда и мысли не возникло, что в космос полетели военные из Советского Союза, угрожающего всему свободному миру. Люди опьянели от осознания величия самого свершения и для всех было очевидно одно - для всего человечества это сделали русские. Осознавать, что это сделали мы, люди, что нашими, человеческими стараниями просторы Вселенной достижимы - этого было достаточно, чтобы тут же потерять голову и выскочить на улицу, начав поздравлять всех встречных подряд. А мелкие дрязги и зубовный скрежет остались для кучки карьеристов и властолюбцев, потерявших человеческий облик. А потом Гагарин приезжал в Японию, и я его видел.
Тогда же я всерьез заинтересовался Россией, престиж которой достиг неслыханных высот. И вот что я понял: при всем величии русского народа, одного из самых передовых и гуманных народов на Земле, Советский Союз в том виде, в котором он был - это было явление во многом наносное, духу русского народа не до конца свойственное. Уже тогда я подумал, что в течение жизни нашего поколения, а может быть и раньше, СССР очень сильно переменится и откажется от слепого следования коммунистическим идеям. Нельзя было толком сказать, как именно будут происходить эти изменения, но аналогичность косного догматизма довоенной Японии и «совершенного и единственно правильного» учения марксизма в Советском Союзе встала передо мной так ярко, что сомнений почти не осталось. Плохо то, что эти перемены произошли на территории СССР далеко не по самому безболезненному пути, хотя, признаться, и не по самому худшему. Сегодня мы видим, как Россия переживает тяжёлое время, люди массово сталкиваются с нищетой, безработицей и преступностью, но даже в этом есть одна исключительно положительная черта! Эти трудности не смогут сломить русский народ, переживший в своей истории куда более страшные катастрофы, да такие, от подобных которым без следа исчезали целые цивилизации! Поражение в Холодной войне, утрата мирового лидерства, я уверен, временная, будет иметь плохие последствия лишь в кратковременной перспективе и окажет гнетущее влияние только на нынешнее поколение русских людей. Вы должны быть к этому духовно готовы. Так же как и мы, японцы, после войны сказали себе, что мы, наше поколение, уже никогда не будет жить богато и счастливо, но наши дети - будут, так и вы, нынешнее поколение русских, настройте себя на напряжённый каждодневный труд во благо. И тогда в долгосрочной перспективе нынешние события неизбежно будут иметь для России очень положительные последствия. Республики бывшего СССР всё равно объединятся обратно, потому что ментально и культурно вы очень близки, всегда были между собою равны и рознь для вас просто противоестественна. У нас в Японии есть пословица «страсти нет в делах обжоры». А русский народ, голодный, которому есть, чего хотеть, и несущий в себе такие благородные задатки, подарит миру ещё не одного человека, подобного Юрию Гагарину. Тот же, кто всё время, пока русские боролись за жизнь, сытно кушал, да ещё и за чужой счет, сможет разве что держаться за больной живот и бессмысленно вздыхать.»
Вот и всё, что я хотел рассказать о той встрече. Написание этой статьи затянулось более чем на месяц, потому что многое я позабыл и мне пришлось просить японских друзей вспоминать эпизоды той встречи, чтобы восстановить сказанное Сабуро Сакаи как можно более точно. Также о многом я решил просто не писать, поскольку это было бы просто моими домыслами, и к тому же о многих событиях, произошедших в послевоенной жизни Сабуро Сакаи, говорить ещё просто не время. Хотя, не скрою, что за этот месяц материала накопилось, наверное, на целый десяток статей по японской авиации. Скажу лишь, что нападки на отставного аса в Японии со стороны ряда лиц не прекращались вплоть до его смерти в сентябре 2000 года, а уже после смерти некоторые заинтересованные лица не могли удержаться, чтобы не попытаться очернить его память. Не всем пришлась по душе объективность и честность бывшего военного летчика, а также критика «важных лиц» с его стороны. Про Сабуро Сакаи рассказывали всякое, утверждали, что его курсанты его ненавидели, сослуживцы называли лжецом за приписываемые себе победы, обвиняли даже в соучастии в финансовых махинациях - хотя в каких махинациях мог принимать участие хозяин книжного магазина и типографии, непонятно. При жизни его пытались споить, пытались купить, потому что для разного рода политических сил его публичное слово поддержки значило много. Об обстоятельствах смерти Сабуро Сакаи известно то, что он, всю жизнь бывший человеком абсолютно непьющим, 22 сентября 2000 года, в возрасте 84 лет, был вынужден присутствовать на торжественном приёме ветеранов в Токио, где американские гости поднесли ему бокал шампанского. Не имея возможности отказаться, Сабуро Сакаи выпил шампанское и это спровоцировало сердечный приступ, от которого прославленный ас скоропостижно скончался. На его похоронах присутствовали лишь четверо его бывших сослуживцев. Остальных Сабуро Сакаи, несмотря на все выпавшие на его долю невзгоды, смог пережить и уйти из этого мира, так и не нарушив буквы Бусидо, не предав память своих боевых товарищей, не продав своей совести, и, кажется, вместе с этим сумев добиться гармонии и понимания с окружающим миром.
Антон Snoll Закрылкин, 2016 год
В корневом посту ЗДЕСЬ в самом низу есть несколько ссылок на тэги по тем статьям.
Сегодня был приятно удивлен и обрадован, увидев современное интервью (!) нашего соотечественника (!!) в 1997 году с лучшим японским асом Сабуро Сакаи (!!!). Напомню, среди его подвигов:
- минимум 28 сбитых самолетов
- смог вернуться на аэродром, буду раненым в голову пулей
- потерял глаз, но продолжил летать
- вступил в бой одноглазым на старом Zero с 15 новыми американскими Хэллкэтами, сумел перевиражить их и вернуться без единой пробоины
После войны написал очень интересную книгу "Самурай!", она доступна в русском переводе.
Так вот, в интервью с Сакаи очень много интересных деталей, характеризующих его как человека и я не могу не привести их здесь, с моими сокращениями (жж не позволит все выложить).
Полный источник в VK
Сабуро Сакаи (26 августа 1916 - 22 сентября 2000)
Ко дню рождения известного японского лётчика-аса Сабуро Сакаи я подготовил рассказ о моей личной встрече с этим легендарным человеком. Эта встреча была во многом неожиданной для меня самого, и, честно признаться, до того момента об этом человеке я не знал почти ничего, поскольку не сильно-то интересовался историей Японии во Второй Мировой войне. Довольствуясь общеизвестными сведениями, я лишь слышал о некоем японском летчике, который выжил после попадания в голову пули из крупнокалиберного пулемета, что с точки зрения военной медицины является случаем уникальным. Но и эта информация воспринималась мною тогда как этакая военная байка на уровне «чем больше в армии дубов, тем крепче оборона». Ни имени, ни подробностей биографии этого японского летчика я не запомнил.
Можно было бы долго рассказывать, как я очутился в Японии и как попал на ту памятную встречу с Сабуро Сакаи, но я не стану этого делать - это история долгая и к делу не относящаяся. Скажу лишь, что мои японские товарищи в один прекрасный день предложили мне посетить мини-конференцию в аэроклубе города Окаяма, на которой выступал этот прославленный японский ас. И я, в ту пору уже весьма хорошо понимавший японский язык, согласился скорее из вежливости, заранее ожидая весьма скучное времяпровождение. О, как же я ошибался! После той встречи я живо заинтересовался историей японской авиации и изучил немало материалов, чтобы в полной мере понять, о чём сказал Сабуро Сакаи. Сейчас я уже не смогу дословно и точно воспроизвести всё, что японский ас говорил на той встрече, и поэтому мой рассказ будет иметь форму этакого изложения по памяти, приправленного моими комментариями.
Прежде всего, Сабуро Сакаи производил впечатление «молодого человека лет восьмидесяти», весёлого, энергичного, общительного и очень позитивного, причём все эти его качества были не напускными, а выглядели очень естественно. Он с интересом оглядел собравшихся, и выделив среди всех нас, иностранцев, поинтересовался откуда мы и поприветствовал отдельно. Узнав, что я из России, он выдал не стандартное японское «ооо самуй нэ» (о, холодно!), к которому я уже успел привыкнуть, а сказал, что очень рад встретить представителя страны, являющейся признанным авиакосмическим лидером, и добавил, что всегда хотел посетить музей ЛИИ имени Громова. Я очень хорошо запомнил этот момент, сразу решив, что передо мной человек как минимум неординарный. Собравшиеся стеснялись начать задавать вопросы, и поэтому Сабуро Сакаи стал рассказывать сам, заявив, что лучше сразу ответить на «стандартные» вопросы, не дожидаясь их. Выглядело это более чем необычно, поскольку в Японии перед конференциями среди собравшихся принято заранее согласовывать, кто какой вопрос задаст и в какой очередности. А так как мы попросту не успели этого сделать, Сакаи-сан сам вывел нас из затруднительного положения, так сказать, возглавив парад. Это был второй момент в пользу того, что человеком он был экстраординарным, готовым смело ломать существующие стереотипы, если они мешают делу. Среди японцев я такое качество встречал нечасто.
Начал Сабуро Сакаи с того, что рассказал, почему решил поступить служить именно на флот. Обстоятельства, в которых он оказался в шестнадцатилетнем возрасте, прекрасно известны из его автобиографической книги, однако истинная подоплека выбора была не такой уж простой.
«Помните, что бытие определяет сознание!» - сказал Сакаи-сан. - «Для нас, молодежи периода Тайсё и ранних лет периода Сёва, если мы желали поступить на государственную службу, но не имели богатых и влиятельных родственников, особого выбора не существовало. В Японии тогда было три основных политических клана, а следовательно три направления государственной службы - гражданская служба, армия или флот, и между тремя этими «корпорациями» шла яростная борьба за власть и влияние.
Для гражданской службы требовалось образование, а это хорошая успеваемость в учебе, с которой я не справился.
Армия была структурой клановой и крайне националистической. Безумная агрессивность и неразборчивость в способах достижения влияния заменяли армейскому командованию мозги. Никто тогда об этом вслух не говорил, но все знали, что за мятежами и покушениями на политиков и общественных деятелей, выступавших против агрессивного внешнеполитического курса Японии, стоит именно армия. Когда говорят о японском милитаризме и его идеологах, то чаще всего вспоминают именно армию. Именно армейское командование, полностью захватив власть в самой Японии в начале сороковых годов и будучи совершенно неспособным сделать шаг назад, было главным инициатором войны с западными державами на Тихом океане. Именно армия совершила самые тяжкие военные преступления, за которые до сих пор расплачивается вся Япония.
На этом фоне уже тогда перспектива поступления в третий военно-политический клан, то есть на флот, выглядела весьма заманчивой альтернативой. Командование флота имело репутацию значительно более интеллектуального сообщества, исповедующего значительно более либеральные и менее агрессивные взгляды на международную политику, так что в ряды флота стремилась попасть более образованная молодёжь. Впрочем, все это жизни новобранцев никак не облегчало»
Относительно своих тогдашних личных взглядов Сабуро Сакаи сказал:
«Нас воспитывали в атмосфере непререкаемого патриотизма и любви к императору. Мы выросли на идеях создания «Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания»... под руководством Японии, разумеется. Нам каждый день внушали мысли о превосходстве японской нации над всеми другими народами, а представители патриотических обществ по несколько раз в неделю выступали в школе, рассказывая о зверствах белых колонизаторов в Континентальной Азии, и как приветствуют китайцы и корейцы своих японских избавителей. Мы росли на историях о героических подвигах японских солдат и генералов в Китайско-японской и Русско-японской войнах, победа в которых, разумеется, объяснялась превосходством Японии над дикарями. Не имея вообще никакой альтернативной точки зрения, как мы могли думать иначе? Более того, любое мнение или высказывание, выставляющее действия Японии в негативном свете, или даже просто недостаточно патриотичное, вызывали у нас искреннее возмущение. Если вы хотите осудить меня за убеждения молодости, то встаньте на моё место. Неужели вы думаете, что родившись в Японии в одно время со мной, вы имели бы мировоззрение, чем-то отличающееся от моего?»
Также Сабуро Сакаи высказывался по поводу причин начала войны и личности адмирала Ямамото:
«Фактически перед войной флот оказался в подчиненном положении у армии, поскольку именно армейские чины под руководством генерала Тодзё встали во главе всей внешней политики Японии. Все знают, что адмирал Ямамото никогда не поддерживал ни союза с Германией и Италией, ни тем более войны против США, ведь до войны он работал в Вашингтоне и прекрасно знал, что у Японии против такого могущественного и передового государства нет никаких шансов. Более того, адмирал Ямамото вообще был принципиальным противником военной экспансии и жестко критиковал войну в Китае, за что подвергался публичной травле со стороны армейских чинов. Когда генерал Тодзё стал премьер-министром, адмирал Ямамото оказался буквально под домашним арестом, в шаге от смерти. Почему его не убили? Кажется, причин было две. Во-первых, адмирала Ямамото попросту некем было заменить, потому что в войне против США у Японии просто не было других морских военачальников такого уровня. А во-вторых, я думаю, руководство армии просто побоялось расправиться с Ямамото, поскольку сделай они это, и очень велика была бы вероятность не войны против США, а войны Императорского флота против Императорской армии. Ситуация и без того была накалена до предела, поэтому Тодзё решил не расправляться с Ямамото, которого ненавидел. Тем не менее, Императорский флот с приходом генерала Тодзё на пост премьер-министра перестал как-либо влиять на внешнюю политику и позволил втянуть себя в войну, масштабов и характера которой армейское командование попросту не понимало. А ведь прояви руководство флота побольше решимости и стремления не допустить захвата высших политических должностей людьми от армии, то, возможно, и войны бы не было. Адмирал Ямамото был глубоко несчастным человеком, который уже в первый день планирования атаки на Перл-Харбор прекрасно знал, чем вся эта затея закончится... впрочем, все вы прекрасно знаете о его публичных высказываниях на этот счёт. Я уверен, адмирал не хотел дожить до конца этой войны. Впрочем, тогда я во все эти внутриполитические конфликты не сильно вникал, ведь я был всего лишь унтер-офицером, и вообще это было не моего ума дело. Лишь много лет спустя я стал пытаться всё это осмыслить.»
Полагаю, что нет никакой нужды пересказывать весь боевой путь Сабуро Сакаи, всё это известно из его автобиографической книги. Хочу остановиться лишь на паре моментов, которые были затронуты в ходе той конференции и подвигли меня на более детальное изучение войны на Тихом океане. Особенно характерно то, что эти моменты так или иначе касаются непосредственного одной личности - Минору Гэнда.
Насколько я знаю, в ряде интервью Сабуро Сакаи выражался в адрес Минору Гэнда очень крепко. И немудрено. Этот офицер, ставший непосредственным командиром Сакаи в начале 1945 года, был одной из самых мрачных, одиозных и неоднозначных личностей на Императорском флоте. Ни для кого не секрет, что именно Минору Гэнда был главным идеологом массированного использования авианосцев, и это именно он, под общим руководством адмирала Ямамото, спланировал атаку на Перл-Харбор. После войны на международном суде над японскими военными преступниками американцы отправляли на виселицу и за гораздо меньшие «подвиги», но Минору Гэнда каким-то образом даже не попал в список обвиняемых! В то время как большинство летчиков, и Сабуро Сакаи в том числе, после войны остались ни с чем, погрузившись в нищету, Минору Гэнда сделал головокружительную карьеру в создаваемых при помощи США Силах Самообороны Японии, был Америкой награждён и обласкан. Позже Гэнда печально прославился коррупционным скандалом при принятии в Японии на вооружение истребителя F-104, стоившим ему карьеры военного, но не отправился на пенсию, а стал ультра-консервативным политиком, выступающим за повторную милитаризацию Японии. Он жёстко критиковал закон об отказе Японии от ядерного оружия. За этим мрачным человеком всегда следовала тень заговора и предательства. Многие историки подозревают, что Минору Гэнда, очевидно, весьма умело приторговывал совестью, работая на американцев ещё с 1940 года, но прямых доказательств этому нет. Простодушный и честный Сабуро Сакаи явно не любил Гэнда.
Так или иначе, больше всего собравшихся тогда интересовала именно послевоенная жизнь Сабуро Сакаи, в то время как сам он, видимо, рассказами об этом периоде своей жизни несколько тяготился. В конце концов, он рассказал довольно много, но я приведу по памяти лишь те отрывки, которые больше всего мне запомнились.
Так, например, Сабуро Сакаи очень интересно рассказал о японском летчике Садааки Акамацу. Биография этого необычного человека известна, но Сакаи-сан рассказал ряд любопытных, если так можно выразиться, «бытовых» подробностей, еще лучше раскрывающих Акамацу как личность.
«В день капитуляции в Ацуги (авиабаза, где служил Акамацу) произошел настоящий бунт, одним из зачинщиков которого был Мацу-тян (так летчики называли Акамацу между собой). Он напился, ходил по авиабазе, всех там бил, пинал, орал, бил стекла, и в конце концов, чтобы его успокоить, его напоили до полнейшего беспамятства, связали и затолкали в казарму, чтобы его не застрелили солдаты, которые пришли наводить порядок. Вернувшись после войны домой на Сикоку, он совсем пошёл вразнос. Его больше не сдерживала военная дисциплина и пить он начал каждый день, причем так, что о его проделках знал весь город. Я слышал, что люди даже рассказывали друг другу, где именно и когда находится Акамацу, чтобы не попадаться ему на глаза - потому что напиваясь, он всегда искал с кем бы подраться, и всегда выходил из драк победителем, даже если на него пытались нападать целой толпой. Местные женщины легкого поведения просто разбегались при его появлении, потому что Акамацу никогда не платил за их услуги. Денег у него не было. Полиция не могла понять, что с ним делать, поскольку даже арестовывать его было опасно. В полицейском участке Акамацу, когда его поместили в камеру задержания, сначала избил сокамерников, а потом заставил их маршировать строем и во все горло петь военные песни. Но это было только начало, потому что он стал откровенно требовать у полицейских деньги на выпивку, и закончилось это тем, что сама полиция начала покупать ему виски, чтобы он только замолчал. Уже в середине 60-х, когда у людей начали появляться свободные деньги, мы, бывшие сослуживцы Акамацу, и жители города Коти, собрали достаточную сумму, чтобы купить для него небольшой самолёт Пайпер Каб. Мы надеялись, что возврат к лётной работе хоть как-то положительно повлияет на этого неуёмного человека, и в общем-то, в определенной степени оказались правы. Акамацу был в восторге и не пил целую неделю - но только пока изучал новый самолет. В дальнейшем он почти никогда не летал трезвым и поэтому его попросили летать над морем, искать для местной рыболовной компании косяки рыбы. Над населёнными же районами Акамацу летать строжайше запретили, пригрозив, что отберут самолёт. Угроза подействовала, но всё равно его любимым развлечением осталось выполнение боевых заходов на рыболовные траулеры. Было много скандалов. Когда здоровье уже не позволяло ему летать, он открыл в городе питейное заведение, в котором сам же работал вышибалой, и регулярно напивался в компании друзей. Хоть и говорят, что дурака и простуда не берет, но умер Акамацу именно от воспаления легких и застарелого алкоголизма. Многие уже просто не хотели общаться с ним, но на похоронах присутствовало много людей. Не знаю даже, как это объяснить... то ли Мацу-тян был местной достопримечательностью, то ли люди просто вздохнули с облегчением, когда этот сумасброд ушёл в лучший мир.»
Рассказывая о своей послевоенной жизни, Сабуро Сакаи явно старался оставаться нейтральным, но за ровным повествованием явно проглядывала некая «неразглашаемая подоплёка» того положения, в котором он оказался. В своей автобиографической книге бывший ас так же описал свою послевоенную жизнь очень кратко, и можно предположить, что сделано это было для того, чтобы не вызвать лишних вопросов, способных привести к неизбежному конфликту с некоторыми бывшими сослуживцами и американскими властями. Даже спустя десятилетия после окончания войны Сакаи-сан явно старался обойти некоторые, особо тяжелые для него моменты, но многое можно было понять по недосказанным фразам или путем сопоставления его слов с общеизвестной информацией.
«После капитуляции Японии все мы, военные летчики, разделились на две группы - на тех, кого приняли в создаваемые Силы Самообороны, и тех, кого не приняли. Меня не приняли, причём неспособность к летной работе из-за глазной травмы была отнюдь не главной причиной. За мной шла дурная слава смутьяна и вольнодумца, и так как я знал слишком много того, о чём при новой администрации высокие чины предпочли бы промолчать, меня просто вышвырнули без звания и пенсии. Не все об этом знают, но через три дня после капитуляции Японии мы в последний раз совершили боевой вылет на перехват американского самолета, который, как нам показалось, собирался провести бомбардировку города. Это был четырехмоторный Доминэйтор, который мы обстреляли и заставили спастись бегством, а потом выяснилось, что этот самолет был просто воздушным наблюдателем. Нам этого самовольного вылета не простили. Я попал в самый настоящий «черный список» оккупационных властей, которые записали меня в сумасшедшие фанатики, и внимательно следили, чтобы я не мог получить сколь-нибудь приличную работу. Нанимаясь на подённую работу, где платили сущие гроши, я часто был вынужден уходить, поскольку моим нанимателям прямо рекомендовали не иметь со мной дела. Для меня это были годы голода, нищеты и унижений, а ждать помощи было неоткуда. Это потом уже, когда я, внезапно для себя самого, вновь стал знаменитым, мне демонстративно предложили должность в Силах Самообороны. Но я отказался. По многим причинам. Во-первых, потому что должность мне предложили те, кто стремился таким образом лишь сохранить лицо перед общественностью. Не получи я неожиданную известность, эти люди даже не посмотрели бы в мою сторону, после капитуляции Японии я для них не существовал. Во-вторых, пригласили в Силы Самообороны лишь меня, а другие, более достойные предложенной должности люди, так и оставались в нищете. А в-третьих - было уже поздно. Моя жена Хацуо умерла от болезни, хотя её можно было спасти. Но ей никто не дал лекарства, хотя я и просил всех, кого мог.»
О своей неожиданной послевоенной известности Сабуро Сакаи рассказал так:
«Вы слышали эту историю, наверное. Во время патрулирования в районе Явы у меня был приказ сбивать любой вражеский самолет, но я не стал сбивать голландский DC-3, который повстречал, потому что он был полон женщин и детей. Как я мог совершить столь отвратительный поступок? Потом я очень долго молчал о том эпизоде, радовался, что был тогда в одиночном патруле, и всё время боялся, что японские войска могут захватить какие-то документы или рапорты противника, проливающие свет на случившееся. Мне тогда было бы несдобровать, потому что то, что я сделал, было прямым нарушением приказа. Мы летели так близко, что, без сомнения, все на том пассажирском самолете разглядели не только бортовой номер моего истребителя, но и моё собственное лицо!
В 1955 году эта история повернулась для меня совершенно неожиданной стороной. Пилот того DC-3 направил запрос, чтобы узнать по бортовому номеру Зеро имя лётчика, который не стал сбивать его самолет. Началось расследование и меня нашли. Причем нашли тогда, когда я потерял жену и был в совершенно ужасном состоянии. У меня даже не было приличной одежды, чтобы встретить пришедших ко мне американских военных! Представляете, американцы были искренне возмущены тем нищенским положением, в котором я оказался! «Почему такой порядочный человек стал таким ненавидимым?» - вот что они спросили. И так я неожиданно для себя из изгоя превратился в несправедливо обиженного, американская администрация пересмотрела своё отношение ко мне, а отвернувшиеся от меня бывшие командиры предложили вернуться на военную службу. А несколькими годами ранее они, узнай об этом случае, расправились бы со мной безо всякой жалости»
Известно, что эта история с пассажирским самолётом имела продолжение. Спустя десятилетия бывшая военная сестра милосердия, летевшая на том DC-3, тоже обратилась в Японский Красный Крест с просьбой помочь найти информацию о лётчике Зеро, проявившем столь благородное милосердие в дни неудержимого наступления Японии по всему Тихому океану. Как ни удивительно, но эта пожилая женщина даже не слышала, что лётчик уже давно найден, но, тем не менее, её поиски стали достоянием общественности, ещё более укрепив за Сабуро Сакаи славу человека гуманного, а не сумасшедшего фанатика, кем его долгое время считали после войны. Сам же японский ас о своей послевоенной жизни рассказывал следующее:
«Мне нужно было как-то прокормиться и поэтому я решил открыть небольшой магазинчик печатной продукции. Дело в том, что одно время я работал разносчиком корреспонденции и сильно уставал. Это надоумило меня сделать так, чтобы люди сами приходили ко мне за газетами и журналами. А пару лет спустя я сумел поднакопить денег и купить небольшой типографский станок, на котором печатал разные объявления, и так зарабатывал. Хоть я и овдовел, но все равно был не один. Родственники моих погибших боевых друзей бедствовали ещё больше меня и поэтому я пригласил их к себе работать. Так мы и жили все вместе, работали вместе, кушали вместе, утешали друг друга, как могли. Это было тяжёлое для Японии время, но мы поддерживали друг друга и так выжили.»
Удивительно то, что Сабуро Сакаи, по его собственным словам имевший на Императорском флоте плохую «репутацию смутьяна и вольнодумца», на проверку оказался куда как более адекватным и порядочным человеком, чем многие его сослуживцы, которые предпочли забыть о родственниках погибших боевых товарищей. Перешедшие на службу, подчинённую новой администрации, то ли тряслись за свои места, панически боясь запятнать свою «безупречную» репутацию связями с родственниками погибших, то ли просто были карьеристами, не считающими нужным хоть как-то помочь оказавшимся в нищете и бесправии людям. Громогласно исповедуя идеалы Бусидо при одной власти, эти люди быстро забыли об их истинной сути при другой, заделавшись поборниками американской демократии и западных ценностей. Сабуро Сакаи тоже не единожды публично заявлял, что с уважением относится к западной демократии, но при этом его уважение никогда не было слепым или заискивающим. Вот что он сказал по этому поводу.
«Почему Япония потерпела поражение? Знаете, причин множество, но давайте попробуем выделить главное. Это было столкновение двух принципиально разных цивилизаций, двух очень разных систем ценностей. С одной стороны Япония, управляемая не до конца вышедшими из отсталого средневековья людьми, витающая в мире собственных геополитических иллюзий, имеющих очень мало общего с действительностью. Чего стоило одно утверждение о том, что мы, японцы, божественного происхождения, и поэтому все остальные народы должны быть нами завоеваны? Вам не кажется, что для множества народов и наций это звучало по меньшей мере смешно? А ведь мы искренне верили в это! С другой стороны был весь остальной мир, смотревший на Японию как на сумасшедшего, творящего невесть что.
Причем, выражалась косность и порочность системы ценностей старой Японии буквально во всем! Особенно наглядно я могу показать это на примере военной иерархии, когда мы, летчики, сражавшиеся в небе с врагом, были зачастую рядовым составом, а отпрыск богатого семейства, окончивший престижное военное учебное заведение по протекции влиятельных родственников, получал офицерское звание и повышения по службе буквально ни за что! Доходило до того, что для нас было безопаснее оставлять таких на земле, если им вдруг хотелось пойти в бой. Были, конечно, исключения, такие как Дзюнити Сасаи, например, но общей порочной системы это не меняло. Уже хотя бы поэтому Япония не могла победить.
А теперь сравните нас тогда с Соединенными Штатами Америки того же времени. Они имели прекрасно отлаженную и выверенную структуру вооруженных сил, где на должности назначались люди по способностям, а не по критерию происхождения и престижа учебного заведения, которое они окончили. Проявившие способности и добившиеся успеха в бою летчики повышались в звании, отправлялись на дополнительное обучение, назначались на командные должности. В США, как и у нас, авиация была разделена на армейскую и флотскую, каждая использовала свои собственные самолеты, но при этом между ними было тесное взаимодействие, суммирование боевого опыта и общий штаб ВВС. Американские летчики не подвергались таким побоям и унижениям со стороны инструкторов, как это было у нас, но разве американцы сражались хуже? Наша пропаганда кричала, что американцы - трусы и слабаки, а в действительности они оказались умелыми воинами и готовыми на массовое самопожертвование отчаянными храбрецами. Разве те дни, когда мы сбивали их самолеты десятками в день, но при этом они упорно продолжали летать и сражаться, не являются доказательством их храбрости, проистекающей из твёрдой уверенности в правоте своего дела? В нас веру в правильность японской системы ценностей заколачивали палками. А для поднятия боевого духа американских летчиков палки были не нужны. Так какая система ценностей получается лучше?
Мы потерпели поражение в первую очередь из-за нашей ментальной и общественной отсталости, из-за общественного строя и системы ценностей, которые не отвечали требованиям времени. А недостаток ресурсов и промышленной мощи лишь ускорили наше поражение, которое было неминуемо с самого начала. Вот и получается, что более гибкая, более совершенная и более гуманная американская цивилизация одержала победу над менее совершенной и гуманной японской, которая, к тому же, напала первой. Это и есть главная и фундаментальная причина поражения Японии.»
Спустя годы Сабуро Сакаи снова женился, и его вторая жена Хару подарила ему сына и двух дочерей, одна из которых поехала на учебу в США и вышла там замуж за американца. Сам же бывший японский ас после выхода в свет в 1957 году автобиографической книги воспоминаний стал известным и уважаемым человеком, и особенно его уважают в Японии за то, что он никогда не торговал совестью, ни разу не уронил достоинства и не потерял лицо ни в каких жизненных невзгодах. Сабуро Сакаи часто приглашали в школы, где, выступая перед молодым поколением японцев, он любил повторять «никогда не сдавайтесь». Известен Сабуро Сакаи ещё и тем, что после войны поклялся больше не убить ни одно живое существо и являлся последовательным сторонником полной демилитаризации послевоенной Японии, что приводило в бешенство националистов, желавших видеть Сакаи-сан воинственным героем-патриотом. Сабуро Сакаи и был патриотом своей страны, только патриотом честным, а не показным. На этом статью воспоминаний о моей неожиданной встрече с этим легендарным человеком можно было бы закончить, но я хочу рассказать о самом, наверное, интересном моменте той мини-конференции, потому что Сабуро Сакаи сказал... о России. На дворе стоял 1997 год, и многие из читателей знают, что это было за время. То, что тогда сказал Сабуро Сакаи, на мой личный взгляд, более чем полно раскрывает его как личность. А вот насколько он был тогда прав, пусть каждый решит для себя сам.
«Я видел Юрия Гагарина. Знаете, когда в апреле 1961 года пришла новость о первом полёте человека в космос, в Японии творилось нечто невообразимое! Люди бегали по улицам, орали и хохотали, будто наступил новый год. Я читал газету и мне воздуха не хватало, было такое ощущение, будто мне поднесли чашу с эликсиром бессмертия. А потом из ближайшей школы прибежала целая орава детей, они скакали вокруг меня и требовали, чтобы я напечатал портреты Гагарина, которыми они потом оклеили все углы и столбы в округе. Сложно передать те чувства, что я испытал в те дни. Понимаете, это была атмосфера всемирного праздника, ни у одного нормального человека тогда и мысли не возникло, что в космос полетели военные из Советского Союза, угрожающего всему свободному миру. Люди опьянели от осознания величия самого свершения и для всех было очевидно одно - для всего человечества это сделали русские. Осознавать, что это сделали мы, люди, что нашими, человеческими стараниями просторы Вселенной достижимы - этого было достаточно, чтобы тут же потерять голову и выскочить на улицу, начав поздравлять всех встречных подряд. А мелкие дрязги и зубовный скрежет остались для кучки карьеристов и властолюбцев, потерявших человеческий облик. А потом Гагарин приезжал в Японию, и я его видел.
Тогда же я всерьез заинтересовался Россией, престиж которой достиг неслыханных высот. И вот что я понял: при всем величии русского народа, одного из самых передовых и гуманных народов на Земле, Советский Союз в том виде, в котором он был - это было явление во многом наносное, духу русского народа не до конца свойственное. Уже тогда я подумал, что в течение жизни нашего поколения, а может быть и раньше, СССР очень сильно переменится и откажется от слепого следования коммунистическим идеям. Нельзя было толком сказать, как именно будут происходить эти изменения, но аналогичность косного догматизма довоенной Японии и «совершенного и единственно правильного» учения марксизма в Советском Союзе встала передо мной так ярко, что сомнений почти не осталось. Плохо то, что эти перемены произошли на территории СССР далеко не по самому безболезненному пути, хотя, признаться, и не по самому худшему. Сегодня мы видим, как Россия переживает тяжёлое время, люди массово сталкиваются с нищетой, безработицей и преступностью, но даже в этом есть одна исключительно положительная черта! Эти трудности не смогут сломить русский народ, переживший в своей истории куда более страшные катастрофы, да такие, от подобных которым без следа исчезали целые цивилизации! Поражение в Холодной войне, утрата мирового лидерства, я уверен, временная, будет иметь плохие последствия лишь в кратковременной перспективе и окажет гнетущее влияние только на нынешнее поколение русских людей. Вы должны быть к этому духовно готовы. Так же как и мы, японцы, после войны сказали себе, что мы, наше поколение, уже никогда не будет жить богато и счастливо, но наши дети - будут, так и вы, нынешнее поколение русских, настройте себя на напряжённый каждодневный труд во благо. И тогда в долгосрочной перспективе нынешние события неизбежно будут иметь для России очень положительные последствия. Республики бывшего СССР всё равно объединятся обратно, потому что ментально и культурно вы очень близки, всегда были между собою равны и рознь для вас просто противоестественна. У нас в Японии есть пословица «страсти нет в делах обжоры». А русский народ, голодный, которому есть, чего хотеть, и несущий в себе такие благородные задатки, подарит миру ещё не одного человека, подобного Юрию Гагарину. Тот же, кто всё время, пока русские боролись за жизнь, сытно кушал, да ещё и за чужой счет, сможет разве что держаться за больной живот и бессмысленно вздыхать.»
Вот и всё, что я хотел рассказать о той встрече. Написание этой статьи затянулось более чем на месяц, потому что многое я позабыл и мне пришлось просить японских друзей вспоминать эпизоды той встречи, чтобы восстановить сказанное Сабуро Сакаи как можно более точно. Также о многом я решил просто не писать, поскольку это было бы просто моими домыслами, и к тому же о многих событиях, произошедших в послевоенной жизни Сабуро Сакаи, говорить ещё просто не время. Хотя, не скрою, что за этот месяц материала накопилось, наверное, на целый десяток статей по японской авиации. Скажу лишь, что нападки на отставного аса в Японии со стороны ряда лиц не прекращались вплоть до его смерти в сентябре 2000 года, а уже после смерти некоторые заинтересованные лица не могли удержаться, чтобы не попытаться очернить его память. Не всем пришлась по душе объективность и честность бывшего военного летчика, а также критика «важных лиц» с его стороны. Про Сабуро Сакаи рассказывали всякое, утверждали, что его курсанты его ненавидели, сослуживцы называли лжецом за приписываемые себе победы, обвиняли даже в соучастии в финансовых махинациях - хотя в каких махинациях мог принимать участие хозяин книжного магазина и типографии, непонятно. При жизни его пытались споить, пытались купить, потому что для разного рода политических сил его публичное слово поддержки значило много. Об обстоятельствах смерти Сабуро Сакаи известно то, что он, всю жизнь бывший человеком абсолютно непьющим, 22 сентября 2000 года, в возрасте 84 лет, был вынужден присутствовать на торжественном приёме ветеранов в Токио, где американские гости поднесли ему бокал шампанского. Не имея возможности отказаться, Сабуро Сакаи выпил шампанское и это спровоцировало сердечный приступ, от которого прославленный ас скоропостижно скончался. На его похоронах присутствовали лишь четверо его бывших сослуживцев. Остальных Сабуро Сакаи, несмотря на все выпавшие на его долю невзгоды, смог пережить и уйти из этого мира, так и не нарушив буквы Бусидо, не предав память своих боевых товарищей, не продав своей совести, и, кажется, вместе с этим сумев добиться гармонии и понимания с окружающим миром.
Антон Snoll Закрылкин, 2016 год